Владимир Кунин - Двухместное купе
Чистенько. Простенькая «социальная» мебель. В углу у входной двери — батальоны пустых бутылок.
Над диваном-кроватью висит недорогая гитара. Постель не убрана...
Вещей у Лешки очень мало.
На подоконнике — телефон на длинном шнуре и увядшие цветы в литровой пивной кружке.
Пьяный Лешка сидит за столом, а Гриша Гаврилиди в отчаянии бегает по комнате.
— Хватит пить, Леха! Ты и так уже косой в жопу!.. Что же ты себе еще наливаешь?! Завтра же у нас вечер в «Околице Френкеля»... Я кручусь, как савраска, делаю тебе рекламу, а ты водку жрешь... Ну, уже генук, мальчик! Уже бессрочную визу мы имеем, квартирку я тебе снял — зашибись!.. — Гриша гордо оглядывает Лешкины убогие хоромы. — Ну уже все позади... Шо же ты пьешь, шо же ты пьешь?..
Лешка молча выпил, покачнулся на стуле, ухватился за край стола.
Гриша подскочил, придержал Лешку, закричал плачущим голосом:
— Ты же уже сидеть не можешь, гад ползучий! Ты же падаешь!..
— Домой хочу... — еле ворочая языком, произнес Лешка.
— Таки ты же дома! Боже ж мой!.. Что же ты рукавом утираешься?! Ты нормально закусить можешь? Кто же так пьет, Лешка? Ты ж интеллигентный человек...
Тут Гриша на секунду отвлекается, и Лешка со стула падает на пол.
Гриша пытается поднять Лешку:
— Ну, видишь? А я что говорил? Давай помогу...
— Нет... — отталкивает его Лешка.
— Нет? Бога ради — лежи па полу, говнюк. Начнешь блевать — не захлебнись, Артист Иванович!..
— Домой хочу, — неожиданно твердым голосом сказал Лешка, по-детски свернулся на полу клубочком и закрыл глаза.
— Не спи, не спи, Лешенька... — по-бабьи причитал Гриша. — Так ведь поддатому можно и не проснуться!
Лешка с трудом открыл глаза, посмотрел сквозь Гришу Гаврилиди и прошептал:
— Ах, если бы...
* * *... Ранним утром Лешка проснулся в своей постели от бодрого голоса Гриши Гаврилиди.
— Вставай, страна огромная, вставай па смертный бой с фашистской силой темною, с немецкою ордой!..
Лешка продрал опухшие глаза, криво усмехнулся:
— Как выразился бы мой покойный дедушка Натан Моисеевич: «Чтоб эта песенка сегодня была актуальной — таки нет!»
— И он был бы совершенно прав! — крикнул Гриша. — Вставай, Леха, завтрак на столе!
... Потом сидели за столом — ели сосиски, пили кофе...
— Помнишь, в еврейской гемайнде выступали? Ну, в общине ихней? — возбужденно говорил Гриша.
— Ну, помню.
— Я, конечно, не говорил тебе об этом, но... Ты же не просыхал все это время! А сегодня наконец решил больше не тянуть: я там в антракте узнал у одного пейсатого все, что тебе нужно!
— Да мне ничего от них не нужно, — отмахнулся Лешка.
— Слушай сюда, шлемазл! Ты должен позвонить в Ленинград и попросить свою мамашу, чтобы она срочно выслала тебе дубликат своей метрики, где написано, что она еврейка! Тогда тебя примет местная еврейская община, и... мы — в порядке!.. У них там если мать — еврейка, таки нет проблем!..
Лешка рассмеялся.
— И шо ты ржешь? — удивился Гриша.
Лешка обмакнул сосиску в горчицу и ответил:
— Помнишь, я рассказывал тебе про ту демократическую немку-поблядушку, из-за которой я и влип во все это дерьмо? Ты с ней мог бы работать парный конферанс. Она мне говорила то же самое. Только с немецким акцентом.
— Таки бляди почти всегда правы! — воскликнул Гриша.
Лешка отложил сосиску в сторону, прихлебнул кофе, сказал серьезно:
— Все-таки ты очень невнимательный человек, Гаврилиди... Ты меня знаешь уже три месяца, а до сих пор не можешь понять, что я никогда в жизни не пойду на это. Даже если буду подыхать...
— Аи, бросьте! Мне бы маму-еврейку — мне бы цены не было! — мечтательно произнес Гриша. — Как я фрайернулся перед той туристской поездкой от Николаевского горкома партии!.. Почему не купил еврейские документы, идиот?! Нужны мне эти мои греки в десятом колене, как зайцу триппер... Ты-то хоть не будь кретином, позвони в Ленинград! Получишь ихний статут...
— Статус, — поправил его Лешка.
— Нехай так... Получишь ихний статус, я тебя главным раввином города сделаю! И как в том анекдоте, будешь еще немного прирабатывать русскими романсами. Бабок намолотим — немерено!
— Да, насчет бабок: дай пятнадцать марок. Отдам в пятницу.
— Зачем? — насторожился Гриша.
— Смотаюсь в лавочку за пузырьком и закусевичем.
— А вот это ты видел?! — Под носом у Лешки появилась фига из толстых волосатых пальцев Гриши Гаврил иди.
— Отлично, — сказал артист Самошников. — Когда у нас выступление в Центре русской культуры?
— В пятницу, в восемь.
— Прекрасно! И по сколько на рыльце?
— Всего сто пятьдесят марок. По семьдесят пять. — Гриша занервничал. — Но если ты настаиваешь, я отдаю тебе девяносто, а себе оставляю шестьдесят. Идет?
— Нет, — решительно сказал Лешка. — Ты оставляешь себе все сто пятьдесят. Но за них ты сыграешь на гитаре, споешь все романсы и сам будешь читать Пастернака и Заболоцкого. Да, и не забудь освежить в памяти последний монолог Чацкого. Я его как раз собирался исполнять в пятницу. А теперь вали отсюда!
* * *... Через час Алексей Сергеевич Самошников уже лыка не вязал.
— Очнись, Леха... Очнись, чтоб тебе пусто было! — чуть не плакал Гриша Гаврилиди. — Ой, Боженька ж ты мой, надо же было так быстро нажраться!.. Ни за жизнь не поговорить, ничего... Ты хоть слышишь меня, байстрюк?!
Лешка поднял на Гришу бессмысленные глаза и что-то силился сказать. Но не смог. Помотал головой, попытался выпрямиться и снова уронил голову на грудь.
Собрался с силами, подпер подбородок руками, положил локти на стол и медленно сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Знаешь, Гриня... Уже несколько раз... Мальчик с голубыми глазами. Не то снится, не то — наяву... На Толика нашего немножко похож. Только волосики беленькие... И рюкзачок. У Толика рюкзака не было. Он у меня как-то мой попросил... а я не дал, сволочь.
— Хорошо, хорошо, Лешенька! Пусть будет мальчик, рюкзак, волосики беленькие!. Но пить больше не будем, да? Хорошо? А я тебе сейчас чайку зелененького с жасминчиком замастырю — о-о-очень оттягивает!..
Но тут вдруг Лешка выпрямился над столом, огляделся, спросил почти трезвым голосом:
— А где этот пацанчик с голубыми глазами? Он же только что был здесь!
Гриша в отчаянии схватил бутылку «Корна», стал яростно выплескивать водку в раковину:
— Все!!! Докушались!.. Уже черти мерещатся!.. И уже не в первый раз! А этот твой мальчик — не с хвостом и рогами был?!
Возникла томительная пауза. Потом Лешка положил голову на стол и, засыпая, негромко произнес:
— Нет... Обычный пацанчик. Но один раз... Ты только не смейся, Гриня. Один раз мне привиделись у него за спиной большие белые крылья...
Лешка тут же уснул. Гриша в ужасе схватился за голову.
... А на лестничную площадку, рядом с входной дверью в Лешкину квартиру, СКВОЗЬ СТЕНУ протиснулся двенадцатилетний Ангел в джинсах и с рюкзачком за плечами.
Одной рукой он отряхивал свою курточку от известковой пыли, а другой — тыльной стороной ладони — утирал злые слезы Ангельского бессилия перед Человеческими пороками...
* * *Но тут на лестничную площадку типового немецкого блочного дома вдруг ворвались звуки несущегося по рельсам поезда...
...и лестничная площадка стала неумолимо превращаться в железнодорожное...
... КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
— Владим Владимыч... Владимир Владимирович! — послышался голос Ангела. — Открывайте, открывайте глаза. Скоро Бологое...
В.В. повернулся на бок, лицом к Ангелу. И открыл глаза.
Первое, что он увидел, — это красивый широкий стакан, до половины наполненный джином со пьдом, стоявший па краю купейного столика, как раз на уровне его открывшихся глаз.
— Я подумал, что, вернувшись Оттуда, вам захочется слегка взбодрить себя и... — с улыбкой сказал Ангел.
— Спасибо, друг мой Ангел, — сказал В.В. — А не смогли бы вы мне поменять джин на кружку простого горячего и крепкого чая?
— Уже, — сказал Ангел.
И в то же мгновение В.В. увидел, как джин исчез, а на его месте возникли чай, сахар, лимон и маленькие крекеры!
— На Лешку насмотрелись? — сочувственно спросил Ангел.
— Угу... — ответил В.В., соединяя чай, лимон и сахар воедино. — А как вы про соленые крекеры узнали? Я их очень люблю!..
— Ну, о таких пустяках говорить всерьез просто совестно!
— Скажите, Ангел, — сказал В.В., прихлебывая чай. — Вот когда Лешка говорил Грише про маленького голубоглазого пацанчика, он вас действительно видел или это был сдвиг его одурманенного сознания? Так сказать, обычный алкогольный психоз, как и думал Гриша Гаврилиди...
— Нет, Владим Владимыч, тут я сам завалил ухо. Потерял над собой обязательный в таких случаях контроль и нечаянно явил себя Лсшкиным глазам. Чего, конечно, делать не следовало. А еще раза три подвела небрежность с включением и отключением моей Видимости и Невидимости. Так что Лешка и в самом деле видел меня...
