Рю Муроками - Киоко
«Знаешь, мама думала только о том, чтобы благополучно довезти вас сюда, тебя, твою старшую сестру и братика Мигеля. Мама была слишком занята этим, чтобы думать о чем-то еще, когда ты вырастешь, то поймешь». Я всегда ему так отвечала. Интересно: понял ли он это,
Хосе Фернандо?
В отличие от остальных кубинцев, живущих в Майами, я никогда не испытывала ненависти к Фиделю Кастро. Я с детьми бежала с Кубы, но даже на судне, везшем нас на Ки Вест, я повторяла про себя: «Это и есть революция». Это как операция. Когда вырезаешь злокачественную опухоль, смертельно опасную для организма, если от нее не избавиться, то одновременно теряешь часть крови и здоровых клеток. За последние два года некоторых моих друзей простили за бегство и позволили им вернуться на родину. Я смотрела видеопленку, на которой они, вернувшись, танцевали румбу, ча-ча-ча и сальсу. И я подумала: кубинцы не потеряли своей гордости. Если бы Фидель продал душу России или Китаю, больше не было бы слышно музыки и видно людей, танцующих на улицах, об этом можно было бы узнать только в музеях. А Хосе Фернандо? Сумел ли он, умирая, сохранить кубинскую гордость?
— Мой сын…
Все повернулись в мою сторону, потому что впервые с тех пор, как все случилось, я открыла рот.
— Мой сын сказал что-нибудь перед смертью? Моя племянница перевела. Японка продолжала кусать губы, она лишь молча покачала головой.
Девушка стояла возле окна, выходящего в сад, и лучи заходящего над Майами солнца, рассеянные кружевными занавесками, освещали ее профиль. Ее чувственное лицо сохраняло болезненное выражение, у нее был измученный от слез вид, ведь она без остановок везла Хосе Фернандо от самого Нью-Йорка, а в результате получилось вон что.
— Почему он ничего не сказал?
Подобный вопрос могла задать только я. Японка все смотрела в пол и молчала. Без сомнения, она думала, что ее ответ усугубит мое горе, это беспокоило ее. И все-таки она ответила:
— Не was dancing.[49]
Это был английский, который даже я могла понять. Танцевал? Хосе Фернандо,
истощенный СПИДом, в таком состоянии, что еле передвигался, танцевал?
— Dancing with you?[50] — спросила я, на этот раз по-английски. Она кивнула,
словно извиняясь.
— Какой это был танец?
Почти неслышным голосом японка ответила:
— Ча-ча-ча. — Этот голос говорил: «То, что я сделала, непростительно, я должна была немедленно отвезти его в больницу». Конечно, кто угодно возмутился бы или с усмешкой пожал плечами: какое безумие — позволить танцевать умирающему!
Но только не кубинец.
Для кубинца танец — это не изысканное развлечение для воскресного вечера. Для раба или изгнанника танец — это способ выжить. Кубинский танец начинается тогда, когда кубинец возвращается в свой скромный дом после изнурительного труда, изматывающего его, как тряпку. Он танцует, чтобы забыть свою честную усталость и чтобы возродить свои гордость и надежду. Именно поэтому шаги танца должны быть естественными и красивыми. Хосе Фернандо был настоящим кубинцем. Он был тщедушным и робким ребенком, над ним издевались в школе, и когда мой сын возвращался домой, то всегда танцевал в одиночестве. Я никогда не говорила Хосе, чтобы он перестал танцевать, я не имела на это права.
— Ча-ча-ча? — пробормотала я.
Хосе Фернандо умер, занимаясь тем, что любил больше всего на свете. И к тому же с девушкой, которую он двенадцать лет назад учил танцевать, девушкой, приехавшей из далекой страны. Он умер, танцуя с ней…
— Хосе всегда обожал танцевать, с самого нежного возраста. Он все время танцевал, посещал разные танцевальные школы, но его любимым танцем был ча-ча-ча
Я поднялась и подошла к японке. Я взяла ее за плечи и сказала:
— Спасибо, спасибо тебе от всего сердца.
Эпилог
Киоко
Когда мать Хосе поблагодарила меня, я наконец сумела себя простить.
Это как если бы сам Хосе сказал мне спасибо.
Я подарила ей абажур, объяснив, что это от Хосе.
Когда я с помощью переводчика рассказала матери, как мы его раздобыли, это ее очень позабавило, она была довольна. Она сказала:
— Если ты так любишь мамбу, ча-ча-ча и румбу, тебе нужно съездить на Кубу.
Мать Хосе проводила меня до пристани, попрощалась со мной, а я села на судно, идущее на Кубу.
Куба — страна музыки и танцев.
Люди медленно идут, любуясь морем, таким прекрасным; влюбленные парочки, семейные пары или целые семьи — все они любят свою музыку, и ритм их жизни беспечен.
На дискотеке я смотрела как зачарованная на двух кубинок, танцующих необычный танец. И тут молодой негр обратился ко мне:
— Потанцуй со мной.
Пока я танцевала с ним па, которым меня обучил Хосе, я вспомнила слова старой индианки, живущей в хижине на Вирджиния-Бич: «Теперь будущее уже у тебя в руках».
Я поняла, что она хотела сказать.
Я нахожусь в пути к чему-то.
Это верно сейчас, но это было справедливо и до того, как я приехала в Нью-Йорк.
Я нахожусь в пути к чему-то.
Когда-то меня это утомляло, я испытывала нетерпение, теперь — нет.
Я поняла, что будущее — это когда ты к чему-то идешь.
Мне нравится Куба, но я уверена, что это не конечная цель моего путешествия.
В тот момент, когда говоришь себе: «Я у цели», будущее исчезает.
Когда я в дороге и умею наслаждаться путешествием, я могу держать будущее в своих руках.
Даже смерть не является конечной целью (это, скорее, неожиданное осложнение), и, в сущности, ничего не изменилось с времен моего детства, когда я шагала вдоль ограды из колючей проволоки.
Но теперь ограда из колючей проволоки, которую я постоянно носила в себе, исчезла.
У меня пропало ощущение изолированности, оторванности от того, что для меня важнее всего.
Это чувство исчезло после того, как я разыскала Хосе и проделала с ним путешествие.
Оно стерлось не только благодаря Хосе, но и благодаря всем тем людям, с которыми я встречалась, разговаривала, с кем грустила и смеялась.
Я ни слова не знаю по-испански, да и по-английски говорю не блестяще, поэтому я даже не уверена, что мы всегда правильно понимали друг друга. Мы встретились, пересеклись, и все.
У меня была своя цель, и мой путь просто пересекся с их дорогами.
Мне интересно, всегда ли я буду отныне в пути к чему-то.
Вечная дорога приносит чувство нестабильности, потому что ты постоянно живешь на чемоданах, но мне хочется верить, что в конце концов она приведет меня куда-нибудь.
Потому что танец, которому меня обучил Хосе, находится во мне, живет в моем теле.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Работая над этой книгой, я постоянно думал о том, что занимало мой ум два десятка лет назад. Ровно двадцать лет назад, осенью, я заканчивал свой первый роман, и сейчас я вспомнил свое тогдашнее настроение, которое давно уже позабыл.
В этом романе нет ни секса, ни садомазохизма, ни наркотиков, ни войны. С самых первых своих произведений я многократно эксплуатировал эти темы, чтобы выразить себя, но здесь в этом не было необходимости.
Киоко, молодая девушка, выросшая вблизи американской военной базы, едет в Нью-Йорк, а потом совершает путешествие вдоль побережья Соединенных Штатов и в конце концов садится на судно, направляющееся на Кубу. Она появляется и исчезает, как легкий бриз, среди беженцев, изгнанников, больных СПИДом и гомосексуалистов.
В фильме роль Киоко исполнила Саки Такаока. Та Киоко, которую сыграла эта актриса, превзошла в своей искренности созданный мною персонаж. На мой взгляд, Такаока наделена огромными способностями плюс скрытым шармом молодых японок конца XX века.
Я написал роман с намерением честно показать все скрытые возможности, которыми обладает Киоко, сохранив неприкосновенным шарм киноперсонажа.
История Киоко — это история о надежде и возрождении.
Я надеюсь, что всякий, кто переживает трудный, переломный момент в своей жизни и отказывается замкнуться в горе, продолжая искать способ его преодолеть, будет тронут этим произведением и станет черпать из него силу.
Рю Мураками
4 октября 1995 года
Примечания
1
1 Подвесные колокольчики, звенящие от дуновения ветра;
2
2. Лимузин «стрейч» (англ.) — вид лимузина (7–8 метров в длину);
3
3. «Суперстрейч» (англ.) — вид лимузина (9-10 метров в длину);
4
4. «Ультрасуперстрейч» (англ.) — вид лимузина (11 метров в длину);
5
5. Букв. желтые такси (англ.). В Нью-Йорке все такси желтого цвета;
6
6. Энди Уорхол (1931–1987) — американский художник, один из лидеров поп-арта;
