Олег Рой - Три краски
– Ну не переживай, – Варя погладила Лару по голове. – Может, все и к лучшему! Если этот Кирилл действительно хорошо к тебе относится, то все поймет.
Из неуничтоженных записей Джона Хемистри:
Число N, место N, стояние и перспективы N (N в данном случае означает неизвестность)
Мне снова выдали бумагу и чернила. Я снова имею возможность писать. Не знаю, что происходит, где я и зачем. Я потерял счет дням. Это ужасно – находиться в заточении столько времени. Я постоянно думаю о Робинзоне. Интересно, как он жил на своем острове, если такой человек, конечно, существовал на самом деле.
Я тоже нахожусь на своеобразном острове. По крайней мере, в моих ушах порой слышится шум накатывающего моря. Это, разумеется, галлюцинация. Я все еще в этих странных белых стенах. Из людей я вижу только Кормильщика – я сам дал ему такое прозвище, потому что он только кормит меня и никогда не отвечает на мои вопросы, даже имени своего не говорит. Увы, он слишком большой и сильный. Я уверен, если решусь бежать, он скрутит меня в два счета по рукам и ногам. Кормильщик приносит мне еду четыре раза в день. В последнее время рацион расширился, еда стала более вкусной. Меня уже не допрашивают. Честно сказать, я теряюсь в догадках, узнали ли они, куда я дел фатум? Наверное, да, иначе они бы не отстали так быстро.
Но если узнали, то почему они не уберут меня? Не сомневаюсь, что эти люди хотят присвоить себе мои разработки, и понимаю, что они не оставят меня в живых. Иногда на меня находит панический страх. Мне кажется, что еще секунда, откроется дверь, и сюда ворвутся мои враги с автоматами в руках. А может, они просто закатают меня в бетон и сбросят с моста.
В такие моменты мне жаль, что я не верю в загробную жизнь. Как ученый я знаю, что после смерти все закончится. Не будет никакого загробного мира, не будет ничего.
Интересно, что скажет Крис, когда узнает, что меня больше нет? А может, это она стоит в центре этого ужасного заговора? Она – одна из них, я уверен.
Шаги… кто-то идет… Допишу потом…
Глава 6
Москва
Вот ведь фак-с, как сказал бы его новый американский друг! Сорвалось! Все сорвалось, а ведь дело было, считай, на мази. Ее волосы фактически уже лежали у них в кармане – и полный крах!
Хотя почему же сразу крах? Он подошел к висящему в ванной зеркалу и принялся вглядываться в свое лицо: подбородок волевой, глаза умные, характер нордический. Нет, сдаваться еще ох как рано! И до девицы он так или иначе доберется. Чтобы предсказать это, не нужно быть Глобой. Сейчас, конечно, положение не из лучших, но он сумеет завоевать обратно ее доверие.
Зазвонил телефон. Америкашка, легок на помине.
– Как идьют дела? – донеслось из трубки.
– Пльохо, – машинально отозвался он. – Тьфу! Какой акцент заразный! Плохо. И ты, между прочим, все испортил. Я бы сам провел эту операцию гораздо лучше. Зачем было вмешиваться?
Американец обиженно засопел.
– Ти можешь проньикнуть в ее дом, – сказал он, отсопевшись. – Смотреть, есть ли краска, и приносить его ко мне!
Ни один злодейский кодекс не рекомендовал опускаться до квартирных краж, тем паче, что есть на кого свалить.
– Я гоп-стопом не занимаюсь! – сообщил он, отворачиваясь от зеркала и подкручивая воображаемые негодяйские усы.
– Гоп…чем? – переспросил америкос. – Гоп – это лошадь, да?
– Сам ты лошадь! – Он с чувством собственного превосходства сел на диван, закинул ноги на стол и потянулся за пачкой свежеотпечатанных фотографий (нужно еще кое-что сделать по работе). – Собрался на криминал, а по фене не шпрехаешь.
– Феня – это твой девушка? – все тупил собеседник.
– Тьфу! – вновь сплюнул он, отбирая несколько удачных снимков. – Гоп-стоп – это грабеж, разбой. Не по моей части. Я на это дело не нанимался. В общем, пиши адрес объекта и сам, если хочешь, лезь. Американский флаг тебе в руки и «боинг» навстречу.
Американец снова засопел (простудился, что ли? Немудрено с нашей-то зимой), но адрес записал.
Вот и ладно. Пускай этот глупец на дело сходит, а он посидит, подождет – посмотрит, что получится. Спешить – америкосов смешить.
Из сильно помятых записей Джона Хемистри
Никакого разрешения. Никаких бесед. Никаких угроз. Ничего. Про меня забыли. Здесь никого нет, кроме Кормильщика. Теперь я это осознаю точно. Во мне снова проснулась любознательность, свойственная настоящему ученому. Страх отполз в сторону и трусливо поджал хвост. (Ха-ха! Хорошо ведь я скаламбурил: страх – трусливо!) Теперь я могу совершенно точно и хладнокровно сказать, что я, Джон Хемистри, – ученый, открывший фатум.
Я не знаю, как долго нахожусь в заточении (судя по длине моей отросшей бороды и волос, уже не менее месяца). Я не знаю, где нахожусь, но мне часто чудится, что я слышу шум моря или воды. (Неужели Манхэттен? Гаваи? Бермуды?) Но я точно знаю, что здесь, кроме меня и Кормильщика, никого нет. И это не главное – главное, что Кормильщик уезжает на ночь отсюда. Я слышу, как удаляются его шаги, – по всей видимости, за дверью находится длинный коридор. Затем становится так тихо, будто вокруг меня мертвый мир. Абсолютный вакуум – и я его властелин, Король Ничто!
Несколько ночей подряд я попробовал кричать – меня никто не слышит.
Единственные мои соседи – мыши. Пытаюсь приманить их прибереженными после еды крошками. В их обществе чувствую себя почти в рабочей обстановке. Правда, теперь я нахожусь в таком же заточении, что и они.
Интересно, есть ли здесь еще кто-то, кроме меня и мышей? Непонятно, вообще для чего меня держат – ведь уже давно ни о чем не расспрашивают и не избавляются от меня. Впрочем, о мотивах моих тюремщиков подумаю позже, когда совершу побег.
Да, я в точности решил, что буду бежать одной из ночей. Только вот надо продумать, как. Мне нужно отомкнуть дверь. Дальше – проще. Я сомневаюсь, что в этом здании нет помещений без окон – выбью стекло и выпрыгну. О, я способен на все, лишь бы не проводить остаток жизни в неволе, как птица, томящаяся в тесной клетке, как белая мышь в моей лаборатории… Выбраться бы из здания, а дальше я найду способ исчезнуть. Даже если выяснится, что моя тюрьма на острове и вокруг меня на много миль пустынный океан, я все равно не останусь в заточении и поплыву к свободе. Правда, плавать я не умею, но сейчас мне уже начинает казаться, что это не проблема, когда речь идет о спасении жизни. В крайнем случае найду какой-нибудь предмет, позволяющий удержаться на плаву, – мне все равно, лишь бы сбежать.
Теперь я буду думать только об одном – как сделать отмычку. Я обязательно выберусь отсюда!
* * *Все валилось у Ларисы из рук. Она по привычке подсчитывала неудачи и успехи и снова разочаровывалась. Плюсов было полно: превосходный доклад – раз, клип о работе отдела безопасности, который превзошел все ожидания, – два, а кадры какие, а какая идея! Можно даже и третий плюс поставить. А еще премия и одобрение директора – четыре. Четыре плюса! Целых четыре, и каких масштабов! Просто плюсищи! И один минус, перекрывающий все, – Кирилл!
От одной этой мысли, что она ему не нужна, у Ларисы разрывалось сердце! Как это вообще понимать? Он не обращал на нее внимания, совсем не видел ее – в упор. И вдруг решился, пригласил в кафе, а потом даже стал напрашиваться к ней в гости. Была искра в его глазах, и чувства какие-то были… Ровно до того момента, пока ей на голову не свалились салаты… А потом все чувства Кирилла к ней разом исчезли. В глазах его снова появились безразличие и тоска – это Лара поняла сразу, как только пришла на работу на следующий день после происшествия в кафе. Честно говоря, Ларисе и самой-то было не по себе из-за всего случившегося. Бред какой-то, честное слово: криворукие официанты, поклонники-маньяки-волосолюбы… С ума сойти! Она устала и… изменилась. Куда девались уверенность в себе и былая независимость?! Они словно таяли на глазах с каждым днем, а теперь, после этой дурацкой истории с салатами, совсем растворились. Лара чувствовала, как снова превращается в забитое испуганное существо. И что самое обидное, хуже всего она вела себя в те моменты, когда рядом находился Кирилл.
«Хватит! – велела себе Лариса. – Надо взять себя в руки и, наконец, поговорить с Кириллом!»
Она решительно подошла к монтажеру, собираясь объясниться с ним начистоту, и замерла, наткнувшись на его взгляд.
– Мммм… – промямлила она с виноватой улыбочкой (такой дурацкой, что просто слов нет). – Э-э… Ну, в общем…
– В общем? – переспросил молодой человек, возвращаясь к работе. – И что же у нас в общем?
Лара ненавидела себя за эту робость, но не могла ничего поделать. А ведь только недавно многое было ей по плечу!..
– Я, в общем, только спросить хотела, ты вообще как? Что в кафе было после моего мммм… – она поморщилась, вспоминая проклятый салат, – ммм… ухода?