Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
— Тряпкой задушился? — шепотом спросила одна из них.
Нет, тряпка была привязана к ноге. Другая девочка испуганно предположила:
— Наверное, умер от дуста. Ой! Смотрите, он опять черный! Всего себя вылизал.
Всех потрясло это открытие. С минуту мы стояли молча. Думали. И вдруг, не сговариваясь, бросились во двор к рукомойникам. Сбросили с себя тряпки и стали яростно мыть голову, лицо, тело холодной водой. Потом подскочили к огромной бочке с водой, что всегда стоит у ворот, и начали обливать друг друга, черпая воду, чем попало. Из спальни выбросили во двор подушки и матрацы.
Пришла директриса, чтобы выяснить причину бунта. Старшие дети вышли вперед, маленькие спрятались за ними. Мы твердо и дружно сказали, что не желаем умирать, как котенок. Но директриса в ответ сердито утверждала, что Васька сдох по другой причине, что дуст не вреден.
— Так и сыпьте его себе на голову при нас. Ведь вши есть и у взрослых, мы слышали, — вышел вперед Иван.
Директриса не ожидала такой резкости от Ивана. Фыркнула, как лошадь, и ушла к себе. Видно сильно испугался за нас Иван, раз так грубо говорил с начальницей. Он усмехнулся ей вслед:
— Мне терять нечего. Все равно скоро в город заберут, в ремесленное.
Похоронили Ваську на месте его гибели. На могилку поставили крест. После похорон не расходились. Все думали об одном: «Значит, умереть, в общем-то, нетрудно. Раз — и нет тебя, как будто и не было никогда».
От такой мысли я почувствовала себя одинокой, маленькой, беззащитной.
ТУМАН
Проснулась рано. Вышла на крыльцо. Какое свежее утро! Мурашки побежали по телу. Посмотрела за калитку на дорогу. А ее не видно. Белая, чуть голубоватая дымка укрыла ее и придорожные кусты.
Подошла Люда, потянула меня за майку:
— Пойдем спать, а то влетит.
— Не бойся, сторож и кухарка меня любят, а воспитатели еще спят. Иди, глянь. Ведь чудо, а?
Я приоткрыла калитку. Люда просунула голову в щель:
— Ой, дым! — удивилась она.
— Туман это, — улыбнулась я.
Люда выскочила на дорогу. Я никогда не видела такой восторженной нашу молчунью и тихоню. Черные глазки ее заблестели, личико похорошело, засветилось. Она широко расставила ножки-спички, раскинула руки, будто хотела охватить, обнять это красивое, незнакомое, чудесное. Потом она возбужденно зашептала:
— Идем, потрогаем его. Он холодный, как снег, или горячий, как пар на кухне?
Люда вприпрыжку побежала к кустам. Но чем ближе подбегала, тем дальше уходил от нее туман. Она повернула ко мне растерянное личико и неожиданно произнесла:
— Туманчик, туманчик
На улице лежал.
Туманчик, туманчик
Куда-то убежал?
Вернулась Люда к калитке, смотрит, а туман тоже вернулся. Тогда я решила побежать с нею подальше, где туман плотный-плотный. Уж там мы его потрогаем, как первый снег! Бежим, бежим, а он все редкий и редкий. Оглянулись назад. Что такое? Вокруг — плотный туман, а в том месте, где мы находимся в данный момент, нет тумана. Он в догонялки с нами играет? Живой он, что ли?
Люда зовет меня в спальню. Она замерзла. Я легла, а спать не хочется. Перед глазами — туманная дорога. Туман вблизи полупрозрачный. Он нежной вуалью окутывает траву, кусты. Стелется ровно-ровно. Ни складочки, ни морщинки, ни бугорка на нем. Только верхушки деревьев торчат из молочного, земного облака. Небесные облака — как кучи легчайшего, тончайшего сказочного пуха. Глядишь на них, и появляется желание скатываться с фантастических горок. А к туману мне хотелось только трепетно, осторожно прикоснуться, не нарушая его идеальной глади.
Но ни туман, ни облака не даются в руки, только манят и дразнят своей красотой.
Утром Люда повела подружек похвалиться туманом, а его уже след простыл. Совсем расстроилась Люда и со слезами закричала вслед скрывшемуся беглецу:
— Туманчик, туманчик
На улице лежал.
Туманчик, туманчик!
Зачем ты убежал?
Девчонкам так понравились эти слова, что они, забыв, зачем пришли, принялись с восторгом петь, подпрыгивая, размахивая руками. Люда предложила игру: пусть девочки первые строчки придумывают, а она будет заканчивать. Получилось интересно! Что придумывали, сразу заучивали. Мальчишки тоже подхватили затею. Правда, слова они употребляли резкие, грубые, и все больше про войну, вроде того:
— Я фрица в морду кулаком...
Под дых я врезал сапогом...
Все так развеселились, что, не сговариваясь, бросились к любимому холму у забора. Какое блаженство лечь на живот в пахучую густую траву и катиться к самому подножью! А внизу не сразу вскочить, а чуточку полежать с легким головокружением от быстрого вращения тела и дурманящего запаха разнотравья, если, конечно, в тебя не врежется кто-либо из друзей. А еще лучше, если внизу под холмом образуется куча мала! И писк девчонок, и восторженные крики пацанов сольются в единое, радостное, счастливое!
ПЕПЕЛИЩЕ
Однажды мы пошли искать оружие. Его много валялось по оврагам и полям. Война закончилась не так давно, и каждый год люди выпахивали, выкапывали из земли то, что напоминало о проходивших здесь военных действиях. Я упросила Ивана взять с нами Витька, но с условием его полного послушания.
Поход получился неудачным. В основном попадались мины, осколки снарядов. А нам нужны ружья, пистолеты, сабли, чтобы в войну играть. Наш путь пролегал мимо небольшой деревушки. Домишки низкие, крытые соломой и бурьяном. Маленькие окошки почти касались земли. Некоторые избы настолько ветхие, что напоминали наши детские шалаши, которые мы строили во время игр из любого попавшегося под руки материала.
— Почему эти дома не похожи на наши, детдомовские? В них, наверное, даже во весь рост человек не сможет встать? — спросила я Ивана.
— Землянки, — уточнил Иван, — выкапывают яму глубиной два метра, а сверху — крыша-шалаш. И живи. Настоящие дома нам строить придется, когда подрастем. Я в строительное ремесленное пойду. Уже решил.
— И детдом красивый, как дворец, построишь? — осторожно влез в разговор вездесущий Витек.
— Зачем детдом? Вы к тому времени вырастете, а если не будет войны, то и детдома не нужны будут. Я хочу, чтобы колхозники из землянок выбрались в красивые, большие, теплые дома. Чтобы пол был деревянный и большая печка. А еще, чтобы поросята и телята отдельно от людей жили. А что сейчас? Поросята под печкой, телята на кухне. О каких тут дворцах речь вести, — усмехнулся Иван.
Витек насупился, почувствовав себя последним несмышленышем.
Кудахтали куры за плетнями. Возились в огородах бабуси, окруженные голопузой малышней. Мимо промчались пацаны вдогонку за единственным колесом, управляемым куском жесткой ржавой проволоки. Рои мух преследовали нас от одной навозной кучи до другой. У плетеного сарая с осыпавшейся глиной чумазый голый ребенок лет трех-четырех старательно выбирал в траве «калачики» (семена придорожной травы). «Если их целый день есть, так вроде и голода не чувствуешь», — подумала я, глядя на малыша. Витек опять влез с разговором:
— Почему нигде нет яблонь около домов?
— В войну сгорели. А теперь налог, — вздохнул Иван.
— Не приставай с вопросами, малый, — сердито оборвал Витька друг Ивана Николай.
Что такое или кто такой «налог», я уже не решилась спросить.
За деревушкой дорога пошла круто в гору. Мы лезли, цепляясь за кусты желтой акации, крепкие стебли чернобыльника, серебристую полынь. Нарвали стручков акации. Вернемся домой, вытряхнем семена, сделаем дудочки-пищалки и устроим концерт для малышей.
