Том Стоппард - Лорд Малквист и мистер Мун
За шеренгой лошадей шли два оркестра королевских воздушных сил в светло-синем, затем хаки территориальных и полевых войск, серые мундиры гвардейцев, предводительствуемых оркестром пехотинцев. Сзади них гордо печатали шаг валлийцы, ирландцы, шотландцы, гвардейцы и гренадеры. За ними пальму первенства оспаривали белые шлемы королевской морской пехоты и медные шлемы бригадиров ее величества.
Еще два оркестра, перед которыми несли знаки отличия и штандарты, затем первый ряд орудийных расчетов королевских морских сил, медленно и величественно тянущих гроб на стальном лафете. Черные лошади везли в закрытых каретах скорбящих членов семьи, за которыми шли мужчины с цилиндрами в руках. За ними второй отряд кавалерии ее величества возглавлял оркестры королевской артиллерии и городской полиции. В четверти мили от головы процессии маршировал арьергард из полицейских сил, пожарных и корпуса гражданской обороны.
Далеко позади них с достоинством двигалась облаченная в белое фигура на осле, чудовищно нагруженном свернутым ковром.
Мун, в бессмысленном отчаянии отсчитывая тиканье бомбы наперекор маршу, протиснулся сквозь толпу к дороге, намереваясь перейти ее за последней линией полицейских.
Под статуей Карла I он заметил Воскресшего Христа, как всегда презрительного, хотя уже и не такого сдержанного.
Мун застыл как вкопанный. Осел дошел до него, и он отступил.
— Куда это ты намылился? — яростно осведомился Мун.
— А, добрый денек, ваша честь.
— Что это еще за штучки?
— Я собираюсь проповедовать Слово, — с достоинством ответил Воскресший Христос.
Конец процессии исчезал на Стрэнде, и толпа стала расходиться, так как обратно процессия не пойдет. Мун огляделся и злобно зашептал Воскресшему Христу:
— А как же они?
— Ступайте с миром.
— Тела!
Воскресший Христос обиженно заморгал.
— Ей-ей, ваша честь, не нашел для них места, — заскулил он.
— На Трафальгарской площади ты его точно не найдешь.
— Я собираюсь проповедовать Слово.
На этой последней фразе шаткая конструкция из осла, свернутого ковра и Воскресшего Христа, раскачиваясь, прошествовала мимо, тяжело наступив ему на правую ногу. Боль оказалась такой сильной, что Мун, одновременно услышав сзади выстрел, решил, что его подстрелили.
Толпа подхватилась и разлетелась по улице, точно листья на ветру. Раздался второй выстрел. Мун обернулся.
— Мистер Джонс! — крикнул он, и тут его сшибло с ног что-то живое, желтое, пахнущее по-звериному.
Мун лежал с задранным на голову пальто. Над ним грохнула пушка и испуганно затопотали башмаки, — наверно, он попал на поле боя. За этой кутерьмой он расслышал — играли у самого его уха, тихонько, словно музыкальная шкатулка, будто специально для него — государственный гимн.
Он непроизвольно стал подпевать: «Ми-илости-вую королеву, долгие ле-ета нашей сла-а-авной королеве, Боже, храни», кое-как поднялся и увидел осла, нагруженного поверх ноши Воскресшим Христом, который, онемев от гнева, баюкал в руках свою голову; Ролло, мчащегося прочь по Уайтхоллу; а у своих ног — невесть откуда взявшегося мертвого фламинго.
«…ниспошли ей по-обед-ного, сча-астливого и слав…»
Не веря своим ушам, он вытащил бомбу из кармана. Она лежала на ладони, тикая с лунатической невозмутимостью, а из ее сопла лез красный резиновый пузырь, который стал раздуваться, шипя сжатым воздухом. На его глазах пузырь достиг размеров яйца, яблока, футбольного мяча…
Мун уронил бомбу и отступил на несколько шагов. Мимо него с перекошенным от ужаса лицом промчался Долговязый Джон Убоище.
— Мистер Убоище! — прорыдал Мун.
Раздался третий выстрел, и он увидел, что Убоищу разворотило голову, а дальше — пару лошадей голубиной масти, которые влекли качающуюся карету сквозь толпу и через площадь, пинками взметая мышастых голубей в воздух над пурпурно-белыми ограждениями, возведенными для торжественных похорон…
…а Мун, хватаясь за обрывки каких-то воспоминаний, узрел себя проходящим среди людей, выстроившихся перед ним вдоль улиц, и полную даму, падающую под колеса, а на ее лице — изумление, словно ее предали…
…и увидел Джейн: она смотрела в окошко кареты, пока девятый граф, повернувшись элегантным профилем, дотрагивался серебряным набалдашником трости до полей шляпы, а карета по часовой стрелке огибала дальний угол площади, а О'Хара натягивал вожжи, будто жокей в прыжке.
— Джейн! — прорыдал Мун.
Площадь опустела до краев, ее центр превратился в пустую сцену, на которой ничком лежал Джаспер Джонс, а из фонтана спокойно пила его лошадь. Огибая третий угол, карета сбавила ход и совсем медленно направилась к точке своего появления — к ослу, Воскресшему Христу и Долговязому Джону Убоищу, к Муну, который зачарованно смотрел на бомбу: она лежала на дороге, все еще тикая («царствия на-ад на-ами») и мерно раздувая шар, который уже достиг размеров небольшой машины, слоненка, церковного купола, — прозрачно-розовый, становящийся все прозрачнее по мере распухания, — по экватору которого, раздуваясь вместе с ним, черными буквами тянулось послание из двух слов — знакомое, недвусмысленное и похабное.
Мун обернулся и увидел, что карета едет шагом, надвигаясь на Воскресшего Христа. Он бросился к ней и, всхлипнув, распахнул дверцу.
— Мой муж! — воскликнула Джейн, вскинув руку к губам.
«Бо-оже, храни» — он понял, что подсознательно вторил гимну. Когда он добрался до «королеву», шар лопнул, и взрыв вышиб из него дух.
Клочья красной резины шлепались на площадь. Несколько человек, невесть чем тронутые, захлопали.
Глава шестая
Почетная смерть
I
— Но, мои милый мальчик, — сказал девятый граф, — какой трогательный жест!
— Постыдился бы, — сурово сказала Джейн.
— Вот это лев, — сказал Воскресший Христос.
— Я разделяю ваши чувства, милый мальчик, но чего вы надеетесь добиться жалкой демонстрацией неуважения?… Вы определенно никого не переубедите, вас просто-напросто сочтут циником. О'Хара, нельзя ли ехать побыстрее?
— Ты выглядел совершенно, совершенно возмутительно, — сказала Джейн. — О чем ты только думал?
«Не знаю».
— А он, как пить дать, так и не прочухал, кто на него напал, — горько сетовал Воскресший Христос. — Чертов кровожадный скотский нехристь из края язычников…
— Я попросил бы вас не выражаться, мистер Христос. Моя вера в вашу божественность уже не та, что прежде.
— Ха! Где ж теперь я раздобуду себе осла?
— Это уж не моя забота.
— Хвала Господу и святым отцам, но лев-то ваш.
— Должно быть, осел чем-то разозлил Ролло — возможно, своим ослиным видом.
— И ради всего святого, перестань плакать, — попросила Джейн. — На кого, по-твоему, ты похож?
«Не знаю».
— Видите ли, мистер Мун, вы просто расстраиваете себя. Эти знаки протеста совершенно бессмысленны — пустая трата сил, ничего не могущая изменить, и менее всего — абсурдно укоренившуюся в глазах общества репутацию.
— Ты ведь просто-напросто привлекал к себе внимание, — корила его Джейн.
— Я разделяю ваше недоверие к миру, он несправедлив, несуразен и преступно неразборчив. Но поймите же, что данный порок не есть заблуждение общества, он пронизывает все его устройство. Сама эта улица — памятник ему.
— Ей-ей, славный был ослик.
— Сущее ребячество.
«Как с гуся вода».
— …с одной стороны — Адмиралтейство, с другой — Военное министерство, постоянно растущие монолиты, обладающие постоянно убывающей силой, что дается чудовищной ценой, и движимые мотивами, которые столь затуманены временем и выгодой, что конечный вред можно будет приписать лишь поворотам истории.
— Я не знал, куда себя приложить.
— Ara!.. A вот и граф маршал Хейг,[22] человек, который спас бы несчетное множество жизней, избрав себе иную профессию, которая позволила бы ему потакать своему тщеславию и некомпетентности, ныне отлит на коне в бронзе и без тени самосомнения взирает на кенотаф с надписью «Геройски павшим». Справа — Даунинг-стрит, министерство иностранных дел и министерство дел внутренних…
— Самый славный ослик, которого я когда-либо…
— Мерзость, выставленная всем напоказ…
— …с неубывающим интересом снова и снова совершают все то же открытие: моральный долг и практическая необходимость противоречат друг другу, из чего и проистекает практика вождения народа за нос, творимая в духе благочестивого лицемерия.
— Надеюсь, это будет тебе уроком — посмотри на свою одежду.
— Справа — министерство обороны, последний оплот против коммунизма извне, слева же — Новый Скотленд-Ярд, последний оплот против анархии изнутри. Вас никогда не посещает мысль, что добро и зло не так уж четко разделены?… Ну конечно же!.. Какая избитая мудрость!..
