Грэм Грин - Человеческий фактор

– Ну, если доктор Персивал посмотрит его, старушке Фирме это ведь ничего не будет стоить, верно?

– Да. Только вот… работая на нас… он, должно быть, несколько поотстал… я хочу сказать: в медицине.

– Ну, ему, наверное, не так трудно будет поставить диагноз. – Это прозвучало, как эхо другого разговора.

– Я ведь, собственно, хотел вас видеть, Кэсл, в связи… вы вполне довольны Дэвисом?

– Что значит «доволен»? Мы отлично работаем вместе.

– Иногда приходится задавать весьма глупые вопросы… сверхпримитивные… но я ведь отвечаю за безопасность. И необязательно думать, что под моими вопросами таится что-то важное. Дэвис играет, да?

– Немного. Любит говорить о лошадях. Сомневаюсь, чтобы он много выигрывал или много проигрывал.

– А как насчет выпить?

– Не думаю, чтоб он пил больше меня.

– Значит вы полностью ему доверяете?

– Полностью. Конечно, все мы склонны ошибаться. А что, была какая-нибудь жалоба? Мне б не хотелось, чтобы Дэвиса куда-то перевели, – разве что в Л.-М.

– Забудьте, что я вообще о чем-то вас спрашивал, – сказал Дэйнтри. – Я задаю такого рода вопросы обо всех. Даже о вас. Вы знаете такого художника – Николсона?

– Нет. Он из наших?

– Нет, нет. Просто иной раз я чувствую, что отстаю, – сказал Дэйнтри. – А вы бы не… впрочем, вечером вы наверняка спешите домой, к семье?

– Ну в общем… да.

– Если по какой-то причине вам придется задержаться на ночь в городе… мы могли бы поужинать вместе.

– Это у меня не часто случается, – сказал Кэсл.

– Да, да, очевидно.

– Понимаете, жена у меня нервничает, когда остается одна.

– Конечно. Ясное дело. Просто у меня мелькнула такая мысль. – Он опять посмотрел на фотографию. – Мы с ней время от времени ужинали вместе. Дай-то бог, чтоб она была счастлива. Ведь со стороны ничем не поможешь, верно?

Молчание окутало их, как издавна известный лондонский туман, отделив друг от друга. Ни тот, ни другой уже не видели под ногами тротуара – теперь надо было идти с вытянутой рукой, нащупывая дорогу. Кэсл сказал:

– Мой сын не в том возрасте, когда женятся. Я рад, что мне еще не надо тревожиться на этот счет.

– Вы ведь по субботам приезжаете сюда, да? Но едва ли, наверно, сможете задержаться на час или на два… а то ведь я ни души не знаю на этой свадьбе, кроме собственной дочери… ну, и ее матери, конечно. Она сказала – я имею в виду дочь, – что я могу привести с собой кого-нибудь с работы, если захочу. Для компании.

Кэсл сказал:

– Конечно, я буду рад… если вы действительно считаете…

Он почти никогда не мог не откликнуться на призыв о помощи, каким бы зашифрованным тот ни был.

На сей раз Кэсл решил обойтись без обеда. И терзал его не голод, терзало то, что весь распорядок дня полетел вверх тормашками. Но ему не сиделось на работе. Хотелось убедиться, что Дэвис в порядке.

Когда в час дня, заперев все бумаги в сейф, даже сухую записку от Уотсона, Кэсл выходил из огромного здания без вывески, он столкнулся в дверях с Синтией.

– Иду посмотреть, как там Дэвис, – сообщил он ей. – Не поедете со мной?

– Нет, с какой стати? Мне нужно сделать кучу покупок. А вы почему туда едете? Ведь у него же ничего серьезного, верно?

– Да, но я подумал: надо к нему заглянуть. Он же там один в квартире – если не считать этих типов, занимающихся окружающей средой. А они до вечера никогда не появляются.

– Доктор Персивал обещал посмотреть его.

– Да, я знаю, но сейчас он наверняка уже уехал. Я подумал, может, вы все-таки съездили бы со мной… просто посмотреть…

– Ну, если мы там не застрянем надолго. Цветы ему везти необязательно, нет? Как, скажем, в больницу. – Суровая девица.

Дэвис открыл им дверь в халате. Кэсл заметил, как он просиял при виде Синтии и тут же сник, поняв, что она не одна.

– А-а, и вы приехали, – заметил он без восторга. – Что с тобой, Дэвис?

– Сам не знаю. Ничего особенного. Старушка-печенка взыграть решила.

– По-моему, твой приятель сказал по телефону, что у тебя что-то с желудком, – сказала Синтия.

– Ну, печенка ведь недалеко от желудка, верно? Или почти недалеко? Я жуть как плохо разбираюсь в собственной географии.

– Я перестелю тебе постель, Артур, – сказала Синтия, – а вы пока поговорите вдвоем.

– Нет, нет, пожалуйста, не надо. Она просто немного смялась. Присаживайся. Выпей чего-нибудь.

– Это вы с Кэслом пейте, а я все-таки перестелю постель.

– До того волевая – просто жуть, – заметил Дэвис. – Что будете пить, Кэсл? Виски?

– Спасибо, немножко.

Дэвис поставил на стол два стакана.

– Тебе лучше не пить, если у тебя печенка не в порядке. Что все-таки сказал доктор Персивал?

– О, пытался меня запутать. Врачи всегда ведь так, верно?

– Я вполне могу выпить один.

– Он сказал, что, если я не сокращу выпивку, у меня может развиться цирроз. Завтра мне придется поехать на рентген. Я сказал Персивалу, что пью не больше кого другого, а он сказал, что печенка не у всех одинаковая – у одних слабее, чем у других. Врачей ведь не переспоришь.

– На твоем месте я бы сейчас не пил виски.

– Он сказал «урезать» – вот я и урезал: налил себе полпорции. И обещал ему больше не нить портвейна. Ну и недельку-другую не буду. Чтоб доставить ему удовольствие. Я рад, что вы заглянули, Кэсл. Знаете, а доктор Персивал в самом деле немного меня напугал. У меня было такое впечатление, что он не все мне говорит. Ведь это же будет ужасно, верно, если меня решат послать в Л.-М., а он не пропустит. И еще я одного боюсь… они с вами не говорили обо мне?

– Нет. Вот только Дэйнтри спросил сегодня утром, доволен ли я тобой, и я сказал – абсолютно.

– Вы хороший друг, Кэсл.

– Это всего лишь дурацкая проверка службы безопасности. Помнишь тот день, когда ты встречался с Синтией в зоопарке… я сказал им, что ты был у дантиста, тем не менее…

– Да. Я из тех, кого всегда прищучивают. А ведь я редко нарушаю правила. Наверно, считаю, что в этом проявляется лояльность. Вот вы – другой. Стоит мне один-единственный раз взять с собой донесение, чтоб почитать за обедом, – и я попался. А вы, я видел, выносите их без конца. Вы идете на риск – как, говорят, вынуждены идти священники. Так что, если утечка произошла по моей вине, – хотя, конечно, неумышленно, – я приду к вам исповедоваться.

– В расчете, что я оглушу тебе грехи?

– Нет. Но в расчете на некоторую справедливость.

– Тогда ты ошибаешься, Дэвис. Я не имею ни малейшего представления о том, что значит «справедливость».

– И вы приговорите меня к расстрелу на заре?

– О нет. Я всегда готов отпустить грехи людям, которые мне по душе.

– Выходит, настоящая-то угроза нашей безопасности – это вы, – заметил Дэвис. – И сколько же времени, вы думаете, продлится эта чертова проверка?

– Наверное, пока не обнаружат утечки или не решат, что никакой утечки вообще не было. Возможно, в Пятом управлении какой-то господин принял слушок за истину.

– Или какая-то дама, Кэсл. Почему это не может быть женщина? Это вполне может быть одна из наших секретарш, если ни я, ни вы, ни Уотсон тут ни при чем. У меня при одной этой мысли мурашки идут по телу. Синтия на днях обещала поужинать со мной. Я поджидал ее «У Стоуна», а за соседним столиком сидела хорошенькая девушка и тоже ждала кого-то. Мы обменялись улыбочками: ведь нас обоих подвели. Так сказать, товарищи по несчастью. Я уже собрался было заговорить с ней – в конце концов, Синтия ведь надула меня, – а потом у меня возникла мысль: а может, мне подставили эту девчонку, может, они слышали, как я заказывал столик по телефону с работы. Может, Синтия не пришла, потому что ей приказали. А потом, кто бы вы думали, явился и сел за столик к девушке, – догадайтесь, кто, – Дэйнтри!

– Это была, по всей вероятности, его дочь.

– В нашем заведении используют ведь и дочерей, верно? До чего же идиотская у нас профессия. Никому нельзя доверять. Я не доверяю теперь даже Синтии. Вот она перестилает мне постель, а сама бог знает чего там ищет. Найдет же она только вчерашние хлебные крошки. Они еще и их подвергнут анализу. Ведь в крошке может быть запрятана микрофишка.

– Я не могу больше у тебя сидеть. Почта из Заира пришла.

Дэвис поставил на стол стакан.

– Черт знает что – даже у виски вкус стал другой, с тех пор как Персивал напичкал меня этими мыслями. А как вы думаете, есть у меня цирроз?

– Нет. Просто не перегружайся какое-то время.

– Это легче сказать, чем сделать.

Когда мне все осточертевает, я пью. Вам вот повезло – у вас есть Сара. Кстати, как Сэм?

– Он без конца спрашивает про тебя. Говорит, никто не умеет так играть в прятки, как ты.

– Славный маленький паршивец. Хотелось бы и мне иметь такого паршивца – только от Синтии. Надежды, надежды!

– Климат в Лоренсу-Маркише не очень подходящий…

– О, говорят, вполне о'кей для детишек до шести лет.

– Что ж, Синтия, пожалуй, начинает сдаваться. В конце концов, ведь это она перестилает тебе постель.