Юрий Мухин - Три еврея
Мне опять скажут, что зато в США свобода слова и свобода Передвижений. Но если у них свобода передвижений, то почему же они не уедут из этой паршивой страны, а если у них свобода слова, то почему же они не используют её, чтобы изменить свои собачьи порядки? Потому, ответят мне, что им такие порядки нравятся. Все правильно: если человек по своей натуре раб, то его и такие порядки устроят.
Есть старый анекдот. Маленький мальчик поздно вечером подкрался к спальне родителей и заглянул в замочную скважину. После чего развел руками и удрученно сказал:
— И эти люди запрещают мне ковыряться в носу?! Так и мне остается сказать:
— И эти задолбанные рабы учат нас, советских людей, свободе?!
КругозорА теперь, с позиции свободы, вернемся к учебе в институте — к тому, зачем, собственно, я в него и поступал.
На мой взгляд, система нашего высшего образования крайне неэффективна и требует коренного изменения, но я обсуждать это изменение не буду, чтобы не уходить от темы. А неэффективность заключена в крайне низком выходе полезной продукции — инженеров, юристов, учителей и прочих. Людей с дипломами о высшем образовании море, а тех, кто действительно является специалистом, соответствующим, к примеру, званию инженера или юриста, капля в море, ну, может быть, десять капель. Уже в мое время в вузы косяками ломились детки с единственной целью — сделать всё, чтобы во взрослой жизни не работать руками. В стране победившего пролетариата пролетарский труд вызывал ненависть и презрение пролетарской интеллигенции, а поскольку именно эта интеллигенция оккупировала СМИ по велению ЦК КПСС, то вслед за интеллигенцией презирать работу руками стал чуть ли не весь народ. В вуз поступали, чтобы потом не стоять у станка, в принципе, этого и не скрывали: родители не стеснялись напутствовать детей словами: «Учись сынок, а то работать придется». И получение высшего образования становилось способом не работать, соответственно, миллионам людей диплом дал возможность не работать, но не сделал их счастливее ни на копейку. Вместо того чтобы получить счастье творца как человек, они прозябали с 8-00 до 17–00 как животные. Немудрено, что движущей силой перестройки явились люди с «верхним» образованием: диплом дал им непомерные амбиции, глупость дала уверенность в том, что они умные, а умишко при отсутствии труда остался детским. Ну да ладно о грустном.
Я уже писал, что тот объем знаний, который можно получить в институте, влияет главным образом на кругозор человека и, если человек действительно научился пользоваться полученными знаниями, то для него нет ничего, в чем бы он не сумел разобраться при необходимости. Но штука-то в том, что все эти знания при желании можно получить самому, без вуза, и еще бабушка надвое сказала, что легче. Возьмите, к примеру, Сталина, я уже в нескольких книгах использовал этот пример, но, думаю, что и в этой он будет к месту.
В нашем дегенеративном мире редко находится историк или журналист, который бы не попенял Сталину на отсутствие образования («недоучившийся семинарист») и не противопоставил ему его политических противников «с хорошим европейским образованием». Эти журналисты и историки, надо думать, очень гордятся тем, что имеют аттестат зрелости и дипломы об окончании вуза. А между тем, что такое это самое «европейское университетское» образование? Это знание (о понимании и речи нет) того, что написано менее чем в 100 книгах под названием «учебники», книгах, по которым учителя ведут уроки, а профессора читают лекции.
Изучил ли Сталин за свою жизнь сотню подобных книг или нет?
Начиная с ранней юности, со школы и семинарии, Сталин, возможно, как никто стремился узнать все и читал очень много. Даже не читал, а изучал то, что написано в книгах. В юности, беря книги в платной библиотеке, они с товарищем их просто переписывали, чтобы иметь для изучения свой экземпляр. Книги сопровождали Сталина везде и всегда. До середины гражданской войны у Сталина в Москве не было в личном пользовании даже комнаты — он был все время в командировках на фронтах — и Сталина отсутствие жилплощади не беспокоило. Но с ним непрерывно следовали книги, количество которых он все время увеличивал.
Сколько он в своей жизни прочел, установить, видимо, не удастся. Он не был коллекционером книг — он их не собирал, а отбирал, т. е. в его библиотеке были только те книги, которые он предполагал как-то использовать в дальнейшем. Но даже те книги, что он отобрал, учесть трудно. В его кремлевской квартире библиотека насчитывала, по оценкам свидетелей, несколько десятков тысяч томов, но в 1941 г. эта библиотека была эвакуирована, и сколько книг из нее вернулось, неизвестно, поскольку библиотека в Кремле не восстанавливалась. (После смерти жены Сталин в этой квартире фактически не жил). В последующем его книги были на дачах, а на Ближней под библиотеку был построен флигель. В эту библиотеку Сталиным было собрано 20 тыс. томов!
Это книги, которые он прочел. Но часть этих книг он изучил с карандашом в руке, причем не только подчеркивая и помечая нужный текст, но и маркируя его системой помет, надписей и комментариев, с тем чтобы при необходимости было легко найти нужное место в тексте книги — легко вспомнить, чем оно тебя заинтересовало, какие мысли тебе пришли в голову при первом прочтении. Сколько же книг, изученных подобным образом, было в библиотеке Сталина? После его смерти из библиотеки на Ближней даче книги с его пометами были переданы в Институт марксизма-ленинизма (ИМЛ). Их оказалось 5,5 тысяч! Сравните это число (книг с пометами из библиотеки только Ближней дачи) с той сотней, содержание которых нужно запомнить, чтобы иметь «лучшее европейское образование». Сколько же таких «образований» имел Сталин?
Есть основания считать, что Хрущев, Маленков и Игнатьев убили самого образованного человека XX столетия. Возможно, были и вундеркинды, прочитавшие больше, чем Сталин, но вряд ли кто из них умел использовать знания так, как он.
Такой пример. Академик Российской академии образования доктор медицинских наук Д.В. Колесов после рецензии другого академика РАО, доктора психологических наук В.А. Пономаренко, выпустил пособие для школ и вузов «И.В. Сталин: загадки личности». В книге Д.В. Колесов рассматривает роль личности Сталина в истории. Книга очень спорная, в том числе и с точки зрения психологии. Но есть и бесспорные выводы, и такие, каким приходится верить, исходя из ученых званий автора и рецензента. Вот Колесов рассматривает такой вопрос (выделения Колесова):
«Принципиальный творческий характер имеет и работа Сталина «О политической стратегии и тактике русских коммунистов» (1921) и ее вариант «К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов» (1923).
…Если оценивать содержание этих работ по общепринятым в науке критериям, то выводов здесь больше, чем на очень сильную докторскую диссертацию по специальности «политология» или, точнее, «политическая технология». Причем своей актуальности они не утратили и спустя много лет. Здесь нет «красивых» слов, ярких образов «высокого» литературного стиля — только технология политики».
То есть по существующим ныне критериям Сталин по достигнутым научным результатам был доктором философии еще в 1920 г. А ведь еще более блестящи и до сих пор никем не превзойдены его достижения в экономике. А как быть с творческими достижениями Сталина в военных науках? Ведь в той войне никакой человек, даже с десятью «лучшими европейскими образованиями», с ситуацией не справился бы и лучшую в мире армию немцев не победил. Нужен был человек с образованием Сталина. И с его умом.
Я же, в отличие от Сталина, базовые знания получил в вузе. Что я о них могу сказать? Теоретическая механика и сопромат мне не пригодились. На заводе был проектно-конструкторский отдел, посему, что бы ты ни рассчитывал в каких-то новых узлах и механизмах, как бы ты сам ни использовал знания того же сопромата, но когда конструктор по твоему предложению будет делать рабочие чертежи, то он все равно сам пересчитает, поскольку несет за свои чертежи ответственность. И так со многими дисциплинами, изученными в институте, — специализация и разделение труда есть специализация и разделение труда. Единственно могу сказать, что, когда я к концу своей карьеры технолога начал создавать общую теорию ферросплавной (правильнее — рудно-термической) печи, то вынужден был обновить кое-какие знания из высшей математики, поскольку выяснил, что без интегрирования мне не обойтись.
Учитывая специфику моей работы, я остался благодарен институту за четкое понимание принципов химии, физхимии и теории металлургических процессов. Тут даже дело не в том, сколько ты сделал благодаря этим знаниям, как в том, сколько ты не сделал, понимая противоречие того или иного предложения теоретическим основам. Идей возникает много, и далеко не всегда надо тратить силы на их опробование — достаточно в них разобраться.
