Ольга Камаева - Eлка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы
Страшная мысль сейчас пришла: неужели и я стану такой же забитой и послушной? Пока еще дергаюсь, возмущаюсь, но уже ищу оправдания. Человек ко всему привыкает. Я ведь тоже никуда не ушла…
Только как после этого детям в глаза смотреть? И разве будут они уважать нас, в силу служебных обязанностей толкающих речи о свободной, независимой личности, но по жизни покорных и раболепных? Нет, странный, уродливый подвид «интеллигенция бессловесная» на это права не имеет…
Наконец все засуетились. Начальство торопливо пробежало к месту, где должен был остановиться кортеж. Ребят спешно выстроили в две шеренги: сценарием предполагалось, что гости к микрофону и красной ленточке под бурные приветствия прошествуют по живому коридору.
Минут через пять в сопровождении милиции подкатило несколько крутых джипов. Депутата плотно окружили, потом толпа разом расступилась, давая дорогу. Я его, конечно, и раньше видела, но только на фото или по телевизору. Он казался очень серьезным, важным и… не знаю, как сказать… главным, что ли.
А сегодня я в нем ничего такого не увидела. Мужик как мужик. Большой, грузный, в дорогом пальто. Еще — шея. Давно, еще в детстве, заметила: у всех начальников она имеет какое-то особое строение: упрятана в мягкую желеобразную пухлость, плавно перетекающую в гладкие щеки. Мама объяснила — это от усиленного питания. А я тогда своим детским умом удивилась: странно, у них же работа должна быть усиленной.
Депутат шел довольно быстро, и плотный шлейф из свиты местами рвался, образуя небольшие прорехи. По сторонам гость почти не смотрел, и если улыбался, то по-хозяйски снисходительно, с полным осознанием оказанной милости. Вдруг пришло сравнение: барин в поместье приехал, вот челядь по такому случаю и сбежалась, радуется — вдруг по щеке потреплет, слово ласковое скажет или даже пятак кинет.
И точно: у самой трибуны депутат подошел к приплясывающим на морозце девчонкам в ярких курточках и воодушевленно размахивающим цветными флажками. Началось общение с народом:
— Ну что, девчата, нужен вам спорткомплекс?!
— Да!.. Конечно, нужен!.. — радостно заголосили со всех сторон.
— Заигрывает, — толкнула меня в бок стоявшая рядом химичка. — Сценка на тему «Я и мой народ едины».
— А спортом заниматься будете?!
— Будем!!! — снова откликнулся дружный хор.
— Ну, если так, то открывать стоит.
И по-хозяйски кивнул мэру:
— Начинай.
Быстренько толкнули короткие, но очень правильные речи: спорт важен, дурные привычки вредны, молодежь — наше будущее, и везде ей у нас дорога. Только забыли добавить: если сумеет охрану пройти.
Я стояла сзади ребят, а чуть поодаль оказались двое мужчин. Невольно услышала и их разговор:
— Что так долго? Какие-то проблемы?
— A-а… — поморщился второй и недовольно махнул рукой.
Помолчал, посмотрел на предмет лишних ушей, настороженно глянул на меня, но, видимо не сочтя нужным взять в расчет, все-таки пожаловался:
— Заехали дом ветеранов показать. Пришли к Комарову, он там с бабкой на втором этаже… Все свои медальки нацепил, на столе чай с конфетками. А уж рассыпался… Зря ему, что ли, квартиру дали.
— Все-таки дали? — повертел головой первый то ли удивленно, то ли восхищенно. — Выбил, значит. Молодец!
— Теперь сговорчивее будет. Морока с этими пенсионерами, вечно всем недовольны, а он у них какой-никакой руководитель.
— Да, теперь ему против мэра не резон… Хотя он и раньше-то не особо вякал… Слушай, — не унимался первый, — но он же в ветеранскую программу никак не мог попасть, у него дом хороший, у всех детей квартиры…
— А у внуков — нет, — ухмыльнулся второй. — Не мог, но Сам, — он кивнул в сторону мэра, — лично указание дал. Сказал: превентивная мера.
— Ну так все в порядке. Комаров рассыпался, а он это умеет: чай — конфетки… Случилось-то что?
— Лапин приперся…
Первый аж присвистнул, что означало: названная личность была, во-первых, в местных кругах легендарной, а во-вторых, настолько беспокойной, что одно ее появление уже сулило неприятности.
Зато вызывало самый живой интерес. Вот и мужчина нетерпеливо дернул плечом:
— Ну и что опять выкинул?
— Что-что… Всучил, зараза, бумажки с подписями против сноса дач, потом понес про бюрократию, беззаконие… Видите ли, у них свидетельства на землю есть…
— А тот? — Любопытный кивнул в сторону гостя.
— Ничего, адекватный. Как обычно: разберемся, дам поручение… Хотя видно, что не очень доволен. А Сам аж покраснел: испортили обедню.
— А вы-то как Лапина просмотрели?
Второй махнул рукой:
— Да он умный стал, в подъезд не зашел, на улице поймал. А там зевак полно, не отожмешь…
— Вот кому надо было квартиру-то давать. Лапин же тоже вроде ветеран?
— Разве он без очереди возьмет! — зло фыркнул в ответ недовольный.
Они помолчали, ежась на холодном ветру.
— И что теперь с дачами? — вспомнил первый. — Участки под застройку ведь уже распределили.
— Москвич — мужик, похоже, вменяемый. Может, и обойдется. Я слышал, он…
Тут мужчин окликнули, они заторопились к машинам, и остальное я не услышала.
Но мне и это лишнее. В голове не укладывается. Ну почему, почему нельзя жить по-честному, по закону?! Почему неугомонные лапины — не норма, а исключение? Наверное, я никогда этого не пойму. Ирка подсмеивается: ты, барышня, за маминой спиной с книжками просидела. Их для удовольствия хорошо читать, а вздумаешь в эпоху демагогического капитализма по ним жить — быстро шею сломаешь.
Тогда зачем они, эти книжки? Неужели тысячи людей свой талант, горячую веру в справедливость, свое неравнодушие и саму жизнь — все это растратили впустую?! Нет, и никто меня не переубедит: настоящая книжка делает человека чище, лучше, порядочнее. Если он, конечно, умеет читать. Я не буквы имею в виду.
Люди уже лучше. Их просто надо воспитывать. Как в школе. Пусть постепенно, без рывков, восстаний и революций, но — постоянно. А в педагогике, как верно говорил наш Слава КПСС, есть один-единственный метод — собственный пример.
Потому первой по законам должна начать жить власть. Не только эти законы предлагать, разрабатывать, принимать, утверждать, дополнять, но и жить по ним. Разберись московский депутат тут же, на месте, со злосчастными участками, глядишь, и номенклатурная дама со своим ковриком когда-нибудь человеком стала бы.
Опять Ирку вспомнила. Она бы согласилась: конечно, стала. Но только если бы приказали, и деваться было б некуда. А ты, Ленка, дура, даже приказом неисправимая.
А я бы ей ответила: нет, не дура. Идеалистка.
Она: так это одно и то же…
23 февраля
Все-таки умницы у меня девчонки! Мы, конечно, с ними целую неделю втихушку сочиняли, репетировали, подарки чуть ли не за месяц заказывали, но оно того стоило: мальчишки были в шоке! И ведь никто из девчат не проболтался!
Поздравлять решили на истории, мой урок стоял вторым. Пришлось пожертвовать десять минут, но для хорошего дела не жалко. Тем более что потом никаких накладок: мальчишек мы договорились сегодня не спрашивать, а девчонки в прямом смысле подготовились и за себя, и за того парня.
Пока вручали подарки, несколько раз хохотали так, что я боялась, как бы не заявился кто из администрации. Дарили фотографии в образе «двадцать лет спустя». Фотошоп — великая вещь! Марина придумала.
Илюшка Смирнов — в мантии и магистерской шапочке — по нашей общей протекции стал великим ученым. Рубину девчонки хотели пристроить пузо и портфель с надписью «самый большой начальник». Пузо я не разрешила. Зачем портить праздник? А про начальника — никуда не денешься, мы на это обречены. Хохлов, понятно, весь ушел в мышцы. По-моему, ему пожертвовали тело Шварценеггера. Или Ван Дамма — кто ж их без головы разберет… Прагматичному Зайцеву напророчили собственный завод, Юре Морозову вручили палитру и мольберт. Неравноценно, конечно, но все остались довольны.
Интересно, через двадцать лет кто кем станет на самом деле?
24 февраля
Вчера после уроков открыла дисциплинарку — глазам не поверила. «Лажина устроила на уроке драку. Грубит учителю», — и подпись англичанки. Удивилась не насчет драки — наверное, опять начали обзывать, вот и не выдержала. Хотя в последнее время ее вроде не трогали. Я еще недавно себя похвалила: правильно сделала, что тогда, осенью, поговорила с Яковлевой.
Но чтобы грубить учителю… Может, в запале?
Не люблю, когда ругаются. Особенно девчонки. Иногда как завернут — хоть стой, хоть падай. Я поэтому и «Над пропастью во ржи» только раза с четвертого прочитала. Там все «гнусный» да «поганый». Глаз режет. Но когда дочитала, поняла, зачем это. Чтобы показать: все мы как ежики — прячем себя, свои слабости и часто больно колем, чтобы не укололи нас. И не видим друг друга настоящих. Иногда — всю жизнь.
