Марк Арен - Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история
В магазине пахло свежей выпечкой и корицей. Эти ароматы у него ассоциировались с Новым годом и Рождеством, потому что накануне этих дней мама запиралась на кухне и пекла всякие вкусности. Купив хлеба, масла, молока и яиц, он хотел уже выйти из магазина, как вдруг нос к носу столкнулся с входящей туда фрау Хофманн. Смерив его с головы до ног злобным взглядом, она прошипела:
— Чему тебя учат родители, если ты хлопаешь дверьми перед носом старших?
— Мои родители, фрау Хофманн, учат меня брать с этих старших пример, — с почтением в голосе и с вежливой улыбкой на устах ответил Дэн и, с театральным поклоном приподняв воображаемую шляпу, скрылся за дверью. А рассерженная фрау, погрозив ему вслед кулаком, повернулась и пошла делать свои покупки.
Зайдя домой и быстро вымыв руки, он присоединился к родителям, которые ждали его за накрытым столом. Воздав Господу за ниспосланный хлеб, семья приступила к утренней трапезе.
— Ты сегодня проснулся на редкость рано, — подозрительно косясь на сына, сказала мать. — Ты же любишь выспаться, когда нет нужды идти на занятия, а сегодня ты встал ни свет ни заря и даже прибрал свою комнату, чего раньше можно было добиться лишь после десятка напоминаний. Может, ты что-то потерял? И не можешь найти? Раньше за тобой такого не наблюдалось. Может, у тебя проблемы с памятью? Давай запишемся к врачу.
— Мам, я в порядке. А вот ты круче Копперфильда. Умеешь делать из мухи слона. Вот и теперь из того, что я навел у себя небольшой порядок, ты делаешь вывод о том, что я нуждаюсь в помощи врача. Где же логика? — улыбнувшись, ответил ей Дэн.
— Сынок, никому не дано постичь логику твоей матери, — вздохнув, сказал отец. — Не далее как пару недель назад она записала меня в предатели нации.
— А зачем ты болтаешь с зеленщиком Ахмедом? — подбоченившись, негодующим голосом спросила жена.
— Я всего лишь однажды ответил ему на невинный вопрос «который час?», — возмущенно сказал отец.
— Вот-вот, все начинается с невинных вопросов! Сначала он тебя спросит «который час?», затем, уже на правах старого знакомого, спросит «как дела?», и не пройдет и года, как в нашем доме в качестве невестки будет командовать его дочь Зульфия! — сердито спросила мать.
— Ну, это ты зря, — сверкнул глазами в ее сторону отец. — Ты говори, да не заговаривайся. Если моей невесткой должна стать Зульфия, то лучше пусть у меня не будет сына!
— А поэтому не нужно перед ними расшаркиваться и угодливо подсказывать, который час! Тоже мне фон-барон нашелся, пускай себе часы купит! — сжав губы, сварливо сказала мама.
— Ладно, все! Если он меня еще раз о чем-то спросит, я притворюсь глухонемым, — ответил отец.
— А иногда лучше потерять дар речи, чем память, — назидательно сказала ему жена.
— Эй, пап, эй, мам, вам что, делать нечего? Чего это вы без меня меня женили, да еще и на турчанке! — удивился Даниэл. — Закрываем эту тему. Ей-богу. С чего начали и к чему пришли. Как только можно обсуждать такое? О какой это такой Зульфии может идти речь, когда наша семья едва спаслась во время геноцида? И потом, у меня уже есть подружка!
— Кто она? — удивленно взглянув на Дэна, спросила мать.
— Кэтрин Мюллер, она учится со мной в университете, — ответил ей Дэн.
— Немка?! — в один голос спросили его мать и отец.
Даниэл удивленно посмотрел на них:
— Что-то я вас не пойму. Ну, с турками все ясно. А немцы-то чем вам не угодили?
— Ты понимаешь, сынок, мы с папой хотели, чтобы ты создал настоящую армянскую семью, — начала было мать, но Дэн ее прервал.
— Если вы так уж хотели, чтобы ваш сын создал бы настоящую армянскую семью, то тебе, мама, незачем было уезжать из своего Еревана, а тебе, папа, незачем было покидать свой Бейрут. Ибо, живя там, где вы жили, армянскую семью создали бы не только вы, но и ваши дети. Но здесь, в Германии, на это рассчитывать просто глупо. Особенно в нашем городе, где всего пара десятков армян, а большинство армянок годятся мне в бабушки, тети, ну и в очень старшие сестры. И среди оставшихся двух-трех ровесниц мне суждено найти ту единственную, которую порою невозможно найти на целом свете?! Вы что, смеетесь? — Он обиженно поглядел на родителей и добавил в запальчивости: — Да и вообще я не намерен создавать семью с кем придется, лишь только потому, что ее фамилия, как и моя, кончается на «ян». А если вы так озабочены воспроизводством армянской нации, то это тоже не ко мне. Что я вам, племенной бык?
Сказав это, он вспомнил про время и посмотрел на часы. Они показывали без пяти одиннадцать. Вскочив из-за стола и на бегу поцеловав родителей, он поспешил к себе в комнату. Закрыв за собою дверь, он вытащил из кармана листок с телефоном и стал набирать ее номер.
— Это я, Дэн, — сказал он, услышав сразу долгожданный голос. — Я тебя не разбудил? Если хочешь, могу перезвонить позднее.
— Нет, нет, что ты, я уже битый час не отхожу от телефона, все жду и жду, когда ты позвонишь, — ответила ему Кэт, а он, услышав это, едва не захлебнулся от волны накатившего на него счастья.
— А… а я с восьми часов убиваю время, чтобы тебя не разбудить, — проговорил он, еле ворочая одеревеневшим от волнения языком.
— Когда мы увидимся? — спросила его Кэт.
— Я примчусь за тобою хоть сейчас, — ответил ей Дэн.
— Нет, так мы потеряем время, — сказала Кэт, — давай-ка лучше приезжай на Марктплац, к пирамиде. Я буду там ориентировочно минут через пятнадцать. Мой папа едет к Фридрихштрассе и меня туда подбросит.
— О'кей, но ты теплее оденься. Я только с улицы, там сильный ветер. Чтоб вновь не заболеть, — посоветовал ей Даниэл.
— За это можешь не беспокоиться. Ты не знаешь моей мамы. Она смотрит за мной, как за маленькой, и, пока не проверит, как я одета, ни за что не выпустит во двор, — смеясь, ответила ему Кэт, — И потом, ты же со мной и заслонишь меня от любого ветра… А теперь давай наперегонки к пирамиде, кто быстрее, я или ты, — сказала она и повесила трубку.
Наспех причесавшись, переобувшись и на ходу натянув на себя куртку, он крикнул родителям «пока» и, выскочив на лестницу опять, как и утром, перескакивая через две-три ступеньки, сломя голову помчался вниз. Едва он выбежал на улицу, как перед ним с пакетами в руках выросла соседка, фрау Хофманн. На секунду замешкавшись, Дэн кинулся обратно к парадной и, распахнув дверь, вытянулся рядом с нею, как часовой в почетном карауле. Удостоенная столь неожиданной чести соседка встала как вкопанная, а затем вошла в парадную, не сводя с молодого соседа глаз. А Дэн, отпустив дверь, подбежал к своему мотоциклу, запрыгнул в седло и, заведя машину, рванул навстречу счастью.
Уже через десять минут он был в районе Марктплац. Привязав мотоцикл к парковочному столбику и заскочив в ближайший магазинчик, он положил свой шлем в один из шкафчиков хранения, прошелся для отвода глаз вдоль торговых стеллажей и, выскочив оттуда, помчался в сторону буреющей чуть слева пирамиды. Подбежав к месту встречи, он обошел его вокруг и, убедившись, что пришел первым, стал нетерпеливо оглядываться вокруг. Мимо него куда-то по своим делам спешили люди.
И ему вдруг подумалось о том, как же несчастны эти люди, даже не ведающие о существовании Кэт! И как счастлив он, что спустя миг опять ее увидит. От мысли, что это счастье привалило лишь ему одному, у него вдруг закружилась голова. И именно в тот миг, когда, чтобы не пошатнуться, ему нужна была какая-то опора, он приобрел ее в лице холодных двух ладошек, которые, прикрыв глаза, легли вдруг на его лицо.
— Кэт, — выдохнул Даниэл.
— Да, — прыгая на месте, захлопала она в ладоши.
— У тебя же застыли руки, — сказал он, растирая ее ладони.
— Я впопыхах забыла про перчатки, — смеясь, ответила она.
— А как же мама? — укоризненно сказал Даниэл.
— А ее нет, она ушла за билетами, — ответила Кэт.
— Надень тогда мои, хотя тебе они, наверно, будут велики, — протягивая ей свои перчатки, сказал Даниэл.
— Тогда замерзнешь ты, — склонив головку набок, лукаво сказала она и, на секунду задумавшись, предложила: — Давай-ка так, я возьму тебя под руку, а левую руку спрячу в карман, а ты спрячь в карман правую, а на две другие мы наденем твои перчатки.
— Просто и гениально, — ответил он. — И куда мы пойдем?
— Гулять! — тряхнув головкой, ответила Кэт и, схватив кавалера под руку, потащила его на другую сторону улицы.
Обычно под прогулкой подразумевается неторопливая ходьба, сопровождающаяся созерцанием достопримечательностей. Но тогда то, чему сейчас посвятили свое время Кэтрин и Даниэл, никак нельзя было назвать прогулкой. Во-первых, Дэн не чувствовал под собою ног, не мог определить направление и шел как на автопилоте. Во-вторых, он ничего не видел вокруг, ничего, кроме изумрудных глаз Кэт. И наконец, они оба говорили без умолку, словно только что встретились после многолетней разлуки. Любой встретившийся по пути предмет давал им новую тему для разговора. Например, проходя мимо офиса «Люфтганзы», Кэтрин поглядела на рекламные плакаты, красовавшиеся за витриной, и вдруг вздохнула:
