Маркус Зузак - Я — посланник
Но не будем о будущем. Сейчас мы просто бежим.
Мы бежим сквозь ночь и наполняем ее своим смехом.
На следующий день о грядущей вечеринке говорят все. Абсолютно все.
К отцу Томасу даже приезжали полицейские — интересовались, в курсе ли он, что происходит. Святой отец честно отвечает, что, конечно, знает о запланированном мероприятии. А вот про то, что кто-то из паствы взял да и расписал весь пригород граффити, он первый раз слышит.
В пятницу вечером я к нему заезжаю, и он рассказывает, как это было.
— Ну сами-то подумайте, — сказал он полицейским, — какие ко мне люди ходят. Церковь для бедных, откуда у них краски!
Они, конечно, все приняли за чистую монету. Разве можно не поверить отцу Томасу?
— Ладно, святой отец, все понятно. Но обязательно свяжитесь с нами, если что-то узнаете об этом деле.
— Да-да, конечно, — заверяет он полицейских.
И уже в дверях интересуется:
— Ребята, вы-то в воскресенье придете?
Полицейские, как вы понимаете, тоже люди.
— Бесплатное пиво? — улыбаются они. — Кто ж от такого откажется!
Я же говорил — блестящая, блестящая идея.
Итак, все готово. Придут многие. Отцы и матери семейств с детьми и домочадцами. Пьяницы. Уроды. Атеисты. Сатанисты. Местные эмо и готы. Все, все придут. Бесплатное пиво! Это не может не сработать! Это ж ясно, как божий день.
В пятницу ночью я работаю, но суббота у меня выходная.
В субботу, кстати, случаются два события.
Сначала ко мне в дом приходит отец О’Райли. Я приглашаю его пообедать — у меня как раз суп. Мы сидим, едим, и вдруг священник застывает, — лицо у него прямо светится.
Он роняет ложку и говорит:
— Эд, я должен обязательно сказать тебе это!
Я тоже замираю с ложкой в руке:
— Да, святой отец?
— Я много раз слышал, что среди людей ходит бесчисленное множество святых. Они не в ограде церкви и почти ничего не знают о Боге. Но Бог — в них, хотя они об этом и не догадываются.
Сначала в меня проникают его слова, а потом взгляд.
— Ты — один из этих людей, Эд. Для меня большая честь познакомиться с тобой.
От этого заявления я прямо обалдеваю.
Меня, конечно, по-всякому называли и разные вещи говорили, — но никто и никогда не сказал: «Для меня честь познакомиться с тобой, Эд».
Внезапно я вспоминаю, как Софи спросила, не святой ли я. А я ответил, нет, не святой. Обычный глупый смертный.
Но в этот раз я не стану отнекиваться.
— Спасибо, святой отец.
— Тебе спасибо.
А второе событие такое: я отправляюсь с визитами. Захожу к Софи — ненадолго. Только спрашиваю, сможет ли она прийти в воскресенье. Она отвечает: «Конечно».
— И домашних приводи, — советую я.
— Обязательно.
Потом я иду к Милле и справляюсь, не будет ли она против, если я в воскресенье провожу ее в церковь.
— Это просто замечательно, Джимми!
Одним словом, она в полном восторге.
Ну что ж.
Остается последний визит.
Я стучусь в дверь дома Тони О’Райли — и не особо верю в успех.
— О, — говорит он. — Это опять ты.
Но, похоже, ему приятно увидеть меня снова.
— Ну что, передал братцу мои слова?
— Да, — отвечаю, — передал. Меня зовут Эд, если что.
Я немного стесняюсь — как обычно, когда нужно кого-то о чем-то попросить. Но делаю над собой усилие, поднимаю на Тони О’Райли глаза и говорю:
— В общем, я…
Остальные слова не желают выходить, и фраза повисает в воздухе.
— Что?
Ладно, эту подачу будем считать упущенной. Зайдем с другой стороны:
— В общем, я думаю, Тони, ты знаешь, о чем я.
— Да, — легко соглашается он. — Я видел граффити.
Я опускаю глаза, а потом снова смотрю ему в лицо:
— Ну так что?
Он открывает сетчатую дверь, и на мгновение кажется, что он сейчас меня прибьет. Но Тони всего лишь приглашает войти. Мы садимся в гостиной. На нем надето то же самое, что и в прошлый раз. Шорты, майка, шлепки. Внешность у него вроде обычная, но для меня такой наряд — что униформа. Мафиози именно так и одеваются: шорты, майки, шлепки.
Не спрашивая, хочу ли я выпить, он приносит кувшин с чем-то холодным.
— Апельсиновый лимонад будешь?
— Да, спасибо.
В кувшине плавает ледяная крошка — не иначе, у него один из этих современных холодильников, которые умеют все, даже лед колоть.
С заднего двора доносятся детские крики, и вскоре в окне начинают мелькать лица отпрысков Тони — они прыгают на батуте.
— Маленькие засранцы, — смущенно хихикает хозяин дома.
У них с братом похожее чувство юмора.
Некоторое время мы углубленно созерцаем специальный репортаж о перетягивании каната, который показывают по какому-то спортивному кабельному. Но вот программу прерывает реклама, и Тони переводит взгляд со своего крутого широкоэкранного телевизора на меня:
— Эд, я вот что хотел спросить. Думаю, ты заметил, мы с братом… ну, не в самых лучших отношениях.
Я не вижу смысла скрывать это:
— Да, Тони, заметил.
— Хочешь, расскажу, что случилось?
Я смотрю на него.
Честными-честными глазами.
И отрицательно качаю головой:
— Нет, не хочу. Не мое это дело.
Тони испускает вздох облегчения и прихлебывает из стакана. Слышно, как ледяная крошка хрустит у него на зубах. Похоже, сам того не зная, я правильно ответил на его вопрос.
В гостиную вбегает плачущий ребенок:
— Пап, а Райан меня…
— Так, хватит скулить! Вали отсюда! — гаркает Тони.
На лице у мальчишки отображается борьба мысли: плакать или не плакать, канючить или не канючить. Побеждает здравомыслие — личико разглаживается и парнишка быстро утирает слезы:
— Пап, это разве вкусно?
— Да.
Сначала я думаю, что мальчик таким образом спрашивает, можно ли разговаривать в подобном тоне, только вместо «хорошо» говорит «вкусно». Затем соображаю, что речь о лимонаде.
— А можно мне такое?
— А волшебное слово?
— Пожалуйста, пап!
— Именно! А теперь скажи все с самого начала как положено.
— Можно мне, пожалуйста, лимонаду?
— Можно, Джордж. А теперь вали на кухню и намешай себе там чего хочешь.
Глаза мальчишки вспыхивают благодарностью:
— Спасибо, пап!
— Черт, ну и дети пошли, — смеется ему вслед Тони. — Невоспитанные засранцы…
— Точно, — улыбаюсь я в ответ.
Теперь мы смеемся вместе, а потом Тони говорит:
— Знаешь, Эд, у меня такое ощущение, что завтра ты сможешь меня увидеть — конечно, если сильно приглядишься к толпе.
Внутри меня все поет от радости, но я этого не показываю.
Все складывается замечательно.
— Спасибо, Тони.
— Па-па-а-а! — орет с кухни Джордж. — Я все пролил!
— Блин, я так и знал! — Тони встает с дивана и качает головой: — Слушай, извини, не могу проводить. Пойду подтирать за этим засранцем.
— Да без проблем.
Я покидаю большой дом и большой телевизор со вздохом облегчения.
Мне все-таки удалось добиться своего.
В ночь на воскресенье я сплю как сурок и просыпаюсь ни свет ни заря. Помню, как читал замечательную, ни на что не похожую книгу — «Таблица всего сущего». Пытаюсь отыскать ее и понимаю: книжка провалилась в щель между кроватью и стенкой. Все еще пробуя нашарить ее на полу, вспоминаю — сегодня же праздник! Все на День Священника! Приходится оставить поиски и встать с постели.
Одри, Марв и Ричи приходят ровно в восемь, и мы отправляемся в церковь. Отец Томас уже на месте, он нервно ходит из угла в угол и бормочет. Видимо, репетирует проповедь.
Прибывает народ.
Друг Марва с бочонками пива и караоке.
Рабочие, устанавливающие надувные горки и батут.
Мы расставляем грили и поручаем Ричи с друзьями стеречь пиво, пока не закончится проповедь.
В начале десятого начинают подтягиваться прихожане, и я понимаю, что забыл про Миллу:
— Слушай, Марв. Поверить не могу, что делаю это. Не мог бы ты одолжить мне машину минут на десять?
— Что?! — По его тону понятно, просто так ключи я не получу. — Эд Кеннеди желает одолжить вечно обсираемый им рыдван?
У меня нет времени на дискуссии:
— Да, Марв, я был не прав. У тебя отличная тачка.
— И?
«Что „и“, черт тебя подери?» — думаю я.
Тут меня осеняет:
— Клянусь больше не говорить про нее гадости.
Марв расплывается в торжествующей улыбке и бросает мне ключи:
— Поосторожней с моим «фордом», понял?
Так, это уже слишком. Марв прекрасно знает, какого труда стоит мне сдерживаться. Но он смотрит и молчит, говнюк. Ждет, не скажу ли чего. Но я храню благоразумное молчание.
— Молодец, все правильно понимаешь, — ехидно говорит он, и я уезжаю.
Милла вся сгорает от нетерпения. Дверь открывается, она выходит, — я даже не успеваю подняться по ступенькам и постучать.
