Хади - Искалеченная
Дети, измученные тягостной и жестокой обстановкой, царящей в доме, кричат в один голос:
— Ни за что не останемся здесь, мы идем с тобой, мама!
— Тогда это наш секрет. Если кто-нибудь из вас скажет папе, что мы нашли жилье, отрежу ему язык!
Я прошу прощения за свои слова, но это был единственный способ заставить их хранить молчание, всех, кроме маленькой, которая пребывала в полном неведении. Их отец не должен знать, куда мы идем. И мне нужна неделя, чтобы организовать переезд.
Я продвигаюсь маленькими шажками, как тихая невидимая мышь. Когда дети в школе, я складываю одежду стопками и беру такси. Когда я выхожу, другая жена не может видеть меня: ее окна выходят во двор. Я даже могу бросить вещи через окно, а потом собрать их.
Моя французская мама знает обо всем. Поскольку у меня нет средств на оплату грузовика для перевозки, я оставлю в ее подвале большую сумку и чемоданы, которые заберу позже. Постепенно я освободила комнату от моих личных вещей, и никто ничего не заметил.
Шкаф, телевизор, а главное — кровать я не хочу забирать. Это то, что принесло мне несчастье, а оно должно остаться здесь. Я стала очень суеверной, боюсь, что оно будет преследовать меня.
Мне нужны только мои вещи и вещи моих детей, одеяла, покрывала и несколько предметов кухонной утвари. В течение недели я повторяла детям, что у них есть выбор и я не поведу их силой. Но все же тайком записала их в новую школу.
Настал день большого переезда. Мне остается перевезти самое крупное — большой таз с кухонной утварью, покрывала и одеяла. Я рассчитывала на маленький грузовик друга моей знакомой, но он подвел меня в последний момент. Я тащу большую сумку до погреба моей французской мамы, проходя через двор как раз под окнами второй жены.
Она могла увидеть меня, но сейчас семь вечера, и это час ее любимого сериала. Она настолько увлечена «Санта-Барбарой», что не способна заметить, что происходит во дворе.
Муж возвращается в восемь часов. Нужно уезжать. Я выхожу, чтобы нанять такси. По иронии судьбы шофер оказывается африканцем — он малиец, очень приятный. И я тихо скрываюсь с детьми. Настоящий побег. Я хотела бы уехать по-другому, но это, увы, было невозможно.
Через четверть часа мы у себя. Без кроватей, без телевизора, без шкафа, матрасы для детей будут только завтра, благодаря одной из ассоциаций. Что касается телефона, его не будет. Это слишком легкий способ найти меня.
Я предупредила только моих маму и дядю, чтобы они не беспокоились. Позже я узнала, что муж позвонил маме и утверждал, что я сбежала с мужчиной. С шофером такси, вероятно?
Мне дали старенький холодильник, а, получив деньги за мои уроки, я купила телевизор. Я не хотела, чтобы дети чувствовали себя изолированными от мира. К тому же в этом новом квартале я предпочла бы, чтобы они не играли на улице. Я боялась также, что однажды их отправят в Африку. Это обычная тактика мужчин — своровать детей и увезти их в деревню, чтобы их невозможно было потом найти.
Телевизор оставался на полу в течение двух месяцев — у меня не было стола. Но мало-помалу, с помощью многих людей, даже незнакомых, мы обустраивались на новом месте. Вслед за холодильником мне любезно предложили кое-что из мебели, что-то оттуда, что-то отсюда…
Я купила кровать и стол. И еще одну очень важную вещь — морозильную камеру, настолько я боялась, чтобы дети не были голодными. Я никогда ни в чем не нуждалась в детстве, мама следила за этим. Она, должно быть, и передала мне эту навязчивую идею. Я хотела, чтобы даже в мое отсутствие дети всегда могли найти еду. Аренда за квартиру составляла примерно две тысячи франков. Поэтому к концу месяца денег оставалось совсем немного. К счастью, у меня была швейная машинка, и я продолжала шить для африканских женщин. Бубу, например, стоило пятьдесят франков. Это позволяло выживать. Я хотела, чтобы дети занимались разными видами спорта, не слонялись по улице и не скучали дома. Теперь у них было место, где они могли с удобством делать домашние задания. Я распределила комнаты, и все шло хорошо.
Однажды после обеда мой дядя, которого я очень уважала, пришел навестить меня с кузенами. У меня появилось ощущение семейного собрания.
— Теперь, когда ты нашла большую квартиру, мы хотели попросить тебя воссоединиться с мужем, пусть и его жена переедет сюда, и вы будете жить все вместе. Здесь хватит комнат на всех.
— Вы так ничего и не поняли! Вы думаете, я сделала это из-за каприза? Я больше никогда не хочу видеть его, не то что жить с ним. Это моя квартира.
— Успокойся, успокойся!
— Я спокойна. Но напоминаю вам, что моему браку конец.
Говорить с ними о разводе или об отказе от супружеских обязанностей бессмысленно. Они ничего не слышат и даже не хотят думать об этом. Я словно напротив стены. Я могла биться о нее головой до изнеможения, но услышала бы всегда одну и ту же знакомую песню:
— Он твой муж и должен жить с тобой.
— Нет, все кончено. Я больше не хочу его…
— Главное, не запрещай детям видеть отца!
— Это не мое желание. Я сказала детям: «Вот метро. Чтобы навестить отца, нужно проехать три станции. Поезжайте, когда хотите, только предупредите меня, и все». Судья дал ему право на визиты в четко установленные дни, но я не настаиваю на этом.
Родственники ушли, и мне понадобилось время, чтобы успокоиться. Давление на меня со стороны дяди и кузенов не прекращалось. Я поняла, что произошло. Муж хотел поселиться у меня со своей второй женой и ее детьми, потому что все сообщество — дядя и кузены — его открыто подбадривало. Квартира, которой я добилась такими усилиями, казалась им слишком большой для меня. И поскольку я вносила квартирную плату…
Глухое беспокойство терзало мой мозг. Б тот же вечер я сказала старшим детям:
— Будьте очень внимательны! Дорога в аэропорт недалеко, можно легко увезти вас прямо в Дакар или в деревню, где вы будете заперты, покуда мне не удастся вас найти.
Вскоре после первого визита дядя звонит мне. Это новая попытка примирения. Поскольку я не хочу, чтобы вторая жена жила у меня, я должна, как минимум, согласиться, чтобы муж приходил спать ко мне через день.
— Твой брак должен сохраниться. Муж имеет право приходить к тебе.
Возвращение к полигамии! На этот раз я завыла от злости:
— Я что, говорю со стеной?! Вы не понимаете? Дело ни в ней и ни в нем! Я больше не хочу этого брака. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я хочу остаться в своем углу!
После этого взрыва эмоций я думала, что меня оставят в покое. Но через некоторое время однажды в полдень в дверь позвонили. Я открываю. Это мой муж.
— Что ты здесь делаешь?
— Я пришел посмотреть, где ты живешь.
— Я собираюсь уходить.
Не хочу, чтобы он входил в квартиру. Я беру сумку, закрываю дверь на ключ и оставляю его на лестничной площадке. Он идет за мной. На улице около дома я сажусь в автобус, он тоже. Мне пришлось сделать три круга. Я оторвалась от него только на перекрестке, когда побежала, чтобы сесть в другой автобус, вне себя от злости. Когда же он оставит меня в покое?!
До моего переезда муж повторял в ярости:
— Ты не можешь никуда уехать! Я даю тебе неделю. Ты всегда говоришь, что уедешь, но не делаешь этого! Но, если ты уедешь, вернешься на коленях просить у меня прощения!
Он не верил, что я способна оставить его и не вернуться.
В течение шести месяцев я пережила натиск близких кузенов, его друзей:
— Возвращайся к мужу!
Я встречала кого-то в метро или на улице, и снова:
— Пожалуйста, ради детей, возвращайся в семью!
В конце концов они поняли, что я не хочу больше слышать об этом. Я сказала дяде:
— У меня есть большой недостаток, я только что его обнаружила: когда я ухожу и говорю, что все кончено, то никогда не возвращаюсь. Я не хочу, чтобы неприятности продолжались в семье из-за меня, я хочу, чтобы все закончилось.
Дети ходили к отцу почти каждые выходные. Однажды я оставила у него младшую дочку на несколько дней каникул. Ее мне вернули завшивленной. Или та женщина не следила за ней, или ненавидела ее так же сильно, как и меня.
В одно февральское воскресенье тысяча девятьсот девяностого года, когда дети были у отца на выходных, я воспользовалась этим, чтобы выйти из своей норы. Совсем недавно в суде, куда я ходила по делам развода, я случайно познакомилась с африканцем, приехавшим во Францию для подготовки диплома магистра. Поскольку он был новичком в Париже, я предложила ему показать город. Прогуляться с кем-то, кто не знал ни моей истории, ни моей семьи, было очень приятно. По крайней мере, он не будет задавать вопросов и требовать вернуться в семью! Я показала ему кварталы, которые очень любила… Спокойная воскресная послеобеденная прогулка. Когда я вернулась к пяти часам и едва успела открыть дверь, дети кинулись ко мне:
— Больше мы никогда не пойдем к папе!
