Алек Стюарт - Жизнь — это судьба
В иных обстоятельствах я бы расхохоталась над комичностью ситуации, но только не сейчас. В этот момент я была неспособна даже улыбнуться. Все, ради чего мы работали не покладая рук, буквально висело на волоске.
— Безусловно, имею, — ответила я энергичным тоном. — Я руковожу этим магазином и являюсь офицером британской армии. Неподчинение моему приказу может обернуться для вас крупными неприятностями.
— У нас их уже предостаточно, — пробормотал капрал угрюмо, пододвигаясь поближе к прилавку, чтобы в случае опасности успеть укрыться за ним. — Ну если вы утверждаете...
Я победила, и тут же он жестом подозвал своего товарища. Интересно, как бы я поступила, откажись капрал признать мое верховенство? Ответить на этот вопрос было трудно.
Два военных полицейских шепотом совещались. Взглянув на Мин Тхин, я увидела, что она готова уйти. Обращаясь к стоявшим перед прилавком обитателям лагеря, я сказала:
— К сожалению, магазин закрывается. Откроем утром, как обычно.
Я надеялась, что меня услышали все, но для верности попросила передать мои слова тем, кто находился в задних рядах.
Они смотрели на меня серьезно, без обычной приветливой улыбки. Откуда-то сзади задиристый голос спросил:
— Почему вы закрываете, мисс? Ведь еще рано. Но люди уже двинулись к выходу, и я перевела дух. Думаю, все бы обошлось, если бы в этот самый момент не подоспели новые полицейские менять нашу охрану. Не имея представления о том, что происходит, они подошли к главному входу, громко стуча армейскими ботинками по деревянному настилу. Избитый полицейский, затаивший обиду, двинулся навстречу новоприбывшим, зычно выкрикивая:
— Арестуйте этого человека!
При этом он указывал пальцем на одного шотландца, который в нескольких ярдах от него мирно пил чай. Шотландец даже рот разинул от удивления, когда до его сознания медленно дошло, что его обвиняют в чем-то, к чему он совершенно непричастен.
— Кого? Меня?! — проговорил он с возмущением. — Ах, да отстань ты! Видать, у тебя с головой не все в порядке, раз вообразил, будто это я расквасил тебе рожу.
Начальник караула после некоторого колебания направился к шотландцу. В это мгновение кто-то кинул чайную чашку, причем так быстро и точно, что я заметила ее, только когда она поразила цель. Чашка попала молодому капралу в голову, и он — уже достаточно взвинченный — окончательно рассвирепел. С яростным криком он бросился в толпу, и тут началось что-то невообразимое. Град всевозможной посуды обрушился на головы сменных полицейских и того юноши, с которым я разговаривала. Тот хотел кинуться на помощь товарищу, которого уже поглотила толпа, но я удержала его за руку.
— Капрал, вы должны проводить девушек до палаток!
— Не могу, мисс, — проговорил он в отчаянии, — теперь я уже никак не могу.
Я потеряла его из виду в начавшейся всеобщей свалке, Мин Тхин — слава Богу — не стала дожидаться моего сигнала, а исчезла вместе с девушками в складском помещении, откуда, как я знала, они легко выберутся наружу. Я уже хотела последовать за ними, но тут ко мне, шатаясь, приблизился капрал с разбитым в кровь лицом.
— Желаете, чтобы я проводил вас, сударыня? — едва выговорил он и свалился у моих ног. С трудом я затащила его за прилавок. В это время стоявшие в первом ряду военнопленные, взявшись за руки, старались сдержать наседавшую толпу. В течение нескольких минут им это удавалось, но постепенно натиск усилился, и в конце концов их прижали к самому прилавку. Мне кричали, чтобы я поскорее уходила, но я не могла бросить потерявшего сознание капрала, а тащить такую тяжесть было не под силу. Какой-то человек нагнулся, чтобы помочь мне, но прежде чем он успел что-то сделать, плотная масса дерущихся навалилась на деревянный прилавок, который я считала прочным и надежным, и опрокинула его. Внезапно я почувствовала острую боль, но еще не сообразила, что на мою руку вылилось почти все содержимое нашего электрического титана, когда я попыталась удержать несчастный прилавок. Кто-то, не потерявший присутствия духа, успел выключить освещение.
В темноте чей-то голос настойчиво спрашивал, все ли у меня в порядке. Я что-то пробормотала, и тот же голос заверил, что мне не нужно беспокоиться о капрале: он приходит в себя. Откуда-то издалека до меня донеслись его стоны. Потом все исчезло из моего сознания, осталась только боль, сделавшаяся такой невыносимой, что я заплакала. Слезы душили меня; я лежала, не двигаясь, рядом с титаном, и остатки горячей воды медленно лились мне на ноги.
Драка, по-видимому, закончилась так же быстро и внезапно, как и началась, потому что в шатре стало заметно тише. Резкий голос — похожий на голос Генри — выкрикивал приказания, встреченные недовольным гулом толпы. Кто-то с шотландским акцентом произнес над самым моим ухом:
— Я уношу ноги!
Вслед за этим послышался топот ног, обутых в грубые армейские ботинки, спешивших по деревянному настилу восвояси. В темноте было трудно разобраться в происходящем, но я почувствовала, что шатер опустел, в нем остались лишь военные полицейские да добровольные помощники, безуспешно пытавшиеся уберечь прилавок от постигшей его катастрофы. Я слышала мужскую брань на дальнем конце большой палатки, кто-то, видимо, сильно пострадал и теперь громко призывал на помощь, перемежая крики всхлипываниями, которые почему-то долго оставались без ответа. Доведенная до крайности этими рыданиями, я с трудом поднялась на ноги и увидела мужчину с фонарем.
— Вики, ради Бога... вы ранены? Почему вы не ушли, когда все началось?
Это был Генри, вконец рассерженный. Я лишь молча покачала головой и двинулась по направлению к складской палатке, через которую убежали мои девушки.
Генри догнал меня у самого выхода.
— Подождите, Вики! — проговорил он тоном, не допускающим возражений, и я, остановившись, моргала, когда он при свете фонаря вглядывался в мое лицо. — С вами все в порядке? — спросил он уже мягче. По счастью, он ограничился осмотром лишь моей физиономии, а когда я сравнительно бодро кивнула, отвел фонарь в сторону. — Не расстраивайтесь, Вики, в случившемся вашей вины нет. Послушайте, здесь где-то поблизости Дженис, я попрошу ее проводить вас до палатки. А то вон там лежит парень с разбитой головой, нужно позаботиться о нем. — Он замолчал, и, несмотря на темноту, я чувствовала его пытливый взгляд. — Вы действительно не ушиблись?
— Немного кипятку вылилось мне на руку — и только, — ответила я, стараясь говорить нормальным тоном. — У меня все в полном порядке.
Я действительно чувствовала себя в тот момент вполне сносно. Рука перестала болеть, и, следовательно, я не обманывала его.
— Генри, что теперь будет? Большие неприятности, верно?
— Да, — подтвердил он мрачно, — непременно. Но мы постараемся замять дело. Я поговорю с полицейскими, может, и удастся избежать серьезных неприятностей. А что все-таки произошло?
Я рассказала ему все, и он плотно сомкнул губы.
— Ну, что ж, этого следовало ожидать. Попытаюсь договориться с полицейскими. И куда только запропастился этот несносный ребенок? Я велел ей ждать здесь. Эй, Дженис, где ты?
К палатке подъехала санитарная машина; выглянув наружу, Генри сказал:
— Должен покинуть вас, Вики. Не хочу, чтоб они тормошили парня, пока я не осмотрел его еще раз. Не исключено, что у него тяжелые повреждения. Ах, подоспел патруль от ворот! Черт бы взял... Нельзя, чтобы они потолковали с полицейскими раньше меня. Сумеете добраться одна? Давайте, давайте...
Тут я увидела бежавшую к нам Мин Тхин и указала на нее. Коротко улыбнувшись, Генри оставил нас вдвоем. На тревожный вопрос девушки я успокаивающе покачала головой, решив не распространяться о своих болячках. Совершенно неожиданно она уцепилась за мою поврежденную руку, и я почувствовала такую невыносимую боль, что невольно громко вскрикнула.
— Отпусти, — простонала я, не узнавая собственного голоса, — не держи за руку, Мин. Мне... больно...
— Ты ранена, — прошептала Мин Тхин с укоризной. — Вики, у тебя весь рукав мокрый. Это... это... — Она уставилась на меня расширенными от страха глазами. — Это кровь?
— Конечно, нет, — ответила я с раздражением. — Это горячая вода. Титан опрокинулся, когда повалили прилавок. Я в полном порядке. Перестань волноваться.
— Но в самоваре же был кипяток, — настаивала Мин Тхин со свойственным ей упорством, которое и прежде порой выводило меня из себя. — Позволь капитану О'Малли взглянуть на твою руку. Вдруг ты ее сильно обварила, он — доктор и перевяжет тебя.
И не успела я ей помешать, как она уже окликнула Генри, тот остановился на полдороге.
— Послушай, — принялась убеждать я, — у Генри О'Малли достаточно неотложных дел: здесь тяжелораненый, его необходимо осмотреть, прежде чем погрузят в санитарную машину. Потом еще нужно потолковать с полицейскими. Если они выдвинут официальные обвинения, нас ждут серьезные неприятности. Ради Бога, Мин, не задерживай его. Рука в полном порядке.
