Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия
Это не составляло большого труда, но до этого пока не доходили руки. А Юрка Маковецкий, в совершенстве овладевший методикой Кирлиана, вдруг стал лейтенантом пограничных войск. В самом центре Москвы!
– Кто такой Маковецкий?
– Да так…
Глава 7
Однажды Жора спросил меня в лоб:
– Слушай, тебе не кажется, что мы просто стучимся не в ту дверь?
Значит, сомнения терзали и Жору! Прошел месяц. Под вечер подъехал эсэс – наш генерал – и потребовал отчет.
– Вы сидите тут на сдобных хлебах, дуете пиво и жрете балык…
Мы молчали. Жора полулежал в своей излюбленной позе с ляжками на подлокотниках. Он даже век не поднял, когда тот вошел: курил свою трубку. Я тоже не спорил. Такой тон был в стиле поведения генерала, он понимал, что мы работаем, что называется, на износ, и мы знали, что в конце концов он произнесет свое крепкое кривое слово.
– Этот наш пердун будет жить или нет?
Вопрос был поставлен колом, и каждый из нас знал, что ответа здесь может быть только два: «да» или «нет». И мы продолжали молчать.
Эсэс не любил Брежнева, но эта его нелюбовь никого не интересовала. Была цель, были средства, надо было выполнять свой долг и взятые обязательства. Генерал налил себе коньяку и выпил.
– Что мне ему сказать? Вы же понимаете, что у него сотни шептунов, он никому не верит и мои уговоры подождать еще день или два ему до жопы…
Мы знали, чем весь этот разговор закончится, поэтому Жора взял на себя смелость сказать:
– Мы готовы…
Генерал на мгновенье умолк, рука его снова потянулась к бутылке.
– Нам необходимо следующее, – продолжил Жора и взял трубку в обе руки так, словно собрался вручать ее генералу как саблю. Я знал этот его жест – он принял решение.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем генерал произнес:
– Ну?..
– Первое, – сказал Жора и положил трубку на стол, – никто к нему с завтрашнего дня не должен прикасаться.
– К кому? – задал дурацкий вопрос генерал.
Жора выдержал паузу, снова взял трубку и сделал затяжку, медленно выпустил из себя облачко дыма и продолжал:
– Второе…
Я взял сигарету и тоже закурил.
– Второе, – повторил Жора, – его нужно усыпить, обездвижить, словом, выкрасть на пару дней, пока мы будем с ним возиться…
Было начало ноября, приближался всенародный праздник, и все, что требовал Жора от генерала, исполнить ему было сложно..
– Хорошо, – сказал в конце концов генерал, но если…
– Никаких «если», – оборвал его Жора, – теперь я генерал! Ты же…
Генерал умолк, перевел взгляд на Жору, секунду подумал, налил себе снова в стакан. А Жора оседлал своего боевого коня: ему нужно было пропитать генерала чувством его, генерала, огромной вины.
– Ты – не человек, ты – растение, – тихо произнес Жора, глядя генералу прямо в глаза. – Но не кактус, не баобаб и не киви. Ты даже не репейник – ты никогда не станешь Хаджи-Муратом! Ты – ползучая зелень, пригодная разве что для корма баранов или для подстилки свиней. Тебя непременно сожрет какая-нибудь корова…
Я удивлялся неожиданной смелости Жоры и понимал, что теперь никакие генералы и члены правительства над ним не властны, они для него – просто пыль, да, чердачная пыль, кролики, да, подопытные кролики… Раз уж вы идете ко мне, ползете, как жабы в мою пасть…
Как-то он произнес в сердцах:
– К богатству и власти, к свободе и славе нужно всегда быть готовым. Этому нужно учиться. А ты посмотри на этих держиморд-дармоедов! Разве они способны поделиться славой? А властью, а рублем? Дудки! А ведь щедрость – это первый признак красоты и величия, это вызов вечности. Отдавая частичку себя, ты обретаешь весь мир. Они не способны этого осознать, их кирпичные мозги не впускают в себя подобных мыслей. И вообще запомни: там, у них наверху, только вонь. Быть рядом с ними невыносимо, а прикоснуться к ним – значит провоняться на целый мир.
Я давно заметил, что Жора недолюбливал и был зол на тех, кто так или иначе ограничивал его свободу, но и создавал условия для безбедного существования.
– Что я должен делать? – спросил генерал.
– Взять жабу возрастом десять тысяч лет, – серьезно сказал Жора, – тысячелетнюю летучую мышь…
Генерал уставился на него стеклянными глазами, но Жора продолжал:
…высушить и пить порошок с молоком столетней кобылицы.
– Что ты несешь?! – возмутился генерал.
И только после этого выпил. А Жора неистовствовал:
– На что мы жизнь тратим! Эти пердуны!.. Эти крутолобые уроды с квадратными рябыми мордами и заплывшими жиром свиными глазками… Они же не видят дальше собственного носа! Ублюдки, быдло!.. Зачем нам тратить лучшие годы на то, чтобы эти маразматики, эти свиные рыла прожили в своем сомнамбулическом состоянии и в полнейшей интеллектуальной прострации еще один день?
– Уймись, – примирительно сказал генерал.
– И не подумаю. Нет, ты скажи мне – зачем? Чем за эту минуту или год, которую ты ему подаришь, они осчастливят тебя, меня, человечество? Да ничем! Определенно, ничем!..
– Уймись же, – попросил генерал.
– А с какой такой радости, – наступал Жора, – я должен забивать свою умную голову никчемными и дурными мыслями о здоровье какого-то недоноска?
– Он что болен? – спросил меня генерал, когда Жора куда-то вышел.
– На всю свою умную голову, – сказал я.
Я и сам так думал: с какой такой радости? И все-таки мы упустили еще один шанс испытать свои липосомы. Ведь достаточно было настоять на своем, сделать крохотный укол, и мы бы, я в этом уверен, добились очередного успеха. Но уже в тот момент, когда Жора с желваками на скулах произносил свои злые слова, я понял, что никакого укола не будет. Я подумал, что он может уцепиться вождю даже в горло, чтобы никогда его больше не видеть.
Иногда Жора давал волю своим чувствам, и тогда доставалось каждому, кто стоял у него поперек дороги. Я молил Бога, чтобы этого не случилось.
– Вся эта пузатая срань… – Жору несло, – … это же шпана, ворье!.. Ворье в собственном доме!
– Никто этого не доказал.
Жора хмыкнул:
– Так сплошное ж ворье. Некому доказывать… Всех их нужно кастрировать, вырывать у них яйца, как больной зуб, чтобы их сперма никогда больше не покрывала землю своей зловонью…
Я любовался этой искренней злостью: мне доставляло удовольствие видеть живо сверкающие синью злые глаза, нарочито быструю жестикуляцию рук и его жаркий, не срывающийся ни на крик, ни на визг бархатный баритон, не забывающий в конце почти каждой фразы повторять неизменное «Определенно!».
– И скажи мне на милость, за что нам досталась такая кара? Разве мы заслужили лизать им замшелые задницы?.. И… могу ли я, в конце-то концов, увлекаться тайнами звезд, когда у меня вечно перед глазами смерть или рабство?
– На, выпей, – сказал генерал, наливая Жоре полный стакан, – и уймись, наконец. Я за эти задницы не мало тебе плачу, не так ли?
Это была правда, от которой даже Жора не смог отмахнуться.
Так, мне казалось, тратилось по пустякам драгоценное время, отведенное нам на земле.
Глава 8
Накануне праздника мы встретились с Брежневым, чтобы обсудить перспективы его дальнейшего пребывания на этой планете. Да, мы говорили откровенно и в таком высокопарном тоне, поднимая в его глазах значимость и величие его личности. Он слушал и кивал.
Когда речь зашла о возможном бессмертии – вечном существовании в форме клона, Брежнев остановил Жору поднятием своих роскошных бровей и коротко бросил:
– О каком бессмертии ты говоришь?
– Клонирование – это такой способ… – начал было объяснять Жора, но Брежнев не слушал его:
– Сколько я еще буду жить?
Он приготовил носовой платок, чтобы промокнуть слезившиеся глаза и геморроидальным взглядом уставился на Жору.
– В виде клона – вечно, – просто сказал тот.
Брежнев промокнул глаза, проморгался и, втянув, как конь, порцию воздуха через ноздри, задал еще один вопрос:
– Ты не все понимаешь, что я говорю?
Тишина продержалась ровно секунду.
– Если вы не умрете, то не будете жить, – как Иисус произнес Жора, и у него на скулах вдруг заиграли желваки злости.
– Ты, видимо, не по годам туговат на ухо, – прошамкал Брежнев.
– Мы вас мумифицируем, – поспешил Жора исправить положение.
– Как Ленина?
Брежнев задержал дыхание.
– Как фараона, – выстрелил Жора.
Брежнев глубоко вдохнул, улыбнулся и сказал:
– На хрена мне ваше бессмертие, я хочу просто немного пожить. Мне уже трудно дышать…
Наш последний довод – клонирование – вождь отверг.
– На прошлой неделе под колесами автомобиля, – сказал он, – погиб мой красавец кот. Это знак. Когда в меня стрелял полоумный, этот кот сидел у меня на коленях. Две обоймы были выпущены в Берегового. Чтобы знал, как носить мои брови. Тогда кот меня спас. А сейчас – некому…
Все были наслышаны о черном коте, которого подарил Брежневу Далай-лама. Говорили, что вождь нелегко пережил смерть любимца.
