Ирвин Шоу - Хлеб по водам
— Я не знакома с вашей дочерью, — ответила Джудит, — но, если бы это был мой ребенок, я бы дала ему шанс. Я бы просто ухватилась за него. И благотворительность тут ни при чем. Возможно, тут сказываются мои предубеждения… да и обстановка в нашей школе, которая всегда оставляла желать лучшего. Но убраться из этого ужасного города, поступить в хороший колледж — это же просто дар небес!.. Потому как получение образования в Нью-Йорке есть не что иное, как продолжение войны, только другими средствами.
Стрэнд рассмеялся.
— Сам Клаузевиц[19] не сказал бы лучше! Надо процитировать это моему новому другу Хейзену. Возможно, следует высечь эти слова на порталах над входом в каждую школу. — Он оставил официантке на чай. — Думаю, нам пора.
— И куда вы пойдете? — осторожно осведомилась Джудит.
Стрэнд замялся.
— Пока не знаю. Решу по дороге.
Дождь на улице усилился; высокому мужчине и крошечной женщине было сложно укрыться от него под маленьким зонтиком Джудит.
— Решил пустить даме пыль в глаза, — сказал Стрэнд. — Возьмем такси. Знаете, мне начинают нравиться замашки богатых. К ним легко привыкаешь.
В машине оба довольно долго молчали.
— Мне больно видеть, как вы убиваетесь, — сказала наконец Джудит. — Мало вам других проблем. Почему бы не позволить мистеру Хейзену поговорить с Кэролайн? Пусть девочка подумает и примет решение сама.
Стрэнд кивнул.
— Наверное, вы правы. Хотя моя жена наверняка придерживается другого мнения. Совсем другого. Что же касается меня… — Он вздохнул. — Я раздираем противоречиями. Борьба между эгоизмом и мудростью. Только не совсем понятно, где эгоизм, а где мудрость.
Такси подъехало к дому Джудит — он находился всего в трех кварталах от того места, где жили Стрэнды. Женщина спросила:
— Если вы не слишком торопитесь, может, зайдете выпить? Немного виски не повредит. Прочищает мозги.
— А что, хорошая идея, — согласился Стрэнд. Он был от души благодарен Джудит за почти материнскую заботу. И понимание. Ведь она понимала, чувствовала, что ему хочется отсрочить возвращение домой.
Он никогда прежде у нее не бывал. Квартира находилась на верхнем этаже старого здания. И видимо, изначально была оборудована под мастерскую для художника. Огромное, во всю стену, окно выходило на север, спальня располагалась в алькове. Стены были увешаны полками с книгами, мебель светлая (он почему-то ожидал увидеть темно-коричневую); все блистало чистотой и опрятностью. Ни следа, ни признака того, что сюда когда-либо ступала нога мужчины.
Стрэнд сел на уголок большого дивана и следил за тем, как хозяйка достает лед из холодильника, — кухонька была отгорожена от комнаты раздвижными белыми дверями. Джудит была такая маленькая, что ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы достать с полки бутылку виски и два стакана. Стрэнд заметил, что бутылка наполовину пуста. И подумал: неужели Джудит Квинлен выпивает вечерами в одиночестве?
Она положила в стаканы кубики льда, налила виски, добавила воды из-под крана и поставила их на маленький поднос рядом с блюдечком с соленым миндалем. Потом опустила поднос на журнальный столик перед диваном, сказала: «Прошу вас» — и уселась рядом.
Они взяли стаканы. Джудит приподняла свой:
— Добро пожаловать в мой дом.
Виски показалось изумительным на вкус.
— Нет, вы только представьте себе, — улыбнулся Стрэнд. — Сидим и пьянствуем средь бела дня, да еще в понедельник. Прямой путь к разврату.
Оба весело расхохотались.
— А у вас очень славно, — заметил Стрэнд. — Так тихо, уютно и спокойно. И кажется, так далеко от… — Он умолк. Никак не удавалось подобрать слова, чтоб выразить, от чего именно далеко. И он добавил: — Просто далеко.
Джудит поставила свой стакан на столик.
— А теперь, — сказала она, — я собираюсь сделать то, что хотела сделать уже очень давно… — И она быстрым движением опустилась вдруг на колени, обняла и поцеловала его.
Совершенно потрясенный Стрэнд сидел неподвижно и больше всего почему-то боялся, что из стакана, который он по-прежнему сжимал в руке, прольется виски. Но после первых нескольких секунд неловкости, чувствуя ее нежные, мягкие губы на своих, расслабился, откинулся назад, увлекая ее за собой, и больше не думал о виски. Обнял ее свободной рукой и поцеловал — крепко и страстно. Он чувствовал, как порхают ее пальцы, — возятся с пуговицами на его рубашке. Наконец ей удалось расстегнуть рубашку, и маленькая рука начала нежно ласкать и поглаживать кожу на груди, спускаясь все ниже и ниже. Нет, она просто поразительное существо, эта мисс Квинлен!.. Она принялась осыпать мелкими нежными поцелуями его щеку и еле слышно шепнула на ухо:
— Ты нужен мне! Нужен!..
Стрэнд откинулся еще больше, чувствуя на своем теле ее маленькие пальчики. Нежные и легкие, точно лепестки, они вдруг помогли ему понять, что импотенция в ту субботнюю ночь была лишь временным и чисто случайным явлением.
Внезапно Джудит прекратила свои ласки, вывернулась из его объятий, вскочила на ноги и встала перед ним. Волосы ее растрепались, она улыбалась, и еще в глазах ее было выражение, которого он никогда не замечал прежде. Они смотрели игриво и хитро. О, как же она хороша, подумал Стрэнд, в этом холодном свете, льющемся из огромного окна, как хороша и как желанна…
— Ну так что? — спросила Джудит. — Продолжение следует?
Он поднялся. И с удивлением отметил, что не расплескал виски.
— Это было прекрасно, — пробормотал он. — Неожиданно и прекрасно.
Она рассмеялась, ликующим, радостным смехом.
— Я не просила описаний, — сказала она. — Я спрашивала насчет дальнейших действий.
Он грустно покачал головой.
— Мне бы очень этого хотелось, — сказал он. — Но не могу. По крайней мере не сейчас.
Джудит помрачнела.
— Вы на меня обиделись, да?
— О Господи, нет, конечно! — воскликнул Стрэнд. — Напротив. Я польщен. Восхищен… Но не могу.
— Но вы будете об этом вспоминать? И думать? — Она опустила глаза, и ему вдруг стало больно — оттого, что он причинил боль ей.
— Ну конечно, буду, — ответил Стрэнд.
— Вы пришли сюда, чтобы хотя бы на время избавиться от проблем, — с низким печальным смешком заметила она. — И вот теперь я создала для вас новую проблему. Я неуклюжа и неловка, абсолютно бесталанна… в таких вещах… — Она подняла голову и смотрела ему прямо в глаза. — Но по крайней мере теперь вы знаете… Мы оба знаем.
— Да, — кивнул он.
Она подошла и застегнула ему рубашку. Он поцеловал ее в макушку.
— А сейчас, — попросила она, — давайте хотя бы допьем наше виски.
Стрэнд медленно брел к дому в сыром полумраке, испытывая самые противоречивые чувства. Он был одновременно доволен и сердит на себя, но не чувствовал себя проигравшим. Прежде с ним не случалось ничего подобного — уж во всяком случае, с момента вступления в брак. Он не считал, что нравится женщинам — за исключением жены, разумеется. И ее привязанность базировалась, как считал Стрэнд, прежде всего на интеллектуальных и моральных его качествах, а не физической привлекательности.
Хейзен спрашивал Стрэнда, верит ли он в десять заповедей, и он ответил, что верит. Но верить и соблюдать их — совсем не одно и то же. Пусть даже он и не совершал адюльтера, но время от времени всем телом жаждал жену ближнего своего, что было вполне естественно и неизбежно, хотя и противоречило сути проповеди, произнесенной с горы Синай. Наместник Бога на Земле обетованной, провозгласивший в пустыне кочующим племенам этот Закон, не мог предвидеть, во что он превратится тысячелетия спустя, в городах, населенных миллионами людей.
Он вспомнил, как Джудит это сказала: «А теперь я собираюсь сделать то, что хотела сделать уже очень давно». «Давно, — подумал он, — надо же!.. Мне пятьдесят, не так уж много времени осталось для этих занятий…» И, дойдя до угла, откуда начинался его квартал, едва не повернул назад. Но вдруг увидел Александра — тот стоял на своем обычном месте, привалившись спиной к дверям, — и понял, что управляющий тоже увидел его. Торопливо зашагал вперед, приблизился к дому.
— Добрый вечер, Александр. Что-то паршивая сегодня погодка, верно?
— Паршивая — не то слово, — проворчал облаченный в военный мундир Александр, не выпуская изо рта сигару.
Стрэнд отпер дверь в квартиру и услышал звуки фортепиано. Играла Лесли. Он остановился и какое-то время слушал. Играла она сонату Шуберта. Мрачная, тревожная музыка, под стать темному и дождливому дню. Он снял плащ и шляпу, аккуратно повесил на вешалку в прихожей. Потом вошел в гостиную.
— Добрый вечер, — сказал он.
Лесли резко оборвала игру, обернулась к нему, встала.
— Добрый вечер, — холодно отозвалась она. И не подошла, чтобы поцеловать. Продолжает дуться, подумал он. И, однако, ритуал вечернего поцелуя свято соблюдался ими обоими с первого дня брака. Он подошел к ней — она по-прежнему стояла возле пианино, — наклонился и поцеловал в щеку.
