Наталья Нестерова - За стеклом (сборник)
— Приходи завтра, доведи уж до конца.
Лена пять дней ездила в архив, как на работу. В свое бюро заглядывала рано утром, когда точно не могла столкнуться с Булкиным. Искала в разгроме нужные документы и убегала.
Анна Ильинична постепенно привыкла к Лене.
В первый день Анна Ильинична смотрела на Лену как на постороннюю. На второй день принесла откуда-то удобную стремянку, вместо той, с которой Лена опасалась грохнуться.
На третий день Анна Ильинична позволила для убыстрения работы не ставить вытащенные папки на место — сама потом уберет. Последние два дня Анна Ильинична полностью посвятила Лене и ее поискам.
Тот же процесс наблюдался и во время их обеденного перерыва. Вначале Анна Ильинична решительно отказывалась от Лениных бутербродов и пирогов. Потом согласилась попробовать маленький расстегайчик с визигой, похвалила и дала толковый совет, как можно дешевую рыбу путем припаривания и окрашивания морковным соком замаскировать под благородный лосось. В последний день Анна Ильинична от торта, принесенного Леной, не отказывалась и даже согласилась взять оставшийся кусок домой.
Как бы реагировала Лена, если бы какая-нибудь известная личность, вроде телеведущей или модной актрисы, вдруг прониклась к ней, Лене, сердечным расположением, она не знала. Да и какое дело знаменитостям до нее?
Но то, что Анна Ильинична сменила гнев на милость, колючесть на мягкость, значило для Лены очень много.
Расчувствовавшись, Лена рассказала Анне Ильиничне за обедом про горе-злосчастье, которое вползло в ее семью. Муж ошибочно приревновал ее и ушел из дома. Потом обнаружилось, что он сам не без греха. На работе подлоги вскрылись, дети чудят. Но главное — Володя. И все запуталось, как клубок шерсти, с которым котенок играл, — не размотаешь.
— Какое хорошее время у тебя сейчас! — неожиданно сказала Анна Ильинична и впервые улыбнулась.
Улыбка, забытая, непривычная для мышц лица, сделала ее похожей на беспомощную старушку, впавшую в детство. Но в то же время увиделось очевидное: что была она когда-то молода, красива, смешлива и неопытна.
— Что хорошего? — поразилась Лена.
— Замечательное время! — подтвердила Анна Ильинична.
Она смотрела в одну точку на противоположной стене, будто прокручивала перед глазами картины молодости. И говорила как бы сама себе:
— Мой Николай, муж, был во всех отношениях прекрасным человеком. Но как выпьет! Выноси святых! Такая похоть из него прет, не остановишь! Какая баба — ему не важно, кривая, косая, одноногая — лишь бы чужая. А я вроде сестры ему становлюсь. Трезвый — ни-ни! Проспится, волосы на себе рвет, козлом себя обзывает. После того, как я расскажу про его выкрутасы. Сам-то ничегошеньки не помнит. И: «Нюрочка, любимая, дороже тебя никого нет! Только ты мой свет в оконце!» Сколько слез я, глупая, пролила! Как терзалась!
— Ваш муж умер? — тихо спросила Лена.
— Наполовину. Парализовало его, два года лежит. Говорить не может, только мычит. В пеленки его кутаю, потому что под себя ходит.
— Как же это случилось?
— Инсульт. Врачи говорят, давление было высокое, а мы не знали. Да кто его мерил, это давление, мужикам? Пашет и пашет как вол. Голова у него иногда болела. Таблетку анальгина дашь, и забыли. А сыночек в армии у нас сейчас. На подводной лодке матросом служит. Я как представлю: в железной банке, под толщей ледяной воды… Что с лодками у нас подводными случается, сама знаешь… А если война?
Анна Ильинична горько вздохнула, с трудом оторвала взгляд от стены, перевела на Лену:
— Поэтому вот что я тебе скажу, девонька! Время твое счастливое, и дурью не майся. Ну, почудит-почудит мужик да и одумается. На работе неприятности — тьфу! Нервы серьезно мотать оснований нет. Дети, конечно, присмотра требуют, но на то они и дети.
Лена ругала себя за привычку переносить события чужой жизни на собственную. По телевизору показали женщину, которая миллион выиграла. «А что бы я на миллион купила?» — мечтала Лена. Сосед Валера жену побил, она среди зимы в темных очках ходит, синяки закрывает. «А если бы Володя на меня руку поднял?» Ужас! Наверное, умерла бы.
И то, что рассказала Анна Ильинична, Лена приняла близко к сердцу, испугалась за Володю. Каждые десять минут бегала звонить мужу на работу. Но его не могли позвать к телефону: то на совещании, то на другой территории, то в котельной…
Володя, когда ему сказали, что пять раз звонила жена, а сейчас трубка лежит, потому что Лена сказала: не кладите, я подожду, — помчался в кабинет пулей. Что-то случилось!
Во-первых, дети — вечная тревога! Петька особенно, мина замедленного действия. Во-вторых, родители — пожилые, не ровен час…
В-третьих, они связались с подсудным делом, криминалом.
Но Лена запыхавшегося и взволнованного Володю, когда он схватил трубку и ответил, спросила:
— У тебя голова не болит?
— Нет! Почему она должна болеть? Что произошло?
— Володя! — паническим голосом умоляла Лена. — Я тебя очень-очень прошу: сходи в медпункт, померяй давление.
Полчаса назад Володя обсуждал давление пара в котельной, поэтому переспросил:
— При чем здесь медпункт?
— Давление — это крайне важно! Если запустить, может быть инсульт!
— У кого? Ничего не понимаю! Ленка! Ты откуда звонишь?
— Из архива. Володя, я вот еще думаю: вдруг Петеньку в армию заберут? И на подводной лодке он будет служить?
— Петьке двенадцать лет, — напомнил Володя.
— И все-таки мне страшно! — всхлипнула она.
— Говори толком! Дети, родители, а может, на тебя наехали? Что случилось? Конкретно?
— Конкретно ничего, то есть ничего явного. Но сколько на свете опасностей! Скажи мне, только честно, войны не будет?
— Какой войны? С кем? Ленка! Все живы и здоровы?
— Пока — да! Но, Володя…
— Стоп! Отвечай на мои вопросы!
— Хорошо! — обрадовалась Лена.
Суть-принцип ее жизни последние почти двадцать лет заключался в том, что она гребла веслами, а руль держал Володя. Она принимала мелкие решения, он — судьбоносные.
Лена была за щитом, который не только оберегал в целом семью, но промокашкой впитывал ее страхи и гипотетические беды.
— Где дети? — строго спросил Володя.
— В школе, — отчеканила Лена. — У Пети контрольная по математике, Настя задержится, у нее дополнительные по английскому.
— Мои папа или мама… звонили? Кто-то при смерти?
— Нет! Боже упаси!
— Тебя… тебя шантажируют, угрожают?
— Ой, да кто же? Мы тут с Анной Ильиничной одни.
— Ленка! Я ничего не понимаю!
— Володя, померяй давление!
— Какое, к лешему, давление?
— Артериальное. Ты не подозреваешь, но может случиться…
— Ленка! — перебил Володя. — Вы там выпиваете?
— Нет, конечно! Что за глупости!
— Тогда!.. — взревел Володя. — Тогда какого рожна ты звонишь и панику наводишь? Белены объелась?
Он оскорбил в ней святое — заботу о его жизни, Лена обиженно шмыгнула носом и сказала, стараясь придать голосу нейтральную безучастность (получилось как у девочки, которая в детской игре изображает «плохую папину начальницу»):
— Звоню тебе, чтобы сообщить, что мы нашли еще десять изобретений, присвоенных Канарейкиным. Если ты не передумал участвовать в этом деле, то можешь получить документы.
Лена опускала трубку на рычаги и слышала Володин голос. Кажется, он говорил «Погоди!».
— Погоди! Ленка! — кричал Володя. — Объясни, кто тебя встревожил? Почему?
Ответом ему были короткие гудки. Перезвонить ей? Но как называется архив, где находится, какой там номер телефона, Володя не знал. Да и некогда ему было выяснять! За спиной стоял начальник цеха и терпеливо дожидался, когда Владимир Анатольевич закончит личные беседы и вернется к служебным делам, отлагательства не терпящим.
Простившись с Анной Ильиничной как бы навсегда, если надобности не возникнет, Лена все-таки приехала к ней в архив через два дня.
Привезла подарки: шерстяные носки, сама вязала, на пятке и мыске прочная капроновая нить проложена, долго не протрется, — это для сына-матроса. А Николаю, мужу-инвалиду, отчества Лена не знала, она купила памперсы специальные. Несколько месяцев назад увидела их в аптеке (очередное средство от облысения покупала) и чуть со смеху не покатилась. Это кому же? Где такие младенцы с талией чуть не в метр? А цена! Напрасно потешалась, оказывается — для лежачих, скорбно больных взрослых людей.
Деньги от семьи Лена не отрывала, она ведь кошелек нашла, а в нем — три тысячи семьсот сорок рублей. В милицию не отнесла, не верила, что владельцу отдадут. Все на памперсы потратила, осталось сто рублей. На них Лена в переходе метро купила гребень лично для Анны Ильиничны. В ее-то гребне, постоянно по привычке вынимаемом и на место вставляемом, уже трети зубцов не хватает.
