Майгулль Аксельссон - Апрельская ведьма
— А что, что? Расскажите! Что он сказал?
Не хватало только голубиного воркующего смеха Тети Эллен. Но ведь она была там: подняв глаза, Кристина видела, как Тетя Эллен стоит в дверях и смотрит на своих гостей. Невольно Кристина перевела взгляд на Ингу, Аниту и Битте, на их разноцветные платья, сверкающие волосы, блестящие глаза. Тетя Эллен была не такая, со своим квадратным лицом и в своем сером платье.
Вот она, кашлянув, попыталась прорваться сквозь гвалт:
— Послушайте, вы! Слышите меня? Теперь милости прошу всех в большую комнату...
После нестройного гула и хохота первыми наконец поднялись Стиг и Гуннар — как и подобает лидерам, и положили руки друг другу на плечи. Словно одно четвероногое, правда слегка пошатывающееся существо, они направились к Эллен, расступились, не говоря ни слова, и заключили ее в объятия. И стояли так, словно спаянные воедино, — вдова Хуго и два его младших брата. Единое целое — одна семья.
— Угощенье — лучшее в мире, — сказал Стиг.
Гуннар кивнул с пьяной серьезностью:
— Абсолютно! Лучше не бывает...
Тетя Эллен рассмеялась:
— Да-да. Спасибо на добром слове. Но пойдемте, там кофе и сладости...
Голос ее звучал совсем как обычно, уверенно и ласково, но если бы кто-то посмотрел на нее более внимательно, то заметил бы, что верхняя ее губа чуть дрожит. Словно Эллен была гостьей в собственном доме.
***Всю взрослую жизнь Кристине не давал покоя вопрос: как на самом деле проходили переговоры, тайные переговоры, которые наверняка велись в доме Тети Эллен в те первые рождественские праздники? Вопрос этот снова привычно ожил в мозгу, когда она свернула на парковку Центральной поликлиники. От кого все-таки исходила инициатива? От самой Тети Эллен? Или от Стига?
Хорошо, конечно, если это была Тетя Эллен, чтобы именно она шепнула деверю на ухо, что хочет оставить у себя этого ребенка, эту немую и тощую девочку с пепельными волосами. Но такого быть не могло. Тетя Эллен никогда бы не позволила себе ничего просить у родственников Хуго, ей наверняка казалось, что их с Хуго супружество было слишком недолгим, чтобы дать ей право хотя бы на его дом или страховку.
И сестра Инга тоже ни при чем. Тогда она была слишком молода — чересчур молода, белокура и погружена в собственные заботы, чтобы всерьез интересоваться чужими. Ее присутствие всегда казалось каким-то неполным, словно часть ее «я» вечно витала где-то еще. Однажды она до такой степени забылась, что сделала несколько па вальса, слышимого ей одной, и широкая форменная юбка взметнулась вокруг ног, словно бальное платье.
Нет, конечно же это идея Стига — оставить в доме Кристину, как несколькими годами позже он настоит на том, чтобы взяли Биргитту.
— Стиг Щучья Пасть! — заливается смехом Биргитта где-то в дальней дали Кристининой памяти. Кристина чуть улыбается, пытаясь втиснуться между двух припаркованных машин на стоянке для персонала. И удивляется, как это можно было позабыть Биргиттино прозвище этого самого выдающегося из деверей Тети Эллен. Теперь она припоминает, как пронзительно хохотала Маргарета, когда Биргитта сообщила эту новую кличку. Сама она в тот раз только улыбнулась — замкнутой улыбкой, сомкнутыми губами. Кристина никогда не смела смеяться вслух, когда Биргитта придумывала людям клички, втайне подозревая, что у Биргитты есть в загашнике обидное прозвище и для нее самой.
Однако без Стига, щучья ли он пасть или еще чья, и без его коммунальных полномочий Кристина вполне могла оказаться совсем в другом месте. Скажем, в каком-нибудь сектантском семействе в Смоланде. Или в крестьянской усадьбе среди глинистой равнины Эстергётланда. Так обычно ведь и бывало с теми, кто попадал в детский дом в пятидесятые годы. Приемных семей тогда фактически не было. Большинство воспитанников так и жили год за годом в детском доме, покуда их не забирали оттуда их свихнувшиеся или чахоточные родители.
Астрид относилась к категории свихнувшихся, и если бы не Стиг, она бы успела забрать дочку, когда той едва стукнуло всего двенадцать. И это — Кристина стискивает зубы — был бы конец. Потому что могучая воля к жизни проснулась в Кристине, лишь когда она попала в дом к Тете Эллен, а без этой могучей воли рядом с Астрид не выжить было никому. Так что можно сказать, Стиг Щучья Пасть спас Кристине жизнь.
— Может, он кое в чем и был достоин смеха, — произносит она вслух, расстегивая ремень безопасности, — и все-таки куда больше — преклонения...
Правда, преклонения с годами он вызывал все меньше. Немного трогательный в своем неизменном стремлении стать еще больше, еще могущественнее, еще достойнее, чем покойный брат, он так и не смог понять, что сам себе — злейший враг. Он слишком много пил, слишком много говорил и чересчур увлекался широкими жестами, чтобы стать когда-нибудь похожим на Хуго.
Подарить Тете Эллен ребенка в благодарность за рождественское угощение — этот жест как раз в его духе. Вдовам позволяется брать детей на воспитание только в виде исключения, но председателю комиссии по делам несовершеннолетних Стигу Щучьей Пасти достаточно было щелкнуть пальцем, и все устроилось. Такое в Мутале под силу лишь единицам. И Стиг Щучья Пасть — как раз такая единица, со всеми его речами насчет коллективности и солидарности, которые плохо вяжутся с делами, какие в Мутале под силу единицам.
Будучи подростком — когда Эллен уже лежала полупарализованная тут, в этом самом приюте в Вадстене, а ее, Кристину, уже выпроводили в квартиру к Астрид в блочном доме в Норчёпинге, — она вдруг впервые поняла, что и с ней самой все было точно так же, как с Биргиттой. Тетя Эллен вовсе не хотела ее брать, но чувствовала себя обязанной это сделать, чтоб угодить Стигу. Пожалуй, так оно и было: Тетя Эллен частенько вздыхала о решении, принятом Стигом Щучьей Пастью, но возразить не смела.
Мысль эта показалась тогда настолько неожиданной и тошнотворной, что Кристина не удержалась: непроизвольно она наклонилась вперед, и непрожеванный кусок дешевой колбасы выпал у нее изо рта на тарелку. Астрид, сидевшая по другую сторону кухонного стола и листавшая старый журнал по домоводству, подняла голову.
— Мать твою, — сказала она тихим голосом и поднесла свои синие пальцы к мундштуку, чтобы вынуть окурок. — Знала бы ты, какая же ты дрянь!
Кристина трясет головой, пытаясь отогнать образ Астрид. Но занавес распахнут и не дает себя задернуть, так что на смену одной картинке является другая: Маргарета стоит на лестнице в одном платье и резиновых сапожках, когда черная калитка, взвизгнув, закрылась у Кристины за спиной. Было видно, как Маргарете холодно без пальто — она обхватила свои плечи голыми руками и сучила коленками.
— Ну пойдем, Кристина! Пошли! Мы будем жить в Пустой комнате, Тетя Эллен там все устроила, только не разрешает мне туда перейти, пока ты не приедешь. Ну пошли, а! Скорее!
Но Кристина не слушала и даже не смотрела на нее. Она глядела в другую сторону. Был февральский вечер, и солнце стояло низко над садом. А сад уже обрел цвет, хотя долго еще оставалось до весны и первых листьев. Черно-белый снимок превратился в акварель, на которой прошлогодняя листва бурела на траве, как струп на заживающей ране. Сестра Инга смеялась над Маргаретой, она уже расстегивала свое пальто.
— Да что ты так торопишься...
Маргарета ее игнорировала.
— Ну пошли, Кристина! Пошли!
Несколько минут спустя Кристина смогла убедиться, что Пустая комната и правда преобразилась. Теперь по стенам стояли кровати, а у окна — маленький столик. Комод исчез, и вдруг Кристина содрогнулась от мысли о мешанине в гардеробе в холле. Неужели и ее одежду втиснут туда же, между платьями Маргареты и Тети Эллен?
— Тетя Эллен, а можно я туда перейду прямо сейчас? Кристина ведь приехала, значит, и мне можно...
Где-то сзади послышался голубиный, воркующий смех Тети Эллен.
— Она тут уж который день сама не своя, прямо никакого сладу...
— И Кристина тоже, — кивнула сестра Инга. — Ей тоже не терпелось.
Кристина повернула голову и глянула ей в лицо. Ну зачем вот так врать?
Уже несколько дней спустя Кристинина одежда запахла по-другому. Это был запутанный запах, сплетенный из разных нитей, и, одеваясь по утрам, она пыталась их расплетать. Резкий аромат крепкого мыла. Кухонный чад. Кисловатый запах тела. Тальк фирмы «Кристель». Запахи Тети Эллен.
Она не знала, ни почему попала к Тете Эллен, ни как долго тут пробудет. Единственное, что она знала, — это что сестра Инга однажды забрала все ее вещи в стирку, а потом аккуратно уложила их в совершенно новый чемодан. Потом они полчаса сидели в поезде, пока не приехали в Муталу. А потом ехали на автобусе, серо-голубом, под цвет этого серо-голубого промышленного города, до дома Тети Эллен, самого дальнего в городе. Тогда, в Рождество, Кристина не обратила внимания, что дом Тети Эллен стоит на самой окраине. Слева от него еще были дома, справа уже начиналось поле, а через дорогу — лес.
