Е. Бирман - Эмма
— И что — мы действительно сброд прозелитов?
— Частично да, частично нет. Точно установить невозможно. Это не животрепещущий вопрос. Подавляющее число арабов не являются потомками аравийских племен. То же с греками. Автор спорит с примитивной интерпретацией сионизма, хотя, безусловно, носители таковой тоже имеются. Определить прозелитизм? В нашем случае — присоединение к еврейскому народу, к его традиционной этнической и религиозной культуре. Идумеев обращали силой, во время Иудейской войны они были особенно фанатично настроены, так часто бывает с неофитами, то есть с вновь обращенными. Да, их — силой, тогда была сила, позже и в других местах римской империи силы не было, присоединялись добровольно. Ирод Великий происходил из идумеев. В иудаизме было много привлекательного, хотя принятие его было делом нелегким, особенно неприятно — обрезание в зрелом возрасте. С женщинами всегда было легче. Но после формального обращения уже ничего не мешало смешению через браки.
— Фью-и-и-и… — это опять Наполеон.
Его широкая гуипленова улыбка отвлекает внимание слушателей, кое-кто морщится, но все молча пережидают помеху.
— Через поколение, — продолжает полный профессор, — а особенно через пару поколений новички принадлежали к еврейскому народу уже и этнически. Сионизм не построен на этнической основе. Но образ такой есть. Французы считают себя больше всего галлами, хотя они никакие не галлы. Этнически однородные народы — редкость, например, испанские баски. В этом смысле на Оме можно положиться, по большому счету он прав, когда берется доказать, что в такой же степени как еврейский, придуманы английский, французский и русский народы. Если уж говорить о евреях, то у них степень этнического единства, пожалуй, и выше среднеевропейского уровня.
— А как же свидетельства генетиков о единстве происхождения? Это же наука.
— Давайте оставим генетику в стороне, это пока еще сыро, — отвечает профессор. — Подождем до тех времен, когда как в случае с радиоуглеродным анализом уже невозможно будет утверждать, что результаты подогнаны под желаемый ответ.
— Вы не отличаете гены от маркеров (каких маркеров, я не понял и не запомнил), — это вмешался Оме.
Ему повсюду море по колено, что в еврейской истории, что в генетике, подумал я с раздражением, его самоуверенность дилетанта во всех областях человеческих знаний значительно превышает среднееврейский уровень.
— Гены есть! Гены есть! — оторвался от iPhon-а племянник. — Я звонил в институт Вейцмана! Мне профессор сказал, гены су-су-существуют!
— Существуют, су-су-существуют, — успокоил его дядюшка Оме, — есть несомненные сви-сви-свидетельства этого.
Это нам с Эммой было известно — искусственное заикание дяди почему-то легко и быстро успокаивает Наполеона. Племянник замолчал и улыбнулся во весь широченный рот, показав на удивление красивые белые зубы.
— Что же касается хазарского происхождения восточноевропейского еврейства, — продолжил опять профессор, — оно более чем сомнительно. Оме столько страниц посвятил тому, чтобы доказать нам, что никакого изгнания евреев римлянами не было и что крестьяне редко покидают свои земли, но сделал единственное в мире исключение для хазар, которые с разрушением их империи вдруг в массовых количествах подались в Украину, Литву и Польшу. Тем более что никаких доказательств такого перемещения нет, в то время как переселение евреев из Германии в Польшу подробно задокументировано.
— Национальные мифы — перешел к выводам оратор, — сумма самоукрашений, в основе которых, скорее всего, лежат факты. В этом смысле все народы изобретены. Мой друг, тоже профессор, сказал: «Конечно, современные нации изобретены всего полтора-два века назад, как и еврейский народ, но утверждать на этом основании, что последнего не существует, все же абсурднее, чем говорить, что он есть». Он же, мой друг, спросил однажды (внимание, профессорский сарказм! — мое примечание): «Евреи, конечно, синтетический народ, но в чем перед господином Оме провинились именно хазары?»
— Изобретение народов — метафора, — подытожил профессор, — хорошая и полезная в деле противостояния нацистским идеологиям.
Профессор закончил. Аплодируют. Аудитории понравилось.
Следующим высказался заслуженный отказник-сиделец. Книга напомнила ему писания записных юдофобов. Она игнорирует наше стремление вернуться на родину.
— Ведь почему мы здесь? — спросил он аудиторию.
— Потому что не пустили в Америку! — выкрикнула с места дама без акцента.
Дама с балтийским акцентом засмеялась и потеребила сумочку на коленях. Две женщины, составляющие компанию, — всегда в состоянии разыграть маленький спектакль. Если имеется в наличии хоть один наблюдатель, летозимописец, — добавляется разность потенциалов. Когда две женщины еще и молоды — бывает, глаз не отвести. Особенно повезло в свое время мисс Дус и мисс Кеннеди. Бронза и золото. А вот у Эммы никогда не было пары. Девичьей. Женской. Может быть, поэтому она всегда держится так прямо. Эмма — янтарь. В нем две птички — Шарль и Vanellus spinosus (то есть — я).
Отказник не отреагировал никак на это замечание, разве что только глянул в сторону выкрика, но не только осуждения не выказал, но даже мягкой укоризны не было в его взгляде, и это мне в нем особенно понравилось — демократ до мозга кости. Он попытался развить вызванные прочтением книги мысли в позитивном патриотическом направлении, но его стали дружелюбно «захлопывать». Знаем, согласны. Поехали дальше.
Теперь взял слово мой родственник. В детстве он дарил мне в дни рождения хорошие книги, и я привык ему доверять.
— Историю, конечно, следует отделять от мифологии, — сказал он, — надежность любых наших оценок этнического единства евреев колеблется в пределах от двадцати до девяносто пяти процентов. Хазарская основа восточноевропейских, ашкеназских евреев — миф. Никто не знает, каков был процент принявших иудаизм среди подданных хазарской империи. По тем обрывочным данным, которые имеются в нашем распоряжении, с уверенностью мы можем судить лишь о том, что иудейскими прозелитами были царь, его администрация и имперская аристократия. Но именно эта прослойка и должна была быть уничтожена первой при вражеском нашествии. Нет лингвистического тюркского следа в языке идиш. Утверждение, что немецкий диалект передался всему населению заезжими немецкими раввинами, — выглядит притянутым за уши.
«Как же? — хотел было пошутить я публично. — Разве не стала говорить по-французски вся крепостная Русь вслед за своим дворянством»? Но не решился, и лишь шепнул это на ухо Эмме. Она, улыбнувшись моим словам, ответила тоже шепотом: «Жуткий мужичок с взъерошенной бородой говорил по-французски в кошмарных снах Анны Карениной». Мне не понравилась это упоминание.
— А ведь хазарская версия — основная глыба в книге Оме, — продолжал мой родственник. — Как бы там ни было, а еврейским историкам, в девятнадцатом веке «придумавшим» еврейский народ, мы должны быть благодарны, — завершил он свое выступление, — выполненная ими работа не предотвратила Холокост, но повела нас в правильном направлении.
Ему тоже благодарно похлопали. В том числе и мы с Эммой. В качестве председательствующего он объявил о начале прений.
Человек в шортах, темной клетчатой рубашке и безрукавке укрепил подозрения, ранее высказанные отказником.
— Я бываю в университетских кампусах за рубежом, в Америке и в Европе, — сказал он, — и свидетельствую: книга Оме встречена с большим интересом, она активно используется для делегитимизации существования нашего государства, у нее есть шансы стать новым «Майн кампф».
Встал впереди нас из второго ряда и выступил с места невысокий господин с круглым животиком и естественного происхождения тонзурой на довольно широком темени. Он предложил собственное определение еврейского народа.
— Евреи, — сказал он, — это те конкретные люди, которые по собственному желанию или волею обстоятельств несут на своих плечах нарратив от Авраама до Холокоста.
— Этот народ, — продолжил он, то ли намеренно пренебрегая четкостью в построении предложения, то ли претендуя на образность изложения, — ныне разделяется на две части: на Вуди Аллена и Шестидневную войну, а та половина нарратива, которая — Шестидневная война, намертво связана с этой землей.
— Он ошибается? — поинтересовалась моим мнением Эмма, но я к этому времени уже потерял интерес к происходящему, слишком близка была она от меня.
— А ты?
Эмма вздрогнула, она сразу осознала, что я думаю не об Оме и его книге. Мучительное чувство. Сладостное. Как мгновенно она понимает меня! Как мы близки! Конечно, — он прав, моя Эмма! Понесем вместе все, что пожелаешь! Авраама, еврейский нарратив, Вуди Аллена, Шестидневную войну!
