ГУМИЛЕВ Николаевич - СТРУНА ИСТОРИИ
А он: «Нет! Мне бы — на передовую».
«Странно. Но если хотите, — поезжайте».
Но там он совершил чудеса храбрости, там он своей атакой римской конницы опрокинул нумидийскую конницу, причем откуда он достал римлян — они ездить верхом не умели, но как-то Сулла сумел воодушевить свою конницу, что она сломила этих берберов, предков нынешних туарегов.
Югурта бежал в Марокко к мавританскому царю Бокху. Сулла отправился туда, как парламентер, — и потребовал выдачи Югурты, пригрозил Бокху так, что ему выдали гостя в цепях! — что для Азии и для Африки считалось самым страшным и позорным. Он привез этого несчастного Югурту в Рим, запихали его в подземную темницу, закрыли камнем, так с концами — до сих пор Югурта там.
А какую выгоду имел от этого Сулла? Вы думаете, деньги? Нет. Деньги получил Марий. Весь поход он собирал контрибуции с населения, страшно грабил это население, деньги попадали к нему, он их распределял. Сулла ничего не получил, так, какие-то наградные мелкие, которые ничего в его бюджете вообще не значили. Но он получил возможность ходить по Римскому форуму и говорить: «Нет, все-таки Марий-то дурак! А герой-то — я!»
И больше ничего. Ну, некоторые высказывались, как всегда: «Да, ну его, — хвастунишка! Вот, Марий!
И это его злило еще больше. И когда кимвры (это галлы) и тевтоны (это германцы) перешли через альпийские проходы и ворвались в Северную Италию, чтобы уничтожить Рим, против них были брошены все римские войска, и Сулла попросился опять.
Ему сказали: «Ну, ладно, раз ты такой смелый, — давай!»
Он отправился и вызвал на поединок вождя этих кимвров, этих галлов и перед войском его заколол. Отчаянный жест! После чего римляне одержали победу.
Сулла явился в Сенат: «Ну что, видели? Ну, что ваш Марий? Мешок он на ножках! А вот, я!» — и никакой другой выгоды он от этого не имел.
После этого случилось для римлян несчастье. Они вели себя, надо сказать, в завоеванных странах исключительно по-хамски и обдирали население, как могли, поэтому никакой популярности у них не было. И когда царь понтийский Митридат выступил против Рима как освободитель Востока, то ему удалось перебить огромное количество римлян, рассеянных в Малой Азии и Греции. Война эта была такая, с нашей точки зрения, странная. Понтийское царство включало в себя восточную часть южного берега Крыма. Примерно от Феодосии до Керчи, Таманский полуостров и узкую полоску южного берега Черного моря, там, где сейчас Трапезунд и Синоп. Между горами и морем. И вот это-то царство выступило воевать против всей Римской республики, которая уже включала в себя, кроме Италии и Греции и Северной Африки, Испанию и часть Галлии, Южную Францию. Казалось бы, война такая не равная. Но, тем не менее, Митридат имел огромные успехи. Сулла потребовал, чтобы его послали на эту войну. Но тут Сенат сказал: «Хватит. Дай поработать и другим».
И назначили против Митридата кого-то другого, ставленника Мария. Сулла пришел в свой лагерь солдат, которых он хотел вести, которые были отставлены, к своему легиону, устроил митинг на скорую руку и заявил: «Солдаты! Нас отставили от похода!»
Те в ответ: «Как, что? Ах, как досадно, жалко! Вот мы думали сходить на войну!»
(Тогда ведь к войне было совсем иное отношение, чем у нас. Тогда люди хотели попасть на войну, они бежали на войну.)
Сулла говорит: «Что? И вы так разговариваете, квириты» (то есть граждане).
Это он их странно оскорбил, он их должен был бы назвать милитес — воины.
Те: «Как ты смеешь нас так называть?!»
«А то, что вы — дерьмо, — сказал Сулла, — сидят там старые идиоты в Сенате и под дудку Мария принимают решения, а мы все терпеть будем?!»
«Нет! Не будем терпеть! Веди!»
И Сулла скомандовал им: «В поход! В ряды! Шагом марш! На Рим!»
Рим был довольно далеко. Там узнали, что Сулла идет наводить порядки со своим легионом. Рим огородился баррикадами. Подошли к баррикадам вечером. Сулла приказал зажечь факелы, снял шлем, чтобы видели, что он идет впереди. И, значит, штурмовал родной город. Сломал баррикады, не боясь ничего. Вошел в Сенат, потребовал, чтобы собрались сенаторы и изменили решение. И его, Суллу и его войско, — послали бы на Восток, воевать против Митридата. Ну, братцы мои, тут каждый проголосует, — за. Куда ты денешься! Сенат послал Суллу.
Он действительно Митридата победил, разрушил Коринф, разрушил Афины, уничтожил массу культурных ценностей. А Марий за это время — сорганизовался, нашел сторонников, произвел государственный переворот. Взял власть в свои руки и стал истреблять всех знакомых Суллы. Причем, так как у него людей не хватало, он вооружил собственных рабов (ведь формация-то была рабовладельческая!), дал им в руки оружие и велел бить этих свободных рабовладельцев. Причем, они, как поймают их, так засекали розгами до смерти, — сенаторов, и всех, кто голосовал за Суллу.
А Сулла связан — он воюет, ему вернуться нельзя. Но когда Сулла победил, он вернулся обратно в Италию. Переплыл через Адриатическое море и начал войну против марианцев со своими легионерами, ветеранами, боевыми товарищами. Он победил Мария. Марий убежал и погиб где-то в Африке на развалинах Карфагена.
И тогда Сулла сказал: «Нет! Такого безобразия, как Марий, я не допущу! Я знаю, кого надо убивать! Вот списки людей, которых надо убить, — проскрипции. Вот этих — можно, а всех прочих — нельзя».
Но в проскрипциях было столько людей, что хватало для убийства. Перебили, Сулла стал диктатором Рима — пожизненно. Некоторое время побыл. И знаете, чем он кончил? Он сказал: «А теперь порядок наведен. Мне надоело вами управлять. Я пойду домой. Я возвращаю свою власть Сенату — восстанавливаю республику».
Сложил с себя власть и пошел домой пешком. Какой-то молодой хам стал его страшно поносить. Сулла только посмотрел на него и сказал: «Знаешь, из-за таких, как ты, — следующий диктатор уже не снимет с себя власть». И ушел домой. И довольно быстро умер. Скажите, пожалуйста, для чего он это всё затевал? Чего ему надо было? А объяснил это он сам. И Лукиан[92] это все описал. Зависть у него была, — сначала к Марию, а потом, во время Восточного похода — к Александру Македонскому. Он хотел переплюнуть Александра Македонского. Это было, конечно, невозможно, но, во всяком случае, желание у него такое было. И ради этого он пожертвовал и прекрасными Афинами, и жизнью многих греков, и своими друзьями, и своими легионерами, и всем на свете. А потом, когда он удовлетворил свое желание и решил, что о нем уже не забудут, а как видите действительно не забыли, — помнят, он пошел домой. И тихо-спокойно развлекался, как все богатые римляне. Вино пил, девочки у него там танцевали для гостей. Сам ходил в гости, принимал у себя гостей. Вскоре умер, потому что он заразился на Востоке очень тяжелой инфекционной болезнью, и она его свела в могилу. Как видите, он даже жизнью пожертвовал ради удовлетворения чего — своей прихоти, да? Но ведь из-за этого какие события произошли — грандиозные!
Я рассказал две биографии людей, так сказать, высокопоставленных. Этот вовсе не значит, что люди этого типа и этого склада обязательно должны занимать высокое положение. Просто о них сохранились сведения в истории, а о массе других, которые поддерживали Александра (или мешали ему), которые поддерживали Суллу или Мария и которые тоже делали это вопреки своим личным интересам (потому что можно было устраниться от политики и не делать вовсе ничего, а сидеть дома, вообще говоря, гонять свиней, возделывать поле, смотреть с собственной милой женой на закат, нянчить ребятишек) — не сохранились. Такого человека никто не трогал. Но почему-то было столько людей, которые требовали для себя чего-то большего, что они-то и производили этот шум.
* * *Если мы обратимся к более поздним временам и посмотрим на такую вещь, как завоевание Испанией Америки, то кто шел в конквистадоры, кто ехал (после Колумба) за море с Кортесом, Писарро, Кесадой, Карахалем, Вальдивией в эти страшные американские джунгли Юкатана, в эти самые нагорья Мехико, в эти перуанские заснеженные Анды, в это благословенное Чили, где арауканы победили испанцев и сохранили свою независимость до освобождения Америки и создания Чилийской республики? Самое опасное место было — Чили. Туда женщин не брали и поэтому все чилийцы — сплошь метисы. Индейские женщины очень красивые и очень симпатичные, и поэтому испанцы, которые воевали против арауканов, насельников Южного Чили, они женились на местных женщинах. Все чилийцы подряд — метисы. Но не всегда так.
