Юлия Латынина - Там, где меняют законы
Зевнул и сказал:
— Вы чего нас-то задерживаете, а? Вы бы тех гадов задержали, которые по рабочему народу стреляют! А то сидят, директоров охраняют. А директора нашу кровь сосут!
— А что же вы тогда директоров-то не громите? — спросил Черяга, — вы бы не на рельсы ходили, а к особнякам.
— Ага! К особнякам! — сказал шахтер, — у них там бандиты и менты купленные. А на рельсах мы вроде как хозяева.
Денис вышел из комнаты, поманил за собой пальцем Петракова, который слушал весь диалог, прислонясь к косяку. Из кармана зам. начальника УВД торчала бутылка водки, и никто ему не делал замечания. Видимо, привыкли.
— Насчет утренней иномарки — это правда?
— Да, — сказал Петраков, — уже пятый человек то же рассказывает. Иномарка была крутая — видимо, «Мерседес», но некоторые говорят — БМВ. Номеров никто не запомнил…
— Не так много «Мерседесов» в городе, — с усмешкой сказал Черяга.
— Но номера были не наши. Ахтарские. Там народу втрое против нашего…
— А сколько километров до Ахтарска?
— Девяносто кеме… считай, сто.
— Вы что тут забыли, товарищ москвич? Журналистов нам мало?
Черяга обернулся. Позади него, широко расставив ноги, стоял человек с огромным брюхом и маленькими очками. Человек выглядел очень помятым. У него было помятое красное лицо, помятые форменные штиблеты, и даже полковничьи погоны на его кителе выглядели тоже помятыми. Судя по повадкам, полковник был начальником городского УВД.
— Я не журналист, — сказал Черяга. — Я следователь. И у меня убили брата.
— А ты знаешь, — спросил в упор помятый полковник, что твой брат за три месяца два раза привлекался — один раз за вымогательство, другой — за пьяную драку в ресторане?
— А что, это имеет значение? Его не поэтому убили.
— Не возил бы от братвы хлеб шахтерам, — вот и не убили бы.
— Я хотел бы помочь вам в расследовании, — сказал Черяга.
Начальник городского УВД широко улыбнулся.
— А пошел ты на хрен, москвич! — заявил он.
* * *Звонок о расстреле пикета застиг чернореченского мэра Курочкина в самую неподходящую минуту: Курочкин, несмотря на мирное свое происхождение, — в советской жизни он был бухгалтером, а после того владел сетью магазинчиков, — страстно любил оружие, и не далее как сегодня вечером один из угольных бизнесменов обрадовал мэра заграничной игрушкой — Аграм–2000. У «Аграма» был красивый, на манер турецкой сабли изогнутый рожок, удобная пластиковая рукоять с выдавленными ложбинами для трех пальцев, и короткое тупое рыльце, приспособленное под мощный натовский девятимиллиметровый патрон.
Курочкин сначала вертел автомат в руках, а потом поспешил во двор, прицелился и выстрелил. «Аграм» стрелять не захотел, и Курочкин было разобиделся, но тут оказалось, что господин мэр спъяну просто не довел до конца рукоятку затвора, и подвижные части умного механизма автоматически блокировались.
Курочкин передернул затвор, и вскоре обширное мэрское подворье огласилось хриплым лаем автоматной очереди, так что встрепенулись и загавкали псы в соседних домах, а бдящие соседские охранники, наоборот, прислушались и тут же расслабились: опять товарищ мэр изволил пулять в нарисованного на стене Гайдара.
— От так! — приговаривал Курочкин, точными очередями, по два-три патрона, высаживая обойму в кирпичную стену, освещенную прожектором, — от так!
— Геннадий Владимирович! Вас срочно! — затеребил мэра охранник с трубкой в руке.
— Ну кто там? Алло!
Трубка зачавкала что-то непонятное, и на лице Курочкина изобразилось живейшее изумление.
— Двое? Насмерть? Сейчас буду!
Курочкин в возбуждении повернулся к своему заму:
— Ты представляешь, Анастасий! Какие-то бандиты пикет обстреляли! Двое мертвых, трое раненых, выяснишь, где живут, отвезешь семьям еду, собери передачу качественную, рыбку красную, вон, со стола возьми, чего не доели. И по триста рублей из фонда администрации… или нет, двести рублей отвезешь, нехай им хватит.
— А кто же стрелял-то? — с изумлением спросил зам.
— Найдем! Найдем и три шкуры сдерем!
И тут в кармашке у мэра зазвонил сотовый.
— Курочкин слушает.
— Про пикет слыхал?
— Кто говорит? — закричал Курочкин.
— Слушай сюда, харя. Не кончишь с забастовкой, следующая пуля будет для тебя, въехал?
— Кто говорит? — отчаянно возопил Курочкин, но трубку уже бросили.
— Твою мать! — сказал бледнеющий мэр.
Мир внезапно поблек, трехэтажная усадьба как-то съежилась в размерах, и даже заграничный пистолет-пулемет «Аграм» больше не казался символом преуспеяния, навроде золоченой шпаги французского аристократа, а напоминал о бренности бытия.
* * *Было уже четыре часа утра, когда Денис Черяга подъехал на своем «Мерсе» к одноэтажному домику на окраине Чернореченска. Свет в домике еще горел: заслышав шум автомобиля, на крыльцо вышла сухонькая, маленькая женщина с седыми волосами и серыми большими глазами.
— Мама! — позвал Денис.
Женщина неверными шажками сошла с крыльца и ткнулась Денису под мышку.
— Дениска! — сказала она, — Дениска! А у нас несчастье.
— Я знаю, — проговорил Черяга.
Арина Николаевна горько заплакала.
Денис прошел в комнату и бросил на стол пластиковый пакет. В пакете были вещи из карманов Вадима: кошелек, ключи, записная книжка. Словом, все, не считая изъятого ТТ и обоймы к нему.
Комната была та самая, в которой он спал в детстве, — низенькая горница с деревянным полом и пружинной кроватью. Денису было лет двенадцать, когда в комнате прибавилась вторая кроватка, и в кроватке обосновался маленький плакучий сверточек — Вадим.
В детстве в комнате стоял большой шкаф с бельем и зеркало в деревянной раме. Дверца шкафа была постоянно закрыта, и по большим празникам мать открывала дверцу и доставала с верхней полки шоколадку. Шоколадок в это время в магазинах не было, и Денису казалось, что наверху шкафа есть необозримый запас сластей, но когда он наконец подобрал гвоздь и открыл дверцу, там была всего одна шоколадка.
Тогда же, в детстве, возле шкафа висела большая репродукция картины Айвазовского. На свадьбу родителям Дениса подарили огромную коробку конфет, а внутри коробки, поверх сластей, лежала эта репродукция. Коробку съели, а картинку повесили на стенку.
Теперь репродукции в комнате не было. В углу, около печки, стояла хорошая стереосистема. С флангов к черным динамикам примыкали две пустые бутылки из-под водки. Стены комнаты были оклеены плакатами с голыми девицами, а сбоку от шкафа красовался Сильвестр Сталлоне со станковым пулеметом наперевес.
Денис вывалил содержимое пластикового пакета на стол. Большой, дорогой по виду бумажник был пуст, если не считать двух десяток, — судя по всему, в ментовке успели вынуть деньги. Кроме мелочи, в бумажнике обнаружилась потертая фотография девушки и клочок бумажки с телефоном. Клочок был засунут в боковое отделение и потому уцелел. Номер был местный, пятизначный — 3–83–15. Девушка была очень хорошенькая: изящная головка на тонкой шейке, маленькие накрашенные губы и большие глаза, осененные сосновыми иглами ресниц.
Рядом с бумажником лежал сотовый телефон, связка ключей и записная книжка. Там же была и пачка сигарет. Сигареты были хорошие, «Кемел», но под дождем они размокли, и в ментовке на них не польстились. Ключей было штук пять или шесть, два, скорее всего, от «Девятки», которую Денис заметил во дворе, и еще ключ от двери с сейфовым замком. Сейфовых замков в доме не было. Ключ, наверное, был от квартиры невесты.
Записная книжка была истрепана до неприличия, фамилии в большей части записей не фигурировали, а все больше имена или клички. Прямо внутренней стороне обложки было записано и вовсе непонятное: «В. И». И шестизначный номер — 87 92 74. Шестизначных телефонов в Чернореченске не было. Шестизначные телефоны были в областном центре. Или в соседнем Ахтарске.
Денис сложил все вещи обратно в пакет и открыл дверцу шкафа. На полках вперемешку лежали чистые майки и грязные джинсы. В нижнем ящике, в котором Вадим с детства обожал прятать коробочки с жуками и тому подобные сокровища, обнаружилась жестяная коробка.
В коробке лежал небольшой пистолет сантиметров двадцати длиной, с деревянной рукоятью и надписью Tokagypt 58. Чуть поближе к рукояти, после заводского клейма, значилось: made in Hungary. Собственно, это был классический российский ТТ, бесплатно подаренный в порядке братской помощи строящему социализм венгерскому народу. В отличие от ТТ, венгерский его кузен имел удобный «кольтовский» предохранитель и калибр девять миллиметров. Явный братишка той волыны, которую три часа назад изъяли менты.
Денис понюхал ствол: из пистолета не стреляли по крайней мере несколько дней, и то спасибо.