Ребекка Маккаи - Запретное чтение

— Божественным светом, — ошарашенно повторила я.

— Я знаю, вы умеете находить пищу для ума наших детей, но ведь нельзя забывать и о чтении, которое воспитывало бы их души. Нам всем необходимо такое чтение.

Она улыбнулась и вдохновенно вскинула брови:

— Иэн еще совсем ребенок, ему нужна ваша помощь. Я уверена, что вы сделаете это для меня, Сара-Энн.

Наверное, в этот момент я раскрыла рот от удивления, но потом поняла, что оставила на столе табличку с именем Сары-Энн. Мне почему-то было приятно, что Иэн не сказал матери, как меня зовут, и что он никому не рассказывает о наших ежедневных беседах. Ну и не стану ее разубеждать. Пускай думает, что за выбор книг, наполненных божественным светом, отвечает Сара-Энн.

Убедившись, что она сказала все, что собиралась, я улыбнулась и вежливо произнесла:

— Видите ли, это публичная библиотека, и любой наш читатель имеет доступ ко всем книгам, которые здесь есть. Наша работа в том и состоит, чтобы каждый мог найти и прочитать ту книгу, которая ему интересна. Хотя родители, конечно, вправе выбирать за своих детей.

Я могла бы завестись и сказать ей все, что об этом думаю, но сдержалась и замолчала. Не хватало еще напугать ее до такой степени, чтобы она вовсе запретила Иэну ходить в библиотеку или решила лично сопровождать его во время каждого визита сюда и торчать у него за спиной, проверяя, достаточно ли божественного света в произведениях Джуди Блум. Я не очень-то любила, когда дети приходили в библиотеку одни, без взрослых, но в случае с этой конкретной мамой сильно сомневалась, что ее участие в выборе книг поможет Иэну расширить круг его читательских интересов. Поэтому я не стала говорить миссис Дрейк, что Иэну разрешается брать книги не только здесь, но и во взрослой библиотеке наверху, а с наших компьютеров он может зайти практически на любой сайт в мире.

— Иэн просто обожает библиотеку, — сказала миссис Дрейк.

Я подумала, что ей недостает хорошего южного говора — вроде того, с каким говорят жители Кентукки. Он придал бы ее образу завершенности. Мать Иэна достала из сумочки сложенный блокнотный лист цвета жирных сливок с именем «Джанет Маркус Дрейк», выведенным глянцевыми нежно-голубыми буквами.

— Вот список тем, которых ему следует избегать, — произнесла она неожиданно деловым тоном, вдруг перестав быть красавицей с Юга и превратившись в одну из тех властных женщин, что успели поработать по профессии года два-три, а потом отвлеклись на создание семьи и рождение детей и теперь смертельно боятся, что их перестанут воспринимать всерьез. Она протянула мне список и выжидательно замолчала, очевидно предполагая, что я зачитаю его вслух. Список выглядел так:

Колдовство / волшебство

Магия

Сатанизм / оккультные религии и пр.

Взрослая тематика

Оружие

Теория эволюции

Хеллоуин

Роальд Даль, Лоис Лоури, Гарри Поттер и схожие авторы

— Вы понимаете, что подразумевается под взрослой тематикой? — уточнила она, и я нашла в себе силы раскрыть рот и заверить ее в том, что да, я понимаю. — А еще, я не стала вносить это в список… — продолжала миссис Дрейк. — Насколько мне известно, дети в вашей библиотеке имеют доступ к конфетам?

Вопрос был неуместным, потому что ее взгляд в эту минуту устремился на вазу, наполненную леденцами «Джолли Рэнчерс», которая стояла на краю стола.

— Мне бы не хотелось, чтобы он носился тут как сумасшедший, наевшись сладкого, — заявила она и снова рассмеялась, разом превратившись обратно в Скарлетт ОʼХара, стоящую на крыльце своего поместья.

Чтобы не ответить какой-нибудь неприличной грубостью, я решила не отвечать вовсе. Дело тут было не в моих хороших манерах и сдержанности: меня не слушался собственный язык, его как будто парализовало. Мне хотелось спросить ее, слышала ли она когда-нибудь о существовании первой поправки к конституции[19], знает ли она, что Гарри Поттер не писатель, действительно ли она думает, что у нас по всему детскому отделу разложены книги о сатанизме, и кем она меня считает — няней Иэна, его учительницей по литературе или, может, кем-то вроде вожатой-воспитательницы? Но вместо всего этого я взяла ручку и добавила к ее списку еще одну строчку: «Никаких конфет».

— Большое вам спасибо за понимание, Сара-Энн, — улыбнулась она.

Мне не терпелось от нее избавиться и в то же время хотелось вправить ей мозги, но не могла же я усесться тут и читать миссис Дрейк лекцию на тему конституции. Поэтому я ограничилась одной фразой:

— Я могу только пообещать вам не рекомендовать Иэну книги подобного содержания.

— Но вы ведь понимаете, что он может найти их в библиотеке сам? — всполошилась она.

В ответ я кивнула — пускай понимает как хочет — и сказала (ободряюще и убедительно):

— У меня все записано.

Похлопав для наглядности по списку, я встала и протянула руку в знак прощания.

За спиной у матери Иэна появилась девочка со стопкой книг. Миссис Дрейк оглянулась на нее, потом снова повернулась ко мне, подмигнула, пожала мою протянутую руку и наконец ушла.

Девочка обрушила стопку мне на стол. Семь книг, и все — про Марко Поло.

Следующие несколько минут я просидела, откинувшись на спинку стула: выполняла дыхательные упражнения йоги и мучилась вопросом, не поступилась ли я только что своими моральными принципами. В руке я продолжала сжимать список Джанет Дрейк. Оглядевшись по сторонам, я увидела, что по лестнице, покачивая бедрами, спускается Лорейн. Она нависла надо мной, опершись обеими ладонями на край стола. Ее коротко остриженные каштановые волосы растрепались, отдельные пряди приклеились ко лбу и застыли в смеси геля и пота.

— Люси! — воскликнула она не по-библиотечному громко. — Неужели ты смогла угомонить эту женщину?

Я нащупала ногами под столом туфли и влезла в них.

— Да, — ответила я со вздохом. — Она пыталась всучить мне вот это.

Я принялась разворачивать листок со списком, но Лорейн отмахнулась — она его уже видела.

— Просто больше не позволяй ему брать домой книги про волшебство. И оставь записку для Сары-Энн и Айрин.

Я уже почти перестала удивляться Лорейн с ее убеждением, что, если мы хотим, чтобы местная община покупала нам стулья, этой общине необходимо всячески угождать, и к черту гражданские права. Она всегда с готовностью быстро и безвозвратно удаляла из библиотеки любую книгу, на которую пожаловался хотя бы один из читателей. Вместо того чтобы обозвать ее старой безмозглой алкоголичкой или схватить телефон и оповестить Союз гражданских свобод, я избрала путь наименьшего сопротивления и спросила:

— И как ты себе это представляешь?

Лорейн слегка покачнулась и ухватилась за край стола. На ногтях у нее был темно-красный лак, на коже вокруг каждого ногтя — тоже.

— Ну, можно говорить ему, что их нельзя выносить из библиотеки — редкий экземпляр. Или что-нибудь вроде того.

— Ладно.

Я не сомневалась, что Лорейн больше не вернется к этому разговору и через месяц совсем о нем забудет. А если она попытается уволить меня, потому что я выдала на дом читателю книгу из публичной библиотеки, я за десять минут состряпаю себе такое юридическое обоснование, что ее пропитая голова пойдет кругом.

— Люси, ты не заболела? — вдруг поинтересовалась она. — Блузка у тебя сегодня какая-то мятая.

— Спасибо, я в порядке.

— Да-да, я так и думала.

Она наконец выпустила из рук мою столешницу и осторожно двинулась в сторону детского туалета.

Ровно в шесть я выключила компьютер, расставила по полкам книги из тележки и пошла наверх. При виде меня Рокки выкатился из-за своего стола. За толстыми стеклами в черной оправе его глаз почти не было видно — впрочем, они и без очков терялись в его увесистых щеках. Несколько читателей по секрету признавались мне (а я в ответ только ошеломленно кивала), что удивляются, «как он вообще может нормально разговаривать».

— Кофе? — предложил Рокки.

— Ага.

Мы заперли библиотеку и отправились в нашу бутербродную на другой стороне улицы. Рокки подождал снаружи: там на входе была ступенька, и я вынесла ему кофе. Я села на скамейку на тротуаре, он подкатился и остановил свою коляску рядом со мной. Я отхлебнула кофе через дырочку в крышке и обожгла язык.

— Сегодня на меня наорала мать Иэна Дрейка, — начала я.

Это была неправда, но у меня после нашей беседы осталось именно такое ощущение.

— А потом из-за матери Иэна Дрейка на меня наорала Лорейн.

Я, как восьмилетняя девочка, описала ее поведение словом «наорала» просто потому, что оно мне не понравилось.

— Она требует, чтобы я отслеживала, какие книги он читает. Я сейчас не про мать, а про Лорейн!