Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана
Дороти Мур, мать подзащитного, готова в случае вызова дать под присягой показания о том, что ее бывший супруг, Чермел Миллиган, сильно над ней издевался, в пьяном виде часто избивал. Как правило, на время избиений он запирал детей в их комнате. Она готова подтвердить под присягой, что после избиений “у Челмера часто наступало половое возбуждение”. Миссис Мур также сказала, что мистер Миллиган ревновал к Биллу и часто бил его “просто в воспитательных целях”. Однажды он привязал Билла к плугу, а потом – к двери сарая, чтобы его “исправить”. Миссис Мур готова подтвердить под присягой, что до совершения сыном данного правонарушения она не знала, насколько жестоко Билла избивали, а также об актах содомии…»
Гэри заметил, что, услышав это, Билли закрыл руками глаза.
– У тебя платочек есть? – спросил Миллиган.
Обернувшись, Гэри увидел, что вокруг него человек десять уже протягивали платки.
«Миссис Мур также готова подтвердить под присягой, что один раз сталкивалась с женской стороной Билли, когда он приготовил ей завтрак. По ее словам, он разговаривал и даже двигался как девочка. Миссис Мур также готова дать показания о том, что однажды нашла Билла у пожарного выхода дома в центре Ланкастера в состоянии, “похожем на транс”. Он без разрешения ушел из школы, ей позвонил директор и поставил об этом в известность. Миссис Мур сказала, что не раз заставала Билла “в трансе”. Она готова подтвердить под присягой, что, выходя из этого состояния, Билл не мог вспомнить то, что с ним происходило, пока он находился в “трансе”.
Миссис Мур также готова подтвердить под присягой, что она не делала шагов к разводу с мистером Миллиганом потому, что хотела сохранить семью. Она развелась лишь тогда, когда дети поставили ей ультиматум с таким условием».
Зачитали заключения Кэролин и Тернер.
Потом перешли к показаниям Джима, брата Билли:
«Если Джеймса Миллигана вызовут в суд, он готов дать показания под присягой в том, что Челмерс [sic] Миллиган часто возил Джеймса и Билла на принадлежавший их семье участок, где стоял сарай. Его, Джеймса, отправляли в поле охотиться на кроликов, а Биллу всегда приказывали остаться с отчимом, Челмерсом. И всякий раз, когда он, Джеймс, возвращался к сараю, Билл плакал. Билл часто жаловался Джеймсу, что отчим его обижал. Когда Челмерс замечал это, он всякий раз говорил Биллу: “Ну, ничего такого тут в сарае не было, да?” Билл, который очень боялся отчима, отвечал “Да”. Далее Челмерс говорил: “Мы же не хотим расстраивать маму, да?” Потом он вез обоих мальчиков в магазин за мороженым, после чего они возвращались домой.
Он также готов подтвердить под присягой, что в семейных неурядицах страдал всегда только Билли».
В половине первого судья Флауэрс предложил как обвинению, так и защите высказать свои последние доводы. Обе стороны отказались от этого права.
Судья исключил первый пункт обвинения, первое изнасилование, отметив, что для его доказательства не хватает улик и modus operandi[9] совершенно не соответствует остальным случаям.
– Перейдем к свидетельствам в пользу невменяемости, – продолжил судья. – По требованию предоставлены медицинские заключения, и, судя по их данным, все врачи согласны, что на момент совершения преступлений, в которых он обвиняется, подзащитный находился в невменяемом состоянии. И что по причине своего психического расстройства он не осознавал разницы между добром и злом и также не был в состоянии воздержаться от совершения этих поступков.
Гэри затаил дыхание.
– Поскольку противоречащих свидетельств нет, – продолжил Флауэрс, – у суда не остается выбора, кроме как по имеющимся данным заключить, что по пунктам обвинения со второго по десятый включительно подсудимый невиновен по причине невменяемости.
Судья Флауэрс передал Билли Миллигана в распоряжение окружного суда Франклина по делам об опеке, трижды стукнул молотком и объявил заседание суда закрытым.
Джуди едва не расплакалась, но удержалась. Она стиснула Билли и потащила его в комнату ожидания, подальше от толпы. Дороти Тернер зашла его поздравить, за ней – Стелла Кэролин и все остальные, и Джуди заметила на их щеках слезы.
В стороне остался только Гэри. Он задумчиво стоял у стены, сложив на груди руки. Битва оказалась трудная, он не спал ночами, его брак оказался на грани распада, но теперь она уже почти закончилась.
– Так, Билли, – сказал он. – Теперь нам надо к судье Меткафу, разбирающему дела об опеке. Но нам придется выйти в фойе и пробраться через толпу репортеров с камерами.
– А через задний ход не получится?
Гэри покачал головой.
– Мы выиграли. Я не хочу, чтобы пресса против нас ополчилась. Они ждали несколько часов. Тебе лучше предстать перед камерами и ответить на пару-тройку вопросов. Не хотелось бы, чтобы про тебя писали, будто ты удрал через черный ход.
Когда Гэри вывел Билли в фойе, их обступили репортеры с операторами и пошли рядом с ними, снимая.
– Мистер Миллиган, как вы себя чувствуете?
– Нормально.
– Вы, наверное, очень рады, что суд закончился?
– Нет.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, – ответил он, – многое еще впереди.
– Каковы ваши цели?
– Хочу снова стать нормальным членом общества. Заново научиться жить.
Гэри понастойчивее подтолкнул его в спину, и Билли пошел быстрее. Они добрались до девятого этажа, где заседал судья Меткаф, но оказалось, что тот ушел на обед. Им предстояло вернуться через час.
Берни Явич обзвонил всех жертв, как и обещал, и рассказал об итогах заседания.
– Согласно имеющимся свидетельствам и закону, – сказал он, – у меня нет сомнений в том, что судья вынес верное решение.
Терри Шерман был с ним согласен.
После обеда судья Меткаф изучил рекомендации психиатров и направил Миллигана в Центр психического здоровья Афин на попечение доктора Дэвида Кола.
Билли отвели в переговорный зал, и Ян Райан с «Канала-6», работавший над документальным фильмом о жизни Билли для Фонда защиты детей от насилия, задал ему несколько вопросов, а также снял небольшой материал для спецвыпуска теленовостей. Джуди с Гэри куда-то позвали, в какой-то момент появился полицейский и сказал, что Билли пора ехать в Афины.
Он расстроился, что придется уезжать, не попрощавшись с Джуди и Гэри, но офицер надел наручники так, что Миллиган едва мог шевелить руками, хотя необходимости в этом не было, и спешно повел Билли вниз, где его ждал полицейский фургон. Второй полицейский сунул ему в руки стаканчик с горячим кофе и хлопнул дверцей.
Когда фургон заворачивал за угол, горячий кофе пролился на новый костюм, и Билли швырнул стаканчик за сиденье. Ему было хреново и становилось все хуже и хуже.
Он совершенно не знал, что его ждет в Афинах. Может, там вообще все равно что тюрьма. Билли старался не забывать, что его мучения далеко не окончены и еще хватает желающих, чтобы он оказался за решеткой. Миллиган помнил, что условия его досрочного освобождения из тюрьмы были нарушены, так как у него дома нашли оружие, и что Гэри уже поставили в известность, что как только его вылечат, отправят обратно в тюрьму. Но, наверное, уже не в Лебанон. После изнасилований – скорее всего, в ад под названием Лукасвиль. А где Артур? И Рейджен? Они вообще собираются принимать участие в слиянии?
Они ехали по занесенному снегом тридцать третьему шоссе, мимо Ланкастера, где Билли вырос, учился в школе и пытался покончить с собой. Все это казалось абсолютно невыносимым. Он очень устал и хотел, чтобы все это уже закончилось. Он закрыл глаза и ослабил контроль…
Через несколько секунд Дэнни осмотрелся, гадая, куда его везут. Ему было холодно, одиноко и страшно.
Глава пятая
1
Они добрались до Афин и свернули с шоссе уже в темноте. Больница располагалась в комплексе зданий викторианской эпохи, стоявших на заснеженном холме, с которого был виден кампус Университета штата Огайо. Они переехали через широкую улицу и свернули в узкий извилистый переулок. Дэнни затрясся. Двое полицейских вывели его из фургона и повели вверх по лестнице старого здания из красного кирпича с узкими белыми колоннами.
Билли провели через старый коридорчик прямо к лифту, а затем – на четвертый этаж. Когда двери открылись, полицейский сказал:
– Ну, повезло вам, мистер.
Дэнни попытался упереться, но офицер протолкнул его в тяжелую металлическую дверь с надписью «Прием и интенсивная терапия».
В отличие от тюрьмы или больницы отделение тут походило на длинный коридор какого-нибудь отеля: ковер, светильники, занавески, кожаные кресла. И по обе стороны – множество дверей. А пост медсестер был похож на стойку регистрации.
– Боже мой, – удивился полицейский. – Прямо как на курорте.
В дверях кабинета по правую руку появилась пожилая женщина. Ее широкое и дружелюбное лицо обрамляли черные кудри, будто она только что покрасила волосы и сделала перманент. Она улыбнулась, и, когда они вошли в небольшую приемную, мягко спросила у полицейского, как его зовут.
