Сергей Волков - Дети пустоты
Стоим у дверей, толпа пассажиров обтекает нас со всех сторон.
— Ну че, как обычно — ты за билетами, мы потусим? — спрашивает Сапог у Тёхи.
Видок у нас аховый — Губастый весь в бланшах, я тоже. У Сапога рассечена бровь, только Шуня и Тёха выглядят более-менее. Чем скорее мы куда-нибудь спрячемся, тем лучше.
— С бабками напряг, — говорит Тёха после короткого раздумья.
Все понятно. Пока тепло, неплохо было бы подзаработать. Но как и где?
Неподалеку пасется мужик лет тридцати, одетый в яркий оранжевый пуховик с черными полосками на рукавах. Он смотрит на нас, явно что-то прикидывая. На косаря вроде не похож, но кто их здесь, в Красноярске, знает? Может, переодетый опер?
— Ладно, пошли внутрь, — объявляет Тёха.
Мы трогаемся, но тут оранжевый загораживает нам путь.
— Привет! Ребята, заработать хотите?
— На ловца и зверь, — бурчит Тёха. — Че делать надо?
— Агитаторами на выборной кампании, — не очень понятно объясняет мужик.
— Денег сколько?
— Не обидим! У нас автобус, пойдемте, довезу до штаба. Меня зовут Антон.
— Какого еще штаба?
Он улыбается.
— Предвыборного!
***Едем через весь город куда-то на окраину. Наконец автобус останавливается возле двухэтажного дома.
— Вылезайте! — командует Антон. — Идите за мной.
Шагаем по длинному коридору, заставленному шкафами. К стене прислонен большой плакат: «Петр Халл — это чистый город, порядок на улицах и забота о каждом. Голосуйте за Петра Халла!» Рядом плакат поменьше: «Петр Халл — наш депутат!» То и дело навстречу нам попадаются какие-то люди с пачками листовок, в воздухе висит табачный дым.
Антон толкает дверь, кивает:
— Проходите.
Помещение — явно бывший школьный кабинет: парты, доска, портреты замшелых писателей на стене. У доски двое: толстый дядька, удивительно похожий на нашего Бройлера, и человек-гора в черном костюме-тройке. Человек-гора наголо брит, толстяк, наоборот, волосат, как павиан. Этим он, кстати, отличается от лысого Бройлера. И с руками у него все в порядке. Есть руки.
Мы топчемся у двери. «Оранжевый» Антон делает нам знак — тихо, мол. Тихо — потому что двое у доски спорят, и, судя по всему, уже давно.
— Демократия в России невозможна, как невозможно посадить на смоленском огороде эквадорский банан! — веско басит человек-гора. — Он не будет расти, не будет плодоносить, он погибнет в нашем климате, проиграв битву за жизнь какой-нибудь репе или свекле. При этом репа в Эквадоре вполне себе может расти и плодоносить. Но оставим ботанические аллегории, перейдем к главному…
— К какому еще главному? — яростно выкрикивает волосатый. — Что есть демократия, коллега? Что это за зверь такой? В идеале, в классическом понимании это власть народа, то есть когда народ выбирает лучших своих представителей, соль земли, чтобы они «володели и управляли» этим самым народом…
— Угу, — человек-гора наклоняет бритую голову. — Только на деле демократия давным-давно превратилась во власть денег. Тут все очень просто: главной и неотъемлемой частью ваших демократических выборов является так называемая предвыборная борьба. То есть народу объясняют, кого надо выбирать, кто лучше, кто соль земли. А у кого больше шансов лучше объяснить это, у кого больше шансов победить? У того, естественно, у кого больше денег, которые можно потратить на выборы. Таким образом, в демократических странах к власти всегда приходят деньги. Большие деньги. Так-то.
Толстяк подпрыгивает на месте от негодования.
— Чушь! — кричит он. — Чушь, чушь и еще раз чушь! Вы забываете, коллега, один важный момент — при демократии передача власти происходит без заметных и ощутимых потрясений. Стало быть, существует некий стабилизирующий фактор, который гарантирует преемственность, гарантирует устойчивость системы. Что служит этим фактором? И вот тут мы можем говорить о деньгах. Они, если угодно, — своеобразный фундамент, над которым можно надстроить — и снести! — все, что угодно, но сам фундамент всегда остается невредимым. Таким образом, демократия — это стабильность!
— Это наш главный пиарщик, — кивнув на волосатого, с гордостью сообщает Антон шепотом.
— Кто? — не понимает Сапог.
— Пиарщик — специалист по связям с общественностью, — объясняет начитанный Губастый. — Он знает, как лучше убедить людей что-нибудь купить или за кого-нибудь проголосовать.
— Ясно, — разочарованно бухает Сапог. — Разводила, короче.
— Ти-ихо! — шипит Антон.
Но он зря волнуется — спорщикам сейчас не до нас.
— Этот статус-кво соблюдается неукоснительно, — визжит волосатый пиарщик. — Корни его уходят в глубокое западноевропейское Средневековье, они — в цеховых гильдиях, в купеческих сообществах, в бюргерских общинах, куда принимали только по достижении определенного уровня богатства. Деньги там были главнее власти, и это делалось сознательно, дабы противопоставить себя, свою гильдию, свой круг — сеньору, феодалу, имевшему власть, но зачастую не имевшему денег. Европа, коллега! Она шутить не любит. Состоятельным людям нужна была гарантия от беспредельщиков, облеченных властью, и этой гарантией стала демократия!
— Ну да, в Европе кровопролитная война между властью и деньгами закончилась безоговорочной победой последних. Но деньги не просто победили, они еще и создали себе религиозно-идеологическую базу — протестантизм, и двинулись в глобальную экспансию по планете, — человек-гора бухает увесистым кулаком в ладонь. — Истоки нынешней западной демократии вовсе не на афинской агоре, нет, они — в набитых талерами сундуках ганзейских купцов, в меняльных лавках Амстердама, в ювелирных мастерских Парижа, ясно вам?
— Ага! — торжествует волосатый. — Вы сами проговорились! Конечно, в России, в этой стране, власть всегда была первичнее, главнее денег. Начиная со времен князя Владимира Святого власть стала высшей ценностью, главным призом, а деньги зачастую не играли даже вспомогательной роли. В этом особенность российской политической системы, причем особенность ментальная, то есть не подающаяся быстрому изменению.
— Быстрому? — хмурится человек-гора. — Да эту особенность вообще изменить невозможно! Мы — русские, с нами Бог! Так всегда было и будет.
— А это кто? — указывает на лысого Губастый.
— Пиарщик нашего главного конкурента Красовского, — шепчет «оранжевый». — Красовский идет от блока патриотических сил.
— А ваш от какого?
— Ни от какого. Наш кандидат — независимый предприниматель.
— А чего они вообще спорят?
— Репетируют предстоящие дебаты. Тихо!
— А че тихо-то, — Губастый пожимает плечами. — Они так орут…
Волосатый и лысый пиарщики и вправду орут как резаные:
— Конечно, совсем иначе происходит и механизм передачи власти! — надрывается толстяк. — Стабилизирующего фактора не существовало долгие века, и поэтому каждый раз смерть правителя приводила к жесточайшим столкновениям и войнам, которые вполне можно назвать гражданскими. Традиция гражданских войн у нас очень древняя, ей чуть не тысяча лет, понимаете? После смерти того же Святого Владимира его дети затеяли первую из таких войн, и впоследствии брат вставал на брата, а сын на отца бессчетное количество раз…
— Стоп! — Человек-гора поднимает ладонь-лопату — Тайм-аут, коллега. Я тут дальше подготовил тезисы о том, что попытка стабилизировать систему была предпринята монголами из Золотой Орды, но и у них ничего не вышло. Выдавая ярлыки на великое княжение, ордынцы добились лишь централизации власти, которая затем и смела их с исторической арены. Как, пойдет?
— Вполне, — соглашается волосатый. — А дальше все шло по отработанной схеме. Как только очередной правитель уходил из жизни, так тут же разгоралась битва за власть, причем чем властительнее и сильнее был правитель, тем кровавее и страшнее оказывалась эта битва. После смерти Ивана Грозного в каше Великой Смуты страна и вовсе едва не погибла…
— Снова — стоп! — Человек-гора достает из кармана какие-то листочки, шелестит ими. — Вот тут про Новгородскую республику — это же ваши слова?
— Какие? — Толстяк подпрыгивает, пытаясь заглянуть в листочек.
Шуня хихикает, пританцовывая и виляя задницей, напевает еле слышно:
— Тыц-тыц-тыц… «Вот и встретились два одиночества, развели у дороги костер. А костру разгораться не хочется, вот и весь, вот и весь разговор…»
Мне тоже смешно, как будто я смотрю цирковое представление, где два клоуна валяют дурака. Но пиарщики убийственно серьезны.
— «Кстати говоря, в русской истории была долговременная попытка поставить деньги над властью, то есть пойти по западноевропейскому пути. Речь идет о Великом Новгороде, о Новгородской республике», — зачитывает человек-гора.
