Ханс-Петер де Лорент - Негласная карьера
Вырисовывалась следующая картина. На собрание пришло довольно много народу (Поммеренке удивился: странно, кому интересны проблемы этих турок?). По подсчетам Вайнмана, около сорока человек. Рюдигеру хорошо знакомы такие собрания, смесь агитпропа и митинга солидарности. Сцена, ораторы сменяют друг друга (здесь их было семь) у микрофона. Вайнман педантично указал их фамилии, описал внешность, дал сжатый пересказ выступлений. Семеро ораторов представляли семь различных общественных организаций. Вайнман записал и их названия. Среди выступавших – четверо немцев и трое турок. Поммеренке слабо ориентируется в делах, связанных с иностранными рабочими, поэтому ему мало что говорит, например, такое название, как «Турецкий рабочий и просветительский союз».
С основным докладом выступил Феликс Бастиан, представлявший «Антифашистское движение», о котором Поммеренке до сих пор ничего не слышал. Объявление в «Шипе» гласило, что инициатором собрания является «Антифашистское движение», которое объединяет ряд общественных организаций.
Поммеренке еще раз просмотрел сжатое изложение речей, чтобы вычленить узловые моменты. Что, собственно, общего у Феликса Бастиана с турками? С какой стати он хлопочет о них? Поммеренке знает, что коммунисты при распределении партийных поручений учитывают личные пожелания. Конечно, бывает, что поручения даются в обязательном порядке, но лишь тогда, когда никто не возьмется за него по собственному желанию. Так в чем же тут интерес Бастиана?
Бастиан говорил в своем выступлении о районной мусульманской школе. В отличие от наших школ, подчеркнул он, обучение там ведется методами принуждения, применяются телесные наказания. «Наши школы». Вот до чего дошло. Прочитав еще несколько строк, Поммеренке невольно рассмеялся. По свидетельству Вайнмана, в достоверности которого сомневаться не приходилось, Феликс Бастиан потребовал усилить государственный контроль за мусульманскими школами. Ну и ну. Это и есть их диалектика. Когда коммунистам нужно, они зовут на помощь даже государство. Хотя обычно не упускают случая изобличить нажим, вмешательство, контроль со стороны государства. Занятия на курсах марксизма не прошли для Поммеренке даром, он вполне представлял себе, какие тут могут быть аргументы.
– Контроль, товарищи, плох не сам по себе. Вопрос в том, чьим интересам он служит.
Поммеренке хорошо помнил подобные рассуждения, хотя не до конца усвоил их суть. Разве может стать хорошим при социализме то, что плохо при капитализме? Тут-то и говорили обычно о классовом подходе.
Ульф приводил тогда в пример даже ведомство по охране конституции. Дескать, все решает, кто охраняет и от кого охраняет. И при социализме нужна организация, которая присматривала бы за врагами социалистического строя, за контрреволюционерами, за всеми теми, кто хочет повернуть вспять колесо истории.
– И у нас, – говорил Ульф, – тоже есть сферы общественной жизни, где действительно нужно защищать конституцию. Пусть, например, государственные органы разберутся в антиконституционных действиях неонацистов и прикроют эту лавочку. Ничего не имею против такой охраны конституции.
Против необходимости особой внутренней службы при социализме никто не возражал, а тут многие запротестовали. Как можно защищать тайную полицию капиталистического государства? Да еще считать, что при некоторых обстоятельствах она способна играть положительную роль? Кто контролирует аппарат тайной полиции?
Все эти словопрения действовали Рюдигеру на нервы. Одно из двух: либо ты за, либо против. И нечего мудрить. Не может тот, кто слывет врагом демократии у нас, быть защитником народа «у них».
Стоп. Все воспоминания о курсах, на которые, Поммеренке ходил по чужому заданию, но не без интереса, вмиг вылетели из головы. Вот решение проблемы! Потрясающе!
А Вайнман хорош. Какова выдержка. Выдает настоящую сенсацию и держится скромником.
Отчет составлен в строгой хронологической последовательности. Никаких журналистских выкрутас, ни малейшей попытки выставить себя, автора отчета, в выгодном свете, хотя неожиданно события приняли весьма драматический оборот. Как сообщал Вайнман, собрание, протекавшее до того вполне обычно, в двадцать часов четырнадцать минут было сорвано.
Двери малого зала ресторанчика «Килертруд» с треском распахнулись, и пятнадцать-двадцать турок ворвались внутрь. На вид они мало чем отличались от большинства участников собрания. Возраст от двадцати до сорока пяти лет, одеты в синие или серые костюмы, без галстуков. Кое-кто в куртке поверх пиджака. Выступал как раз турецкий профсоюзник Мехмет Бурзан, тридцати пяти лет, член производственного совета крупного металлургического предприятия, где занято много иностранных рабочих.
Собрание прервалось, так как никто, в том числе Вайнман, ни секунды не сомневались в злонамеренности ворвавшихся. Бурзан прекратил свое выступление о дискриминации иностранных рабочих, некоторые из слушателей вскочили с мест. Началась перепалка, с обеих сторон кричали, размахивали руками.
Перебранка шла по-турецки, лишь изредка раздавались немецкие слова, чтобы объяснить присутствующим немцам, что происходит, однако и эти выкрики заглушались общим гамом, поэтому Вайнман не сразу, но все-таки сообразил, что ворвались «серые волки» (их обзывали фашистами, это слово звучит похоже и на турецком).
Вайнман затруднялся сказать, с чего именно началась драка. Поммеренке живо представил, как Вайнман старался уберечь свою марк-шпицевскую физиономию. Сам-то Рюдигер и подавно перетрусил бы. В таких случаях главное – спасать свою шкуру. Да и не важно, кто ударил первым. Важнее результат, а результат – многообещающий.
Далее Вайнман привел данные полицейского протокола и сведения, полученные из больницы. Ранены двадцать четыре человека. Из них лишь семеро ворвавшихся на собрание. «Серые волки» основательно подготовились к драке, об этом свидетельствовали спрятанные под пиджаками и куртками ножи, металлические прутья и даже велосипедные цепи.
Среди тяжело пострадавших оказались Феликс Бастиан и турецкий профсоюзник. По словам Вайнмана, правые экстремисты первым делом бросились на сцену. Кроме того, они с фанатичной яростью накинулись на стол с книгами и брошюрами. Стол разбит в щепки, книги разбросаны и растоптаны. По предположению врачей, Бастиана ударили по голове стулом. В результате – сотрясение мозга, сломана переносица. С профсоюзником дело обстояло еще хуже. Ему нанесено множество ножевых ранений, сильно задето левое легкое. Полицию вызвал хозяин ресторанчика, та прибыла сравнительно быстро, но уберечь зал от разгрома не сумела. Правда, угрозой применить оружие ей удалось остановить потасовку. Поммеренке отметил, что полиция переписала данные с документов всех присутствовавших и задержала наиболее активных участников драки с обеих сторон, всего семь человек.
Вайнману пришлось предъявить служебное удостоверение. Он доложил об этом в своем отчете, чтобы начальство попросило полицейского, составлявшего протокол, отнестись с пониманием к данному обстоятельству. Картотеки и компьютеры и без того перегружены, не стоит пичкать их сведениями на своих же людей.
В завершение отчета Вайнман указал фамилии врачей, которые занимаются пострадавшими, и фамилию дежурного из полицейского участка, который составлял протокол. Записан и номер протокола. Копия уже затребована.
Поммеренке закрыл отчет. Дополнительных вопросов пока по возникло. Пожалуй, надо попросить Вайнмана, чтобы оп устно еще раз доложил обо всем.
Он закурил, несколько раз глубоко затянулся и попросил фрау Шредер принести кофе. Опять его потянуло на воспоминания. Сам-то оп ни разу в жизни не дрался, тем более против него никогда не пускали в ход оружие. У Рюдигера подкашивались коленки при одном лишь виде большого, остро отточенного ножа, которым соседский мясник отрезал от мяса жир и жилы.
Ну, довольно. Поммеренке взял себя в руки. Сочувствие здесь неуместно. Как известно, революции без насилия не бывает. Ничего не поделаешь. Возьмем, например, вождей революции – Маркса, Энгельса, Ленина, Либкнехта, Кастро. Все они воспитывались в традициях буржуазного гуманизма, в аристократических семьях. Откуда у них тот пролетарский дух, который оправдывает насилие?
Вот что пришло сейчас Рюдигеру в голову, поэтому оп не испытывает к Феликсу никакой жалости. Скорее есть чувство удовлетворения, даже злорадство. Поделом, именно так и кончается любое бессмысленное стремление переиначить мир. Ну зачем Бастиан связался с турками? Ведь они чуть что – сразу за нож. Разве их поймешь? Заводятся с пол-оборота, склонны к фанатизму, религиозному или идейному. Если они убивают друг друга дома, то и здесь никого не пощадят.
Почему люди вроде Бастиана вечно лезут в чужие дела? Обычно, когда речь заходит об иностранных рабочих или внешнеполитических проблемах, коммунисты сразу же твердят о пролетарском интернационализме. А «серые волки» – это что, не пролетарии? Разве они похожи на маменькиных сынков из буржуазных семей? Ведь Феликс и его товарищи неглупые люди. Пора понять, если большинство рабочих не идет за партией, которая провозгласила своей программой освобождение пролетариата, то что-то с этой партией неладно.
