Луиджи Малерба - Сальто-мортале
Меня спутали с другим человеком, похожим на меня, вы спутали меня с другим, а тот удрал. Сел в римский поезд; если поторопитесь, успеете схватить его на вокзале Термини. Увидите, что он плачет, — не обращайте внимания: сплошное притворство. Хотите послушаться моего совета: везите его сразу же в тюрьму Реджина Чели, а станет оправдываться, заставьте его замолчать. Я медленно иду к зеленому лугу — вернее, бегу. Слышу топот множества ног, а затем
ГОЛОС ИЗДАЛЕКА.
Он настигает меня. К счастью, никто не видит, как я убегаю. Вот я уже на дороге, иду свободный и одинокий, как не помню кто. Оборачиваюсь и вижу, что на лугу собралась толпа. Может, все начинается сначала. Между тем, по-моему, это уже и в самом деле
КОНЕЦ.О повести «Сальто-мортале»
Не каждое произведение искусства легко отнести к определенному, точно обозначенному жанру. Есть вещи настолько своеобразные, что их следует рассматривать как эксперимент. Талантливый художник всегда имеет право на эксперимент, и результаты интересны, даже если не все безоговорочно нравится или если возникает желание поспорить с автором. Прочесть такую книгу надо хотя бы для того, чтобы представить себе развитие литературного процесса в разных странах. Разумеется, при одном обязательном условии: если речь идет об одаренном и честном писателе, а не о снобе, сознательно делающем ставку на то, чтоб написать «бестселлер», и прибегающем с этой целью к формальным ухищрениям, порою сомнительного вкуса.
Луиджи Малерба, повесть которого мы представляем читателям, выступил в итальянской литературе в начале шестидесятых годов. Но именно повесть «Сальто-мортале», вышедшая в свет в 1968 году и переведенная на очень многие европейские языки, принесла Малербе известность. Не только в Италии, но и за ее пределами повесть воспринята как значительное литературное событие. Правда, иногда высказывались суждения, с которыми нельзя согласиться и против которых с большим темпераментом возражает сам Малерба: некоторые критики, в частности французы, безапелляционно причислили этого оригинального писателя к неоавангардистам, к «новой волне».
Нам кажется, что гораздо правильнее охарактеризовать творчество Малербы как экспериментальную прозу. Конечно, это не чисто реалистическая, классически ясная манера письма, но это и не пародия на нее. Это любовь к гротеску, это ассонансы, поиски своих выразительных слов и словосочетаний; но Малерба живет в нашем сегодняшнем мире, разделяет тревоги, раздумья, сомнения своих соотечественников и современников. Мы начинаем читать эту повесть, и у нас возникает ощущение, будто мы попали в какой-то странный мир, где все сложно, зыбко, многозначно. Нужно внимательно вчитаться в текст для того, чтобы понять, почему автор назвал несколько персонажей одним и тем же именем Джузеппе. Это сознательный прием, некое философское обобщение, допускающее, быть может, различные истолкования. Но это и доверие к читателю, к его способности анализировать и приходить к самостоятельному решению психологических ребусов.
С первых страниц повести мы ощущаем сложную смесь ирреального и реального. Сюжет вертится вокруг серии загадочных убийств, и фабула условна, всего лишь намечена пунктиром. Кто из многочисленных Джузеппе в конце концов окажется убийцей? И в этом ли заключается самое главное, поскольку и автор и его персонажи живут в странном и страшном мире? Малерба с большим чувством художественной меры использует прием рефрена, вернее — нескольких рефренов. Одним из них, символизирующим присутствие какой-то злой силы, является «американский танк». Тема танка возникает неоднократно, так как Малерба, вне всякого сомнения, относится к числу убежденных антимилитаристов и антифашистов — подобно большинству деятелей современной итальянской демократической культуры. Только эти свои убеждения Малерба не декларирует впрямую, с публицистическим пафосом, а передает посредством тонких художественных образов.
«Знаешь, я все вижу точно в тумане. Но верно, что-то шевелится там у края луга, похоже, что это
АМЕРИКАНСКИЙ ТАНК.
Значит, я не ошибся. А она добавила: — Я вижу башню с белым американским флагом и ствол орудия.
Ты говоришь так, Розальма, словно это самая обычная вещь — американский танк с наведенным орудием.
Я закрываю глаза — теперь уже больше ничего не видно, но воздух продолжает дрожать. Может, мне только кажется, что это американский танк, и он существует только в моем воображении? Джузеппе, дружище, учти:
НАШЕ ВООБРАЖЕНИЕ НЕ ПРОИЗВОДИТ ШУМА,
у воображения нет двигателя. Значит, это и в самом деле американский танк с башней и орудием! А Розария в ответ: — Вполне естественно, раз это танк, у него должно быть орудие.
Вот это-то меня и пугает. А она: — Вечно ты обращаешь внимание на частности, оставь в покое орудие.
Легко сказать, оставь в покое орудие. Не думай об этом, танк — вещь преходящая и проходящая, смотри, он уже удаляется. Ну хорошо, удаляется, сказал я, но хотелось бы знать, что удаляется — танк или мираж?»
Этот отрывок характерен для всей поэтики Малербы. Кажущаяся будничность, предельная простота, почти элементарность текста. Такие обыкновенные слова и чувства, но мы ощущаем напряженность, тревогу, страх. «Танк или мираж?» Это очень лаконично и очень сильно. «Попробуй не волноваться, сказал я. Если это не воображение и не мираж, то что здесь нужно американскому танку?» Так пишет Луиджи Малерба, и мы стараемся понять, из каких нравственных и эстетических постулатов он исходит, и приходим к некоторым выводам, которые можно сформулировать так.
Персонажи Малербы не обладают плотью и кровью, как того требуют законы реалистического письма, это не масло и даже не акварель. Это, вернее всего, искусная штриховка. И тем не менее и в сознании автора, и в ткани повести эти персонажи живут, и мы этому верим. Верим, что это обыкновенные, добрые люди, которые хотят спокойствия, естественности и мира, хотят любви и радостей, на что имеет право каждый человек. Люди, которые боятся смерти, не способны на убийство, ненавидят жестокость, достойны чего-то лучшего, нежели окружающая их реальность. Люди, над которыми довлеет страшное прошлое фашизма. В повести — только беглые, почти косвенные упоминания о «черном двадцатилетии», но оно не забыто, оно было, и никуда от этого не денешься. Вот проходит римский поезд, так называемый «Ликтор», и Малерба лаконично замечает: «Ликтором» его назвал когда-то Бенито Муссолини».
Современность врывается в текст повести неожиданно и выразительно, Вдруг возникают какие-то будничные, малозначащие штрихи, вроде рекламных объявлений или передач ватиканского радио. Это не нужно для развития фабулы, но необходимо ритмически. Повесть очень музыкальна и изящна, главную, определяющую роль в ней играет слово, стиль. Не случайно ровно текущий текст перебивается набранными крупно и выделенными, как выделяются газетные заголовки, фразами, иногда как будто совершенно невыразительными, но порою резкими, жесткими, полными экспрессии: «ТУТ ПОНЕВОЛЕ ИСПУГАЕШЬСЯ», «Я НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ», «ЗДЕСЬ УБИЛИ ЧЕЛОВЕКА», «Я ПОКУПАЮ ВСЕ». Это еще один авторский прием, который создает особую психологическую и моральную атмосферу, фон, на котором развертывается действие.
Малерба — известный киносценарист. Поэтому он особенно хорошо знает, какое значение для читательского восприятия имеют загадочность, непредвиденность, неожиданные повороты и изгибы фабулы. Кто-то из итальянцев сравнил «Сальто-мортале» с партией в шахматы: каждая глава — новый ход, и заранее предугадать его невозможно, поскольку, как известно, существует великое множество вариантов. Кроме того — быть может, также отчасти благодаря своему опыту работы в кино, — Малерба отлично владеет техникой детективного жанра, в лучшем, а не в вульгарном понимании «детектива». Вероятно, поэтому он построил «Сальто-мортале» на теме загадочных убийств. И все-таки это не детектив — уже по одному тому, что нет законченной фабулы, окончательного решения, хотя итальянская действительность шестидесятых и — добавим — семидесятых годов дает писателю самые что ни на есть реальные основания для того, чтобы избрать эту тему. Достаточно просмотреть газеты — преступления никого не удивляют, они в самом деле органически вписываются в мозаику жизни, и недаром Малерба пишет: «Но если хорошенько приглядеться, то начинает казаться, будто ты попал в Чикаго времен Аль Капоне, когда люди стреляли друг в друга прямо на улицах».
«Сальто-мортале» — это горькая книга, и Луиджи Малерба находит точные и сильные слова, чтобы показать одиночество и страх человека, обреченного на судьбу пассивного свидетеля и жертвы событий, повлиять на которые он никогда и ни при каких условиях не сможет: «Происходит что-то серьезное, я слышу шум, вижу, что все убегают, прячутся под землю. Забираются в какие-то ямы и исчезают, точно муравьи... Но что за загадочные события? Теперь я тоже, о господи, растворяюсь, как лакричная карамелька. Так помогите мне, я готов на все, но вы не имеете права бросить меня одного. Лучше уж я вместе с вами спрячусь под землю, хотя там мне не нравится».
