Андрей Неклюдов - Я – контрабандист
И вдруг, в начале марта, снова звонок:
– Вадим, паспорт готов? А сам ты готов? Я выслал тебе деньги на билет. Отдашь, когда отработаешь.
– Какой билет? – растерянно пробормотал я.
– Как какой? На самолет. До Владивостока. Через десять дней мы с тобой выходим в рейс.
– Так сразу? А позже нельзя?.. – мямлил я, пытаясь найти вескую причину, почему я не смогу вылететь (а в том, что я не полечу, я тогда не сомневался). – А сколько я у тебя пробуду?
– Месяца три, может, четыре. Откуда я знаю? Как получится. Заработаешь на жизнь и будешь дальше заниматься своей наукой.
– Ну нет! – решительно возразил я. – Меня на такой срок никто не отпустит. У нас отчет. И диссертацию я пишу. Я, конечно, попробую поговорить с начальством… Но вряд ли.
– Хорошо, я перезвоню тебе через три дня.
…В иллюминаторе – опять темнота, опять ночь, луна, а мы все летим…
«ИДИОТЫ»
«Что же делать?» – ломал я голову после Олегова звонка. Может быть, сама судьба дает мне шанс выбраться из той беспросветицы, в какую я попал с семьей, – заработать на жизнь, как говорит Олег, и спокойно продолжать свои исследования? Представится ли еще когда-либо такая возможность? Представится ли возможность побывать за границей, сходить в рейс? Но с другой стороны… Все бросить – текущую работу, модель, которую осталось только довести до ума, почти завершенную диссертацию, укатить на четыре месяца в полную неизвестность… Нет, на такое я не могу пойти. Да и чего я вообще ломаю голову! Меня просто не отпустят! Начальник ни за что не отпустит. Он знает, над чем я работаю, знает, насколько это важно. Так что все решится само собой.
На следующий день, помнится, я все тянул, прикидывая, с чего начать объяснение со своим руководителем.
– Хорошо, что зашел. У меня как раз к тебе разговор, – такими словами встретил меня шеф.
В первую минуту я даже опешил: он уже все знает?!!
– Как идет работа? – последовал дежурный вопрос.
– Нормально. Заканчиваю главу в отчет.
– А как с деньгами? Подрабатываешь где-то?
– Приходится. Недавно рыл колодец.
– Что ж… Значит, ты сможешь это время как-то продержаться.
– Какое время?
– С апреля по сентябрь. Дело в том, что с апреля по сентябрь нас отправляют в неоплачиваемый отпуск. Весь институт.
– А на что жить? – спросил я. – Колодец – дело случая.
– Не знаю, – помрачнел он. – Сам не знаю, на что жить. И чем все это кончится, – и он хлопнул ладонями по крышке стола: – Всё!
– Как же так?! – возмутился я. – А защита отчета?! А моя диссертация?
– Защита отчета переносится на осень. Если вообще осенью здесь что-то будет… А твоя диссертация, друг мой, это твое личное дело.
– Статья – тоже мое личное дело?! А конференция по золоту, где у нас с вами доклад?! А модель?! – я уже почти что кричал, совершенно забыв о том, что сам несколько минут назад собирался отпрашиваться. – Мы же будем терять квалификацию! Государство потеряет специалистов, месторождения, что могли быть открыты! Это тоже мое личное дело?!!
Мое возмущение оказало на шефа действие, сравнимое с действием запала на заряд.
– Идиоты!!! – вдруг закричал он еще громче меня, вскочил из-за стола, и лицо его побагровело и все пошло какими-то волнами. – Мы! Мы идиоты! Все мы! Средним классом захотели быть! Как в Америке. Демократии захотели! На митинги бегали. Болтунов всяких слушали, рты раззявив. «Перестройка», «рыночная экономика»! А теперь вон… картон по мусорным бачкам собирать будем! Чтобы на батон себе заработать. Интеллигенты хреновы! – он чуть не задыхался от распиравшего его гнева и отчаяния (таким шефа я видел впервые). – Когда в Прибалтике русских начали давить – молчали. Мол, там демократия строится. Геологические экспедиции стали ликвидировать одну за другой – тоже ничего, «необходимость новых экономических условий»… А теперь… когда самих за горло взяли – завопили! А кому мы теперь нужны?! Американцам? Что могли американцам продать, уже продали. Месторождения золота!.. Разведанные, готовенькие, только бери! Кубака на Чукотке! Пятьсот тонн металла! Воронцовское на Урале! Самые сливки! На разведку, подготовку их затрачены миллиарды! Годы! Люди положили на это жизни! Поколения геологов!.. Теперь продадим, деньги профукаем, и все. И больше с этих месторождений мы не получим ни копейки! На севере поселки брошены. Люди брошены! – он потряс в воздухе сжатым до побеления кулаком. – Нефть еще осталась, нефть продаем. А взамен что? Везут нам, как индейцам в период колонизации, стекляшки и безделушки. Все ларьки наполнены этой мишурой: жвачки, зажигалки разовые, пепси-кола, петарды, что рвутся у нас под окнами… У нас свое было лучше, много лучше! Все потеряли, разбазарили! Да что говорить…
Словно обессилев, шеф рухнул на стул, тяжело, со свистом дыша, как будто отчаянно боролся только что с кем-то, невидимым мне, но потерпел поражение.
– Что говорить, – повторял он уже тише, совсем тихо, точно это был уже другой человек, усталый, задавленный, разбитый. – Ничего не остается, надо приспосабливаться. Все как-то приспосабливаются. Кто свои коллекции минералов распродает, кто для дачников скважины бурит, а кто и колготками торгует с лотка. Кто на что горазд. Вам, молодым, легче. А вон Скрыплёв, доктор наук, старейший специалист по Забайкалью – я его недавно встречал, – телеграммы разносит. А ты тут со своей кандидатской…
Я смотрел на него, и мне казалось, что он постарел лет на двадцать. Он открыл ящик стола, достал какие-то таблетки. Я попрощался и вышел.
Придя домой, я сказал жене, что лечу на Дальний Восток.
– Зачем? – округлила Катя глаза.
– Чтобы не быть нищими.
– Папа, а ты привезешь мне куколку? – попросила дочка в день расставания.
– Будет тебе куколка, – пообещал я. – Самая лучшая.
…Самолет качнуло, и я вышел из оцепенения. «Уважаемые пассажиры, наш самолет идет на снижение, просьба пристегнуть ремни…»
Затяжное падение в бездну…
ПЕРВЫЕ СВЕДЕНИЯ О ПРЕДСТОЯЩЕМ ДЕЛЕ
Летящие навстречу огни проносятся, словно трассирующие пули. Сотрясение и ровный победный бег, завывание тормозящих турбин. Всеобщий вздох облегчения. Пассажиры встают. Для них рейс окончен. Для меня же все только начинается.
Все представления о времени и пространстве рухнули. Четырнадцать часов – и я на Дальнем Востоке. Я уже сижу в автомобиле рядом с Олегом. Я вылетал ночью, и здесь тоже ночь, только следующего числа.
Олегова «целика-камри» мчит нас по темному шоссе. После возгласов приветствия, рукопожатий, объятий мы оба молчим. Наверное, нужно время, чтобы мне свыкнуться со своим новым положением в другой части планеты. И с новым положением в жизни…
Олег следит за дорогой, за редкими проскакивающими мимо нас автомобилями. Внешне он почти не изменился. Лицо его, с черной, заостренной книзу бородкой, в очках с тонкой металлической оправой, меньше всего, по моим представлениям, походит на лицо коммерсанта. Это все тот же Олег, с которым мы прожили пять лет в одной комнате, с которым сплавлялись на дырявой лодке по буйной речке Менкюле. Или уже другой?
Я озираюсь по сторонам. Щетинятся голыми деревьями черные силуэты холмов. А над ними – все та же полная желтая луна. А может, и луна здесь другая?
Пока ехали, я стал задремывать, и мне привиделось, будто мы уже прибыли и Олег вводит меня в свою квартиру…
Реальная квартира с широким протяженным коридором, ведущим вправо, в комнаты, и большой кухней, расположенной слева от входа, почти не отличалась от той, рожденной сонной игрой воображения.
Одна из двух обширных комнат оказалась наполовину заваленной коробками, мешками, ворохами юбок и спортивных костюмов. Из коробки с игрушками торчали женские сапожки, а на углу аквариума стопкой лежали упакованные в целлофан бумажники.
– Это все ты понавез? – изумился я.
– Это уже остатки. Основную часть уже продали, – отвечал приятель. – У меня еще комната в соседнем подъезде служит складом.
– Сколько же ты привозишь?
– Сколько могу увезти, – усмехнулся он. – Обычно два КамАЗа полных нагружаем.
Я подавленно глядел на гору всевозможной одежды. Я слышал о «челноках», видел их по телевизору таскающими туго набитые сумки и воображал деятельность Олега (и свою предстоящую) примерно такой же. А тут два КамАЗа за рейс!
Мы сидели в кухне. Ольга, Олега жена, сонная (по владивостокскому времени было три часа ночи), чуть ли не с закрытыми глазами раскладывала нам остывший плов.
– И как ты это все продаешь? – не мог примириться я с фантастическими для меня объемами.
Олег кивнул жене:
– Вадим думает, я выхожу на базар… с телегой и ору, покупателей сзываю. Я продаю все это, не вставая с дивана! – захохотал он. – Набегают покупатели-оптовики, и бывает, в три-четыре дня все разлетается. Сейчас похуже, но тоже все уйдет. Что останется, Ольга продаст, пока мы будем в рейсе. Она еще лучше меня продает. По максимальной цене, – и он положил руку на плечо жене. Тотчас усталое выражение на ее лице сменилось благодарной улыбкой.
