Вадим Крабов - Колдун. Из России с любовью.
Гостей на участке и в доме не было, и я смело открыл калитку. Болонка, один раз тявкнув, подбежала ко мне, виляя хвостом. Муж, вышедший из-за бани, не обратил на меня внимания и отправился дальше по своим важным дачным делам. Женщина средних лет, одетая в старые джинсы, ковбойку и выцветшую до неузнаваемости оттенка панаму сидела на корточках перед грядкой. В доме играло радио, слышался звонкий детский голос.
— Ольга Андреевна? — уточнил я. Дождался утвердительного кивка и продолжил. — Завтра за вами заедут, пригласят на работу. Езжайте, не споря. Смело выполните свой долг, не бойтесь никого и ничего. Стойте на своем решении, невзирая на лица подозреваемых, невзирая на возможные проблемы с властью. Запомните: вам лично и вашей семье ничто и никто не угрожает. Вы — власть, вы — сам закон, а преступники должны понести неотвратимое наказание. Вы это лучше меня знаете. К тому же, предстоящее дело наверняка подстегнет вашу карьеру. — Закончить надо было пряником.
— Молодой человек, не говорите мне прописных истин, я все знаю. Надо выйти на работу — выйду, не переживайте, и сама приму решение, исходя из требований закона. Я не боюсь. Вы, наверное, наслушались обо мне гадостей. Скорей всего от людей, неудовлетворенных моими решениями. Так на всех не угодишь. В суде всегда есть две стороны, и одна всегда проигрывает, и обычно она остается недовольной. И победившая, бывает, не радуется результату. Не верьте сплетням, молодой человек. Взяток не беру, угрозы и намеки игнорирую. Вы довольны?
Оба-на! Первый человек, не поддавшийся внушению. Разве что легкая дезориентация, как во сне бывает, где вполне нормально разговаривать с неизвестно откуда взявшимся собеседником, да еще и на такие необычные темы.
— К ауре приглядись повнимательней, — подсказала Фиона.
Выдающимися размерами тонкая оболочка не отличалась, зато фиолетовый цвет, отвечающий в ауре за связь со стихией Разума, чуть ли во все стороны брызгал и нить от Фионы не образовала вокруг головы сеть, а слабо растеклась по поверхности, постепенно сходя на нет. Естественная защита! И силы Разума с Жизнью совсем чуть-чуть, но имеюлись. Меньше, чем у Вереса, но все же.
— Ты прав, Егор, она почти инициирована. Про тебя будет помнить, как о вещем сне, который, надеюсь, сбудется.
— Она правду сказала?
— Сама в свои слова верит, точнее подсказать не могу.
Мой диалог с отражением стихии Разума длился не больше секунды.
— Ольга Андреевна, одна просьба, не отлучайтесь завтра никуда, хорошо?
— Хорошо, — недоуменно согласилась она. — Мы, правда, по грибы собирались, ну да ладно, отложим. Чаю хотите?
— Спасибо, некогда. Я пошел, не надо меня провожать.
— Заходите еще, я всегда рада таким гостям.
— Непременно.
По дороге к машине, продолжил говорить с Фионой.
— Лиона кучу магов — черных подчиняла и ни одной осечки!
— Сравнил! Кто Богиня, а кто я. И людей с такой оригинальной аурой я впервые вижу. Заметил, она не замкнута, как у всех, а открыта.
— Заметил. Эх, жаль некогда, но позже попытаюсь изучить.
— Тебе всегда некогда, — проворчала Фиона.
— Теперь все? — спросил я у Сергея, едва мы тронулись.
— Все. С командиром ОМОНа договорился. Он мой старый товарищ, готов рискнуть. Не подведет, как в себе в нем уверен. Вечером сообщит бойцам, что завтра с утра учения. Им не привыкать, их часто в выходные гоняют. Ребята надежные, но на всякий случай он скажет, что комиссия главка на подходе и полигон надо облагородить. А полигон от города на противоположной судоремонтному стороне. Даже если узнают об учениях, стрелку отменить не должны.
— Не должны, — произнес я как заклинание, сжав кулаки.
— И сам поменялся дежурством на завтра. Я во вторник по идее дежурю.
— Без вопросов?
— Кроме жены — без. Кому охота в выходной на работе торчать. Осталось только ждать… — почти пропел он на минорной ноте; с грустью, надеждой, нетерпением; с выражением былинной задумчивости на лице. Эдакий Илья Муромец безбородый.
— Все срастется, Сергей, я же волшебник!
Он усмехнулся:
— Хорошо бы.
Срослось. Седой отмахнулся, когда ему доложили, что на пути к дачам и обратно видели мужчину запоминающейся внешности — меня. Продолжил готовиться к завтрашнему разговору с Паровозиком. Подбили с финансистом цифры, приплюсовали оборот золота "Сельских", сам выбрал бронежилет и сделал еще кучу полезных дел. Я периодически наблюдал за ним через астральную метку.
Джипы въехали на гравийную площадку одновременно с двух сторон, по пять штук в каждой колонне, слажено развернулись в полукольца. Как в голливудском боевике. Дальше пошло не так красиво. Двери хлопали вразнобой, братки вываливались и выпрыгивали не синхронно, возле машин расположились безобразно. Ни общий, ни крупные планы не удались. Седой, с двумя знакомыми мне секьюрити, первым направился к центру площадки. Паровозик с Щербой и Славиком отстал на несколько десятков секунд. Из-за перепалки:
— Славик, у тебя рука болит, зачем лезешь поперед батьки в пекло, — возражал Сема — Паровозик.
— Ты мне не доверяешь, Папа?! — возмутился Славик. — Да я тебя голым телом прикрою! Ты мою реакцию знаешь.
— Верю я тебе и реакцию знаю, — успокоил его Паровоз. — Но у нас есть ребятки поздоровее, тебе еще руку долечивать. Не приведи господь, упадешь, и руку тогда повредишь, мне стыдно будет.
— Не упаду, Папа. Не могу я сзади оставаться, после того, что ты для меня сделал…
— И обещал сделать, — перебил Славика Щерба с наиграно серьезным лицом.
Славик скрипнул зубами, это и решило дело.
— Успокойся, Слава, со мной пойдешь. А ты угомонись, — сказал, повернувшись к Щербе. — Я в его храбрости не сомневаюсь и тебе не советую. Ты, вроде, малый — не дурак, но и дурак — не малый. Идем, благословясь, негоже нашего главного депутата заставлять ждать, я голосовал за него. Что уставились? Шучу я.
С метки Славика я прекрасно видел и слышал все, что бывший муж Зины не только лицезрел, но и о чем имел четкое представление. Немного мутно выходили задние планы, причем, при наблюдении с любого ракурса; плохо прорисовывались лица малознакомых людей, на которых Славик не обращал внимания.
Были еще чувства, отличающие изображение от банального тридэ: запахи, вкус, тактильные ощущения и отголоски эмоций. Когда я впервые прошел через астральную метку Зины, она спала. Поэтому тогда мне показалось, что наблюдение через астрал хуже, чем "свободным сознанием". Но сейчас, при использовании одновременно пяти меток, я испытал впечатление было не просто "полного присутствия", но и… невозможно объяснить словами! Словно я, призрачный, нахожусь там лично, в пяти разных местах одновременно. Гляжу сверху, снизу, сбоку. Вижу очень четко и абсолютно достоверно, без дискомфорта от "разпятирения" личности.
Лидеры остановились точно посредине. Между ними метра три и чуть впереди них охрана. Стволы заткнуты за поясные ремни.
"Эх, Славик, все-таки ты идиот! Под правую руку пушку засунул!", — быстро подумал Паровозик, снова обратив внимание на забинтованную правую руку верного пса, правда, уже не подвешенную на перевязь.
— Долгих лет тебе, Витя, — язвительно поздоровался Паровоз.
— И тебе не хворать, Семен, — не менее иронично ответил Седой.
И вдруг… Славик был очень быстрым, но сейчас превзошел себя. Громкий хлопок мощного ТТ, хруст, как от лопнувшего арбуза, и из затылка Седого вынесся фонтан крови с ошметками плоти. С задержкой в доли секунды второй хлопок и лопается висок Паровозика. Не успели оба тела коснуться земли, как прогремел еще выстрел — Щерба с пистолетом в руке, не успев выстрелить, падает на окровавленный гравий, снова выстрел — спотыкается первый телохранитель Седого с мощным магнумом, который, отзываясь на судорогу сведенных пальцев, рявкает. Выстрел второго охранника сливается с грохотом автоматных очередей. Славик, пытаясь уйти от пуль, падает, но не успевает: по пути на землю тело несколько раз вздрагивает. И Седой, и Паровоз как-то нелепо шевелятся. То ли от посмертных конвульсий, то ли от "метких" попаданий.
Я потерял троих себя. С каждым исчезнувшим "мною" мир становился беднее. Я не ощущал боли, не метался в кошмарах. Лишь легкие всполохи уходящих эмоций (почему-то наполненных удивленным недоумением, а совсем не ужасом, словно каждый из них искренне считал себя бессмертным) немного напрягали. Окончание фильма наблюдал с двух меток, а финал и вовсе с одной. Ржевский, тот, который бросился на омоновцев, глупо погиб, а второй бодигуард выжил. Он удачно спрятался за упавшими телами и даже обошелся без ранений.
Что ж, выжившие бандиты в тюрьме, картина заснята, осталось оцифровать. То есть работы — непочатый край.
Завел машину и поехал домой. Чувство выполненного долга не принесло удовлетворения, оно было придавлено тяжестью содеянного. На душе было муторно. Если бы сам убивал подонков, было бы не так горько. А исподтишка… очень неприятно, противно. Но нельзя было оставлять в живых Седого! Паровоз "паровозом пошел" — на нем крови, как на трактористе солярки, — а Славик… не успел он, сожалею. Как и об остальных убиенных. Хотел подумать "безвинно", но лишь усмехнулся…
