Андрей Рубанов - Психодел
Кирилл слушал, дымил сигарой; ему было интересно. Однако по большому счету он не услышал ничего нового.
– Я не уговариваю, – сказал он. – Я советую. Это не развлечение, понял, нет? Это процедура, дружище. Это шанс изменить себя.
– Зачем? Я не хочу себя менять.
– Ну и дурак! – весело сказал Кирилл. – Жизнь – это перемены! Всё движется! Неужели не чувствуешь? Всё вокруг нас шевелится! Всё течет, бежит, дышит и подыхает! И ты шевелись. Думаешь, я не помню, как ты на той кухне в носу ковырялся и на мой нож вот такими глазами смотрел?
Он встал, сдвинул сигару в угол рта, снял со стены рисунок, оправленный в мощный багет. Протянул.
– Гляди. На прошлой неделе купил, у одного еврея, антиквара сильного. Страница из книги Йозефа Юстаса Скалигера. Иллюстрация. Шестнадцатый век. Недорого взяли, по пятьдесят долларов за картинку, я семь картинок купил и все велел в рамки под стекло убрать...
Сладкий мальчик посмотрел, по лицу было видно – ничего не понял.
– Ей четыреста лет, – сказал Кактус. – Картинке. А этот Йозеф Юстас Скалигер – один из основателей современной хронологии. Понял, нет? Мужик искал точку, от которой отсчитывать историю. Момент, с которого люди себя помнят... А теперь слушай, дружище. – Кактус сел на стол, рядом с Борисом, налил в оба стакана, а браслет небрежно отодвинул. – Вот есть лично твоя история. И есть моя. А есть наша общая история, понял, нет? Она с той кухни началась, с того ножа, с той пепси-колы. С того первого дня, как я на дембель пришел, а ты по коридору бегал в колготках рваных, – оттуда идет отсчет нашей истории. С того дня ты есть в моей жизни, а я – в твоей. Допустим, сейчас ты встанешь и скажешь: «Кирилл, я тебя больше видеть не желаю, испарись из моей жизни». И уйдешь. Я кивну. Испариться – ладно, пусть будет так (Борис проделал слабый протестующий жест). И чего, кончится наша общая история? Нет! Тот наш общий день, самый первый день – он никуда не денется! Тот пацанчик в колготках тоже никуда не исчезнет, он вот тут будет, – Кактус ткнул себя в грудь. – Я и тогда пытался тебе растолковать, как надо по жизни идти, и сейчас буду. Потому что я, как ты сам выразился, крутой дядя. А ты – не крутой. Потому что я старше, а ты младше. Потому что я знаю, как жизнь устроена, а ты не знаешь. Ты живешь, как тебе комфортно, – слушай, неужели ты думаешь, что тебе позволят так жить?
Сладкий мальчик выпил, шумно засопел, сделался моложе, глупее и угрюмее. Тихо спросил:
– А кто мне не позволит?
– Никто тебе не позволит! – сказал Кирилл. – Девочка твоя тебе не позволит. Она хочет, чтоб ты был принцем, а не самим собой. Друзья не позволят. Им выгодно, чтоб ты был мачо и альфа-самец. Жулики не позволят – они будут тебя грабить. Государство тоже не позволит – оно не любит, когда людям комфортно. Граждане должны быть всегда чуть-чуть напряжены, постоянно под легким прессом, это очень важно... Если человеку в государстве комфортно, человек начинает борзеть, много о себе думать и жиром заплывать. Пойми, дружище: у людей вся система отношений, вся общая жизнь настроена так, чтобы каждый держал каждого в напряжении. Ты думал, джип купишь, бицуху накачаешь – и от тебя все отстанут? Ты так думал? Скажи. Только честно скажи.
Сладкий мальчик неуверенно улыбнулся.
– Ну... да.
– Вот! Хорошо, что у тебя есть я. Кирилл. Твой личный Бармалей. Я тебе глаза открою. Не хочешь ноздри рвать – не надо. Не хочешь наказать плохого человека, который украл у твоей женщины одежду и побрякушки, – ладно, не наказывай. Но задумайся хотя бы. Не ищи комфорта, понял, нет? Не будет его никогда.
– А что будет?
– Что будет? Жизнь будет! Кровь будет. Больно будет. Зависть будет, люди плохие, злые и жестокие. Бабы глупые, жадные и бестолковые... От которых везде бардак, суета и головные боли. Хаос!
– Моя не глупая, – сказал Борис. – И не жадная.
Кактус тяжело вздохнул.
– Дай бог, чтоб оно так было. Привет ей передай.
– Не передам. Она со мной не живет. Уже полтора месяца.
Из коридора донесся смех и восклицания: кто-то из соседей по этажу уже отпраздновал День защитника Отечества, теперь – веселые, полупьяные – расходились по домам. Кирилл снял офис четыре месяца назад, в октябре, но так ни с кем и не познакомился, и знакомиться не будет, сделает дело – и съедет, незачем знакомиться...
Хотя, с другой стороны, люди могут быть вполне съедобные.
Глава 6
Разгон
Утром сидели в машине возле входа в супермаркет. Ждали. Кактус – на заднем сиденье, Гера – впереди, он был невозмутим, а вот его бритый наголо шофер и компаньон Константин по прозвищу Улыба заметно нервничал: часто менял позу, то и дело перехватывал ладонями руль и был, вопреки своей кликухе, мрачен. «Слабоват», – подумал Кирилл, вздохнул и сказал:
– Я всё сам сделаю. А вы молчите. Чем меньше будете говорить, тем лучше. Как дойдет до горячего, оба выйдете из машины.
– Ясный перец, – ответил Гера, не поворачивая головы. – Только я разгон не люблю.
– Ну и зря, – сказал Кактус. – А я люблю.
– У тебя талант. А мы ребята простые, дикие...
– Говори за себя, – тихо и раздраженно вставил Улыба.
– Тут нет ничего сложного, – сказал Кактус. – Банкоматы хорошо видно. Я эту точку давно присмотрел, удобная – слов нет. Над входом видеокамера, видите? Но мы вне зоны наблюдения. Профессионалы, которые через банкоматы наличность получают, ведут себя одинаково. Быстрые, шустрые, одеты скромно, а главное – не делают лишних движений. Обычный лох возится долго: пока в меню разберется, пока найдет кнопки, пока вспомнит пин-код... А эти – быстрые, у них всё моментально. Вечером, когда народу мало, они, бывает, с двух рук исполняют: сразу две карточки в два соседних банкомата вставит – и погнал! То с правой руки, то с левой. Сам видел. Банкомат дает за один раз тридцать – сорок тысяч рублей, а ему надо взять много, от двухсот до пятисот...
– Эх, – вздохнул Гера, – к черта маме эту жизнь! Ничего я в ней не понимаю. Тут свободой рискуешь каждый день, и бывает – за бесплатно. А рядом люди по пятьсот тысяч в день имеют...
– Не путай, братуха, – терпеливо возразил Кактус. – Это не его деньги. Он их не себе в карман кладет, а продает. За два процента. Пятьсот тысяч продал, десять – его заработок, понял, нет?
– А кому продал?
– Тому, кто схему держит. Большому папе.
– А почему тот папа сам не может снять? В таком же банкомате?
– Потому что для папы пятьсот тысяч – не деньги, ему много надо, каждый день по пять лимонов, понял, нет? А то и по десять. И он нанимает пехоту. Получил пять лимонов, десяти пехотинцам разослал на их счета, а они снимают в банкомате и ему приносят...
– Всё равно не понял, – грустно сказал Гера.
– Чего ты заладил? – пробормотал Улыба. – Не понял и не поймешь. Разберемся в процессе.
– Вот, смотрите, – сказал Кактус. – Наш человек. Видите – курточка удобная, с большими карманами, чтобы бабло складывать... Видите, видите?
– Точняк, – прошептал Гера. – Загружает, не пересчитывая.
Кактус – он сидел на заднем сиденье – рассмеялся и ударил Геру по плечу.
– А зачем пересчитывать? Машина не ошибается. Считайте, сколько раз он карточку вставит. Только, братан, этот кекс – не наш клиент. Смотри налево – видишь? Его страхуют. Вон, трое на «фольксвагене». Кстати, это непрофессионалы. Рожи больно тревожные.
– По ходу, они нас срисовали, – озабоченно сказал Улыба и почесал бритый затылок. – Эти, на «фольксвагене».
– Да и хрен с ними, – небрежно сказал Кактус.
– Слушай, он пятый раз карту пихает!
– Пять на сорок – двести тысяч рублей. О, закончил, выходит. – Кактус открыл окно и сплюнул. – Не, это несерьезные. Детский сад. Приехали вчетвером двести тыщ забирать, тоже мне, мафия... Подождем еще. Сейчас самый момент, с двенадцати до двух, в это время большой папа уже сидит в офисе и ждет, когда пехотинцы ему всё принесут...
– А если не дождемся? – спросил Гера.
– Дождемся, – уверенно сказал Кактус. – Я вчера тут сидел и позавчера. Много их тут. Человек по десять каждый день видел. Место хлебное.
Он открыл портфель, достал потертую рацию, просунул меж спинками кресел.
– Положите где-нибудь. Это подарок от меня. Выглядит как ментовская, а на самом деле там внутри – магнитофон, она сама через каждые две минуты включается и бормочет. Имитирует работу. Один умный парнишка изобрел. Самое главное: можно изобразить переговоры, нажимаете вот здесь и говорите: «Седьмой, ответь пятому». А когда отпускаете кнопку, она сама отвечает: «Седьмой на связи». Дальше можно говорить всё что угодно, но отвечать она будет только одно: «Понял, конец связи».
– Хитро, – оценил Гера. – Я про такое слышал.
– Допустим, мы сажаем в машину лоха, ты берешь аппарат, нажимаешь и говоришь: «Седьмой, клиента приняли, выезжаем в отделение». Потом отпускаешь кнопку, вот так...
