Александр Афанасьев - Год колючей проволоки

Александр Афанасьев

Год колючей проволоки

Нельзя позволить ядовитым змеям устроить гнездо у тебя в саду даже при наличии молчаливого договора о том, что они вместо ваших будут кусать соседских детей. В конце концов они вернутся и покусают вас и ваших детей.

На протяжении XX века война не прекращалась ни на миг. Ожидая эпоху всеобщего благоденствия, на самом деле мы вступили в эпоху войн. Впрочем, XXI век сулит нам еще более страшные испытания. Палестина, Афганистан, Ирак, Сомали, Чечня — все это примеры нового типа войны.

Непрекращающейся войны.

Пролог

Год, следующий за концом света

Две тысячи тринадцатый год от Рождества Христова потом назовут годом колючей проволоки. Счастливо избегнув конца света, предсказанного индейцами майя в конце 2012 года — может, у них просто воображение закончилось, а может, они видели в этой жизни что-то, что не видим мы, — человечество бросилось покупать колючую проволоку. В этом году силы стабилизации в Афганистане решили испробовать новую тактику конфликта, основанную на изоляции районов, контролируемых моджахеддинами, талибами, и воспрещении свободного перемещения в районы, контролируемые властями. Для изоляции применялись самые разные средства — от ракет «Хеллфайр» с «Предаторов» до колючей проволоки, которой опутали, а где и не в один ряд, дороги, кишлаки, города. Афганистан был не единственной страной в мире, где колючая проволока была востребована. Люди, избегнув конца света, научились бояться собратьев своих.

Год колючей проволоки…

23 мая 2015 года

Бывшая Украина

Киев, проспект Степана Бандеры

Американская зона оккупации

Майор Советской Армии в отставке,

173 ООСпН Владимир Тахиров

Ветеран боевых действий в Демократической Республике Афганистан

Вне зоны доступа

Мы не опознаны.

Вне зоны доступа.

Мы дышим воздухом.

Вне зоны доступа.

Вполне осознанно.

Вне зоны доступа.

Мы…

Вне зоны доступа мы…

Майор Владимир Тахиров, уволенный из рядов вооруженных сил в девяносто седьмом году за то, что написал рапорт на имя министра обороны, где указал несколько схем расхищения военного имущества своими сослуживцами, а до этого изгнанный из рядов спецназа за то, что ударил полковника, в пьяном угаре посылавшего на смерть его и его пацанов, проснулся, как и обычно, — с первыми лучами солнца, с рассветом.

Он проснулся так, как просыпаются дикие звери — просто открыл глаза и замер, вслушиваясь в тишину, в едва слышный шелест штор у открытого окна, в легкое, сонное дыхание женщины рядом с ним, в шум ранних машин на проспекте. Он прислушивался, принюхивался, стараясь уловить хоть самый малый намек на то, что дело плохо, — легкий шорох, посторонний запах, отсутствие шума под окнами, которое могло говорить о том, что улица перекрыта, приближающийся шум вертолетных лопастей — у американцев в последнее время появились малошумные транспортные машины, можно не заметить, пока поздно не будет. Но ничего этого не было — только едва слышный шум за окном да дыхание. Майор полежал так еще какое-то время, потом аккуратно поднялся на руках, стараясь не разбудить спящую рядом женщину, — и ловко выпрыгнул на ковер. Почти бесшумно пошел в ванную, по пути не забыл проверить, закрыта ли дверь.

Дверь была закрыта.

Намыливаясь под душем, майор понял, что стареет. После вчерашнего, когда ему немало пришлось лазать по чердакам и подвалам, мышцы так и не восстановились, остатки молочной кислоты были в них и поныне, причиняя боль.

Да… Не мальчик.

Мальчишками они были тогда, в Афганистане — удивительно, но в СССР даже в спецназе были срочники! Он попал в спецотряд, потому что на него обратили внимание в военкомате: идеальный немецкий, потому что мать учительница немецкого в средней школе, и посредственный английский, потому что немецкий он изучал дома, в порядке факультатива, так сказать. Плюс — взрослый норматив «кандидата в мастера» по биатлону. Надо сказать, что в спецназ тогда подбирали по несколько другим критериям, нежели сейчас. Ценились не габариты и спортивные достижения по рукопашному бою — а знание языков и спортивные успехи по дисциплинам, требующим длительного и упорного приложения сил — бег на стайерские дистанции, лыжи, биатлон — вообще великолепно. А два языка — это просто находка, потому что два иностранных языка являлись минимумом для солдата советского спецназа, а за два года службы можно выучить и третий — и тогда получится вообще полиглот, будет, чем похвастаться на смотре. Да вот только не дали ему французский поучить…

После курса молодого бойца их сразу перекинули в Чирчик. Одна из самых страшных школ доподготовки в Советской Армии, с постоянным голодом, с марш-бросками под палящим солнцем, с обмороками от солнечных ударов, со стесанными до костей пятками. Во время длительных марш-бросков под палящим солнцем и с полной выкладкой в этой спецшколе умирали люди. Упражнения были самыми разными. Провинившихся расстреливали — давали лопату и заставляли копать себе могилу в каменистой земле. Когда могила была готова — стреляли холостыми…

Первым комбатом у них был Ялдаш Шарипов, по национальности узбек, кличка Бай. Командир жесткий, но правильный, побывавший в Афганистане и учивший тому, что действительно было нужно там. И даже больше — например, каждый вечер он ставил каждой из рот задачу украсть что-либо у другой роты — что-то из документации, дневального, иногда ставилась задача украсть знамя отряда. В итоге — в ночное время вместо сна все дежурили, а если кому-то все же получалось потерять что-то, пропустить воров, то провинившихся ждал марш-бросок под палящим солнцем в полной боевой выкладке. В основном отряд состоял из призывников с Кавказа и Средней Азии, но Тахирова, на четверть русского, на четверть узбека, наполовину немца, в отряд взяли, благо он был таким же, как и все, чернявым и смуглым. Потом ему и дали кличку Узбек, словно в насмешку, за четверть его узбекской крови, но кличка прилипла, и больше Тахирова по-другому никто и не звал.

Потом Тахиров не раз с благодарностью вспоминал майора Шарипова. Пусть и тридцать с лишним лет прошло, и ему самому уже — пятьдесят, но уроки Шарипова до сих пор ценны и действенны…

В Афганистане они стояли под Кандагаром — оперативная зона Юг, один из самых страшных участков. Пустыня и плоскогорья, для караванов — сущее раздолье. От Кандагара к пакистанской границе ведет «американка», отличная, построенная то ли британцами, то ли американцами дорога, а там совсем рядом — порт Карачи, через который в Пакистан прибывают оружие и подкрепления для моджахедов. И даже если начнется вторжение — оно начнется именно отсюда, потому что здесь — самый короткий и не прикрытый горами путь для удара.

И они здесь стояли. Неделями пропадали в пустыне, брали караваны. Выстроили вокруг Кандагара многоэшелонированную систему обороны, на которой сложили немало голов духи. Патрулировали на вертолетах…

Когда распался СССР — перед Тахировым, как и перед всеми другими офицерами, встал выбор — что делать дальше? Кому присягать? На этот вопрос не так-то просто ответить, как кажется. Их вывели после войны в Азербайджан, сам он был на четверть русским, на четверть узбеком и наполовину немцем, имевшим право выехать в теперь объединенную Германию. А родился он в Киеве, на Украине — или в Украине, как сейчас принято говорить. Нормально? Вот и реши тут…

Решил — как и многие другие, присягнул России. Знать бы тогда…

Иногда он долго думал. Над тем, как прошла его жизнь, с кем и как он воевал, и самое главное — ради чего? Ради чего они воевали, если результатом — вот это?! Что же они сделали не так, ведь они воевали честно и храбро, и ни один не дрогнул и не побежал?

Из спецназа его турнули в девяносто шестом — в те дни они стояли в Грозном, крупные силы боевиков ворвались в город. Первым делом захватили вокзал, буквально смяв его защитников — там боевикам кто-то оставил подарок — вагон гранатометов и огнеметов. Тогда он, уже будучи майором, не взял грех на душу, отказался исполнять приказ — покидать укрепленные позиции и идти на деблокирование окруженных неподалеку чеченских ментов — без связи с ними, без бронетехники, без поддержки, безо всего — просто сказал открытым текстом по рации, что остается на позициях и никуда не пойдет. А в ответ на визгливый крик непонятно откуда взявшегося на частоте «командующего» — просто послал его по известному адресу.

Тогда они выстояли. Оружия и патронов было достаточно — у них в комендатуре комендант запасливо приберег по двадцать БК на ствол, была и жратва. Не было воды — ночами, когда немного затихало, самые отчаянные ползли за несколько десятков метров к канаве и черпали там грязную, вонючую воду, а потом ползли обратно. Ее было немного, этой драгоценной влаги, хватало только раненым — но они тогда выстояли. И он выстоял, — когда отдавший идиотский приказ полковник орал на него, он еще терпел. Но когда он схватил его за погон, пытаясь сорвать, — он сделал шаг вперед и резко, как в пацанской драке, ударил коленом в пах — так что не ожидавшего этого полковника просто вывернуло наизнанку, и весь тот обильный обед под водочку, который он скушал на Северном, извергся наружу…