Возвращение - Дюпюи Мари-Бернадетт
Она ни секунды не сомневалась, что супруг не станет возражать.
Сердце Мари забилось быстрее. В голове ее уже родился план. Сегодня вечером… или завтра, после полуночной мессы, она поговорит о Мелине со своими домашними. Убедит их согласиться, только нужно найти слова, которые пробудят в каждом из них желание сделать доброе дело, проявить милосердие…
Теперь она радовалась, что поддалась порыву, который привел ее в аббатство в этот снежный вечер. Это не было случайностью, Мари твердо в это верила. Это был перст судьбы. И быть может, она подарит им еще больше счастья. И Мари почувствовала, что ради Мелины готова преодолеть любые трудности.
Глава 10
Чудо любви
Камилла с беспокойством поджидала мать, стоя у окна в своей комнате. Увидев ее на площади, девочка быстро спустилась по лестнице на первый этаж.
— Мама, где ты была? — спросила она, едва открылась входная дверь.
— В аббатстве, дорогая. Папа уже вернулся, я вижу. Он не очень устал? В такую погоду он очень не любит садиться за руль.
Тотчас же послышался низкий голос Адриана, который вышел в вестибюль следом за дочерью.
— Я ждал тебя с нетерпением, дорогая! — воскликнул он. — Но что это? Твои глаза сверкают так же ярко, как шарики на елке! Что хорошего с тобой приключилось?
— Я кое с кем познакомилась! — с таинственным видом ответила Мари. — Я расскажу вам позже. Я припозднилась, а ужин еще не готов!
Отец с дочерью обменялись удивленными взглядами. Что означало это «кое с кем»? Однако они не стали настаивать. Мари была так рада, что они решили дождаться вечера, когда она сама все расскажет. Они втроем отправились в кухню. Настроение у всех было прекрасное. Из-за двери доносились стук кастрюль и обрывки фраз на патуа: Нанетт уже занялась приготовлением ужина.
24 декабря 1947 года
Адриан положил руку на плечо Мило, венгерского камнелома, которого только что осмотрел. У того был сильный кашель.
— Нужно побыть в тепле как минимум три дня, мсье Ковач! У вас слабые легкие и в груди нехороший свист. Это сильный бронхит.
— Но, доктор Меснье, что я скажу патрону? У нас большой заказ от нотариуса из Узерша, который строит себе второй дом в Бейна. В каменоломне нужны все рабочие руки! Я не могу остаться дома, даже на день не могу!
Мило Ковач работал в каменоломне Даниэля. Это место славилось своим розовым гранитом. Разработкой камня руководил Жан-Батист Канар, отец Жаннетт.
Венгр был работником надежным и знающим. На французском он изъяснялся немного неуверенно, а голос у него был очень звучный. Адриан написал рецепт и окинул комнату озабоченным взглядом. Здесь было холодно, темные стены блестели от влаги. Женщина тридцати лет, миниатюрная, с длинными черными косами, готовила обед на чугунной печке.
— Нужно пожарче натопить в доме, мадам Ковач. У вашего мужа высокая температура. Да и дети могут заболеть в таком холоде.
Адриан вздохнул. Семья венгров жила в домике в переулке, куда солнце не заглядывало даже летом, а потому здесь весь год было сыро. Складывалось впечатление, что декабрьская стужа и ветер проникают сквозь стены.
— Вы знаете, доктор, в каменоломне я зарабатываю на жизнь, — сказал Мило. — Нам приходится нелегко, да и жилище наше могло бы быть получше. Но я не хочу жаловаться, как многие другие. Я люблю свою работу. Я хорошо знаю камень. Поверьте, нет ничего лучше в работе, чем местный розовый гранит! В моих руках он становится мягким и нежным.
Адриан усмехнулся. В первый раз он слышал, чтобы гранит из его родных мест называли нежным.
— Да вы поэт, мой славный Мило! Думаю, ваш гранит подождет вас несколько дней, не беспокойтесь! И прошу, не нужно самовольничать, оставайтесь в постели! — посоветовал он камнелому. — Что до работы, то на обратном пути я зайду к Жану-Батисту. Я знаю Канара, он охотно даст вам несколько дней отдыха.
— Спасибо, доктор! — с дрожью в голосе тихо проговорила женщина.
Оказавшись на улице, Адриан вздрогнул. В воздухе носились колкие снежинки. Он моментально продрог и направился к кафе «Сюдри», чтобы выпить чего-нибудь горячего. Он выбрал место у раскаленной печи и в ожидании своего кофе мыслями вернулся к вопросу, который задала Мари вчера в конце обеда. Доктор Меснье сыграл в этой сцене незавидную роль — роль главы семьи, говорящего «нет». И это «нет» преследовало его, поскольку было ясно, что оно повлечет за собой напряженность в семье и страдания его супруги.
Перед затуманенным взором Адриана снова прокрутилась вся сцена. Мари спросила у него негромко: «Что скажешь, если мы удочерим девочку из приюта?»
Личико Камиллы засияло от радости при мысли, что в доме, который после переезда сестры часто казался ей пустым, появится еще одна девочка. Однако Адриан положил конец разговору своим категорическим «нет», и эта реакция была непонятна не только жене и дочери, но и Нанетт. Однако на то у него были свои причины.
До этого дня ему не случалось огорчать свою супругу, они были очень дружной парой. Да, они поссорились из-за истории с арестом Матильды, но это было уже в прошлом, по меньшей мере для Адриана. Они жили в полном согласии, у них были одинаковые взгляды на жизнь, их желания часто совпадали… Но на этот раз, хотя новая идея Мари застала его врасплох, он ни секунды не колебался. Нет! Он не хочет усыновлять ребенка! В особенности эту девочку!
Настроение у него портилось, стоило вспомнить расстроенное лицо Мари, которая смотрела на него разочарованно и недоумевающе. Потом он, конечно, попытался объяснить:
— Я с радостью воспитывал Лизон, Поля и Матильду, дорогая, и нашу маленькую Камиллу, но мне совсем не хочется, чтобы в этом доме появился еще один ребенок…
И он запутался в объяснениях под ошеломленными взглядами трех дорогих ему женщин — Нанетт, Камиллы и Мари.
Последняя сделала вид, что не слишком расстроилась, и настаивать не стала. Но у Камиллы уже пробудилась женская интуиция, и девочка поняла: отец проявил несвойственную ему непреклонность, и необычное напряжение, повисшее над столом, не сулит ничего хорошего. Она предпочла поскорее подняться к себе.
«Я поговорю с ней завтра! — пообещал себе Адриан. — Завтра сочельник, и соберется все семейство. Нельзя портить новогодние праздники такой малоприятной историей! Решено: завтра я извинюсь за то, что был слишком резок, отказывая ей. Но решения я не изменю: нет, нет и нет! И еще я предложу Нанетт остаться дома и не ходить к полуночной мессе после ужина. Зимы становятся все холоднее, и с ее кашлем лучше остаться дома, в тепле. Сколько нас будет за столом? Поль и Лора, Эрве и Матильда, нас четверо… Значит, всего восемь!»
Адриан, которого эти размышления о предстоящем празднике в кругу семьи слегка успокоили, помешал свой кофе. В чашку он положил много сахара — ему еще были нужны силы. Он целый день навещал пациентов и успел устать. С утра он проехал немало километров по скользким заснеженным дорогам. После обеда у него было запланировано еще несколько визитов, но оставшиеся пациенты все проживали в городке. Адриан не считал, сколько часов работает. Открывая кабинет в Обазине, он понимал, что профессиональная деятельность будет часто вторгаться в его частную жизнь. Такова участь любого сельского врача, но он был к этому готов. Работа врача была его призванием, и он отдавался ей целиком и полностью.
В кафе вошли двое высоких мужчин с густыми усами. Их толстые шерстяные куртки и шляпы были усыпаны снегом. Одним из них был Жан-Батист Канар, патрон каменоломни Даниэля, второй — Марк Лажуани, отец Амели, которого прозвали Маршалом. Они дружили много лет, вот и теперь оживленно беседовали и громко смеялись. Оба этих господина пользовались в городке большим уважением. Адриан помахал им рукой, приглашая за свой столик. Все трое пожали друг другу руки.
— Рад вас видеть, доктор! — воскликнул Марк Лажуани. — Вот уж не ожидал вас здесь встретить!
