Грэм Грин - Меня создала Англия
— Я верну, когда зайду в контору, вместе с вашей долей за новость. Мы сошлись на четверти — так?
— Эту берите задаром.
— Не знаю, как благодарить. Минти не смел даже… Ну, побегу. Мне еще предстоят большие покупки. — Наконец он ушел. Он был в тяжелых ботинках, и весь лестничный пролет до четвертого этажа они слышали его медленные шаги. — Вот, — сказала Лу, — я же говорила: это что-то совершенно неприличное.
— Что именно?
— Да ваша работа. Иметь такое окружение.
— Я с ним не работаю.
— Ваша работа ничуть не лучше. Если даже он говорит такое про Крога…
— Нашли кого слушать.
— Нет, в его словах что-то есть.
Она осторожно передвигалась по комнате; все, что она видела и трогала, казалось, источало самое бедность. Отовсюду липла бедность. Она обитала в коричневом халате, пыльной пленкой покрывала воду в кувшине, хоронилась в хламе, который Лу, одолеваемая любопытством, обнаружила в шкафу. Она перечисляла:
— Блюдце, пустая банка сгущенного молока, нож, ложка, вилка, тарелка — она не подходит с блюдцу…
— Оставьте его, — заступился Энтони. С его стороны очень мило предоставить им квартиру, когда он терпеть не может девушек (что сразу видно). Нехорошо его осуждать, но разве ее остановишь? — Коробка спичек, одни горелые — почему не выбросить? Старая записная книжка. Он, наверное, вообще ничего не выбрасывает. Журнал. Школьный журнал. Адреса. Требник… причем католический. Какие-то смешные штучки… Что это? Игра какая-нибудь?
Энтони опустился рядом с нею на пол.
— Это ладан, — сказал он, пересыпая его из одной руки в другую. Словно печать окружающей бедности, на пальцах остался тонкий запах. — Бедняга, — обронил он. Они коснулись друг друга, и снова их опалило нетерпение и сознание уходящего времени. — Страшная жизнь. — Нет, — сказала Лу, — она хорошая. В ней всегда есть это. — «Это» был поцелуй, тесное объятье и с неохотой отвлечения переход на кровать. Но в его руках уже не было страсти, в последнюю минуту он чувствовал опустошение, пустоту. Приятно повергнуть их в изнеможение, исторгнуть крики, приятно дать им удовлетворение, но сравняться с ними невозможно, их наслаждение острее, они теряют голову и, как Лу, твердят слова, над которыми в другое время смеются. Она сказала:
— Я люблю тебя, — сказала:
— Милый, — потом:
— Самый прекрасный. — Его же сознание витало в стороне, безучастное; он сознавал школьную фотографию над головой, мадонну на камине, любовался собой, когда она вскричала:
— Не хочу, чтобы ты уходил, не хочу; — он спешил обмануть себя, что это победа, что он остался цел и прибавил к трофеям новый скальп, но, вытянувшись рядом, уже чувствовал, как его заливает знакомая пустота, и Лу кажется ангелом обаяния и простоты, и в голову наползают наполовину выдуманные воспоминания. Он взглянул на нее, обнял; пустота страшнее любого поражения в любви, вот и она приходит в себя. Все-таки начинаешь иначе относиться к девушке после близости: появляется какая-то нежность.
— В его словах что-то есть, — сказала Лу. — Я проходила экономику в школе. Насчет краткосрочных займов он совершенно прав. Мне очень хочется, чтобы у тебя была приличная работа.
* * *Наконец Амстердам ответил голосом Фреда Холла. Крог стоял у окна, голос с акцентом кокни струился из динамика. Утренний туман почти растаял, и только во дворике, как на дне вазы, лежала молочно-белая масса. Статуи не видно.
Надо знать чувство меры. Не такое уж это важное дело — статуя. — Я пробовал найти вас вчера вечером, — упрекал голос. — Меня соединили с оперой, но вы ушли. Звонил на квартиру — вас тоже не было. Я всю ночь не смыкал глаз, мистер Крог.
Фаррант кое-что понимает, и статуя ему не понравилась. Нет, статуя — это тоже важно. Сейчас все важно: деньги на исходе, а нужно продержаться, пока не вступит в строй американская компания. Сейчас даже чья-нибудь глупая шутка может погубить его. — Продолжайте, Холл, — сказал он. — Что вас волнует? — Связь сегодня капризничала. Пришлось вернуться к столу. Когда кончим, подумал он, поднимусь к себе на часок, отдохну от людей.
— Они все еще продают.
— Значит, покупайте.
— А лимит, мистер Крог?
— Никакого лимита.
— Откуда же взять деньги?
— Я все устроил. Деньги даст АКУ…
— Нам потребуется почти все, что у них есть.
— Вы все и получите.
— Но как же… Тогда они перестанут объявлять дивиденды. Начнется паника. Это будет не единственная брешь. Все поползет. Вам придется латать дыры в Берлине, Варшаве, Париже — всюду.
— Нет, нет, — сказал Крог, — вы преувеличиваете. Вы слишком долго были в центре событий. Холл. Мне со стороны виднее. На будущей неделе мы запускаем американскую компанию, и тогда рынок наш. — А АКУ?
— Мы ее продаем. Покупает «Баттерсон». Миллион фунтов наличными. Можно целую неделю затыкать любые дыры. Так что продолжайте покупать. — Но в АКУ не останется ни фартинга. — Тихим свистом донеслось из далекой комнаты в Амстердаме дыхание Холла.
— Она будет стоить ровно столько, сколько сейчас. Правда, в акциях амстердамской компании.
— Но вы-то знаете, что мы не стоим денег, которые тратим. — Разговаривая с Холлом, Крог не нуждался в телевидении: они так давно знают друг друга, что для каждой его интонации Крог мог вообразить сопроводительный жест — укоризненное покачивание ногой, опасливое поигрывание часовой цепочкой.
— Нет, стоите, Фред, — сказал Крог. Сейчас он был снова счастлив — он имел дело с цифрами; здесь он знал все, здесь он все мог, потому что цифры не живые люди. — Вы стоите больше. Мы вам обязаны своим кредитом. АКУ — это пустяк. Мы поместили в нее деньги, а теперь решили продать. Но если у вас сорвется, то прогорит и ИГС.
— Но реальная стоимость…
— Три минуты, — сказал голос по-немецки.
— Реальной стоимости не существует, — сказал Крог. Он взял со стола и поставил обратно пепельницу — «ЭК». — Существует цена, которую людям угодно платить. Следите за каждой вашей акцией на амстердамской бирже. Цену нужно поднять.
— Здесь стали сбывать акции. Ходят всякие слухи… — У вас есть деньги. Вы можете держать твердую цену. И тогда перестанут продавать.
— Значит, сегодня я опять весь день покупаю?
— Вам может не хватить агентов. А денег хватит.
— Но «Баттерсон» не решится купить.
— Я лично гарантировал им возместимость вложений в АКУ. Они имеют дело с «Крогом», Холл.
— А потом они проверят книги…
— И обнаружат, что вложения сделаны в акциях нашей амстердамской компании, а та является дочерней компанией ИГС. Что может быть надежнее, чем вложить деньги в «Крог»?
— А как-нибудь иначе мы не можем достать деньги, мистер Крог? — Впрочем, в голосе уже не было настоящей тревоги; ничто не могло подорвать его веру в Крога, а тем более это маленькое мошенничество. Он повиновался ему безропотно, в его преданности было даже что-то средневековое: подобно рыцарям Генриха Второго, он ловил любое желание своего господина, он мог бы угадывать его желания, будь он поумнее. — Меня здесь никто не подменит? — рядом Холл тоже неоценим: маленькая ловушка, легкий шантаж. — Вы отлично знаете, Холл, как трудно сейчас с деньгами. Краткосрочных займов мы уже брать не можем. Нам бы с этими расплатиться. — Мне кажется, они поднимут страшный шум, когда разберутся. — Купив, они не станут шуметь. Что они скажут акционерам? Они не осмелятся оказать на нас давление. Им придется выждать. А когда нас не будет держать Америка, я откуплю у них компанию, если они захотят. Все будет в наших силах. Кстати, я принял меры предосторожности. Приобретение акций я пометил задним числом.
— Шесть минут.
— И директора дали свое согласие? — благоговейно замирая, спросил Холл. — Конечно, — успокоил Крог. Не станешь ведь объяснять Холлу, что из-за такого пустяка, как подписать чеки, совершенно незачем держать совет со Стефенсоном, Асплундом, Бергстеном. У него есть их факсимиле на резиновых штемпелях. Лаурина он тоже не стал посвящать в это дело, успеется. К тому же покупка акций была помечена такой старой датой, когда Лаурин просто еще не был директором. Он тихо проговорил в телефон:
— Сейчас уже все в порядке, Холл.
— Вам видней.
— Несколько дней назад я немного понервничал. Не чувствовал себя готовым. Здесь заводятся порядки, как в Америке. Готовили забастовку, и Лаурин как нарочно заболел, Но я все уладил. В газеты ничего не просочилось, и никаких письменных обещаний я тоже не дал. Так что дела идут превосходно, Холл.
— Мне, значит, покупать?
— Сегодня утром это должно кончиться. Рассчитывайте на деньги от «Баттерсона». Возвращайтесь, когда кончите дела в Амстердаме. Можете понадобиться. На фабрике неспокойно.
— Я приеду сразу же, мистер Крог.
— До свидания, Холл.
— До свидания, мистер Крог. — Но голос еще вернулся, смяв предупреждение «девять минут». — Не думайте, что я против маленького обмана. Вы меня знаете, я не против. Если стоимость обеспечена, то не о чем и говорить.
