Дмитрий Тростников - Знаменитость
— Ты прикинь перспективу! — толкнула меня под столом Старкова. И в ее глазах мелькнули чертики.
Не могу сказать, что я сам слушал все эти сказочные выкладки равнодушно. Я и раньше, по собственной инициативе уже представлял, что южные курорты — это, возможно, главный рынок сбыта музыки юморного подпольного жанра. Но не догадывался, чтобы настолько. Если, конечно, наш новый жизнерадостный знакомый привирал в разумных пределах, а не как сивый мерин.
— И я сказал себе — Рудик! Тот, кто сейчас успеет быстро обернуться и выбросить на этот огромный рынок новый качественный концерт «блатняка», — просто озолотится! Но для этого же нужен исполнитель с громким именем!.. Конечно, в Одессе всегда был Сорокин, в Киеве — Гриша Барбер — но это же все на любителя — не тот уровень. Нужен Алеша Козырный — его воспринимают все. И вот я в разгар «бархатного сезона» уже неделю торчу в столице нашей Родины, городе-герое Москве и за Алешу я слышу только какие-то «мансы»: Фигаро здесь — Фигаро там!
Мы со Старковой только грустно посмотрели друг на друга. Тем более, что еще десять минут на кухне и я опаздывал на дневной поезд.
— Через два часа там следующий поезд есть, — словно вычислив мои мысли, предупредила Старкова.
— А вы, наверное, тот самый молодой человек, который был с Алешей на воровской сходке? — догадался Рудик. — Наши одесские авторитеты тоже присутствовали у Тимура. А у нас в городе все друг друга знают, так шо мне за вас говорили. И о том, шо вы на Алешу имеете влияние и что у вас неприятности с этим Бесом. Кстати, наши тоже его на дух не переносят, только никто прищучить не может…
— Да уж, влияние на Алешу, — криво усмехнулся я. Конечно, немного польстило, что обо мне уже кто-то наслышан, как о человеке, имеющем влияние. Но я честно рассказал одесскому гостю о том, каков нынешний уровень наших отношений с Алешей. Много слов не потребовалось. Лев Евгеньевич все схватывал налету.
— Прискорбно, прискорбно, — покачал он головой.
— И вы учтите еще вот что — предупредил я. — Вы учтите, что Алеша устал петь одно и то же. Он не хочет уже петь блат. А из-под палки — все насмарку. Я уже видел в Питере, как он одну запись вот так запорол.
— Господи! Никто и не собирается его неволить! — замахал руками одесский продюсер. — Не хочет петь чистый блат — и ради бога. Границы жанра ведь очень широкие. Например, песня «Поеду я в город Анапу, куплю себе черную шляпу», — она ведь не блатная. Этакий городской романс. Но у отдыхающих имеет огромный успех! Как считаете, он такое может спеть?
— Алеша все может спеть, когда не кобенится, — приподняла брови Старкова.
Но, несмотря на замечательное взаимопонимание с нашим новым одесским знакомым и невзирая на моментально возникшую симпатию, — помочь мы ему ничем не могли. Получалось, что он приехал зря и уже понимал это. Чай был допит. Все, что могло быть сказано, — прозвучало.
Но, прежде чем откланяться, уже в прихожей Рудик все-таки сделал последнюю попытку.
— Зайчики мои! — обратился он к нам уже как к родным. — Если все-таки на горизонте возникнет наша «гордость и легенда» — наладьте его в Одессу, я вас умоляю! И сами приезжайте! Милости просим! — гостеприимно развел руками Лев Евгеньевич. — Сережа, если ты хотел с Алешей своё записать — так вместе у нас и запишем! А прибыль по-братски поделим? У нас такого не водится, чтобы кому-то работать мешать! Только отправьте его до Одессы-мамы. Сам я сегодня уеду, но еще две недели у меня роскошный блат за билеты на Киевском вокзале остается. Надо только обратиться в восьмую кассу, сказать, что от Льва Евгеньевича — и вам мигом оформят билеты по первому классу. Как сыр в масле кататься будете!..
Это он уже выкрикнул в последнее мгновение, прежде, чем двери лифта автоматически закрылись и кабина повезла толстяка вниз.
— Забавный дядька! — улыбнулась Старкова, когда мы с ней вдвоем вернулись в комнату.
За окном слышался обычный летний дворовый шум. Покрикивали дети, невнятно гудел поток машин на соседней улице. Где-то у соседей, этажом ниже громко бормотал телевизор.
— Не передумаешь? — поинтересовалась Старкова. — Смотри, какая возможность с неба сама свалилась! Его надо только подождать — сам объявится — никуда не денется. Еще приползет. А ты бы пожил у меня еще недельку? — смутившись, пробубнила она.
Я промолчал. Надо было скорее выходить, чтобы не опоздать и на следующий ленинградский поезд.
— Ну, раз тебя не уговорить, провожу тебя до перрона, да и все, — порывисто встала она и направилась в прихожую.
На московских улицах уже было жарко. Перед ларьком мороженого выстроилась небольшая очередь. Давали эскимо «Морозко» по 28 копеек. Старкова все время пыталась сдуть прядь волос над бровью. Но та прилипала к вспотевшему лбу, и Маше приходилось дуть снова и снова. На меня она демонстративно не смотрела, сосредоточившись на этом своем занятии. Мы пропускали уже третий троллейбус, набитый пассажирами настолько плотно, что не было никакой возможности втиснуться в двери с моей сумкой. А ведь еще предстояло ехать на метро. Я не спускал глаз с поворота улицы, откуда после сигнала светофора ринется очередная порция московского транспорта.
— Вон такси едет, махни ему, — смерив меня взглядом, велела Старкова. — Иначе тебе не успеть.
Но у меня уже не оставалось даже трех рублей на такси. А сказать ей об этом я не мог. Слишком памятно было, как Алеша при встрече с Машей сразу принялся извиняться за занятые когда-то и не отданные деньги. Уподобляться этому пижону я не хотел. Минуты до моего поезда безжалостно утекали.
— Ну, ты упрямый! — ухмыльнулась Маша и взяла инициативу в свои руки — сама шагнула на обочину и замаячила рукой.
Как ни странно, первая же салатная «Волга» с опознавательными шашечками сделала крен в нашу сторону и остановилась у бордюра.
— Тебя кто так учил дверью хлопать? — мрачно осведомился таксист, когда мы оказались на заднем сиденье. — Дома холодильником так же хлопаешь?
Маша метнула на него яростный взгляд, но ответила по-своему.
— На Ленинградский вокзал! И не вздумай нам «город показывать». Я в Москве все улицы знаю. Заплатим четко по счетчику.
Водила только пробормотал что-то невнятное, но явно злое. Однако, не нашедшись быстро, что ответить, — тронулся с места.
— Ну, вот и заканчивается твой вояж в Москву, — подытожила Старкова, прижимаясь к моей руке. — Вспоминать-то хоть будешь? Или сплошные разочарования, которые постараешься поскорее забыть?
Я посильнее привлек ее к себе на заднем сиденье, стараясь таким образом подтвердить, что забуду я далеко не все.
— Город показывать! — недовольно бубнил таксист впереди, резко и со злобой разворачивая руль. — Как же! Надо мне город показывать!
Из-за его резких поворотов нас с Машей все время бросало друг на друга. Поэтому бессильная злоба таксиста никак не могла нам повредить, а только скрашивала последние минуты перед расставанием. В глазах Старковой, которыми она поглядывала на меня снизу, даже засверкали искорки веселья.
— А вот захочу и вообще никуда не повезу! — с большим опозданием вдруг сообразил таксист.
— Сделайте одолжение! — мягко попросила его Маша. — Так неохота, чтобы он уезжал! Колесо проколите или еще как-нибудь! Ну, пожалуйста!
— Колесо проколи! — возмутился таксист.
И даже в маленькое зеркальце было видно, как вылупились его глаза. По его мнению, Маша своими словами надругалось над чем-то святым и непорочным. Он даже несколько раз судорожно набирал воздух для достойного ответа. Но, по-видимому, найти достойный ответ на такое ужасное кощунство было непросто.
В конце улицы уже замаячило открытое пространство площади трех вокзалов. Еще пара минут езды, потом очередь в билетную кассу, сто метров перрона и последний взмах руки перед окном медленно отбывающего вагона. Уже можно было начинать говорить какие-то последние существенные вещи, чтобы не скомкать их потом в сутолоке вокзальной толпы.
— Ты на Алешу не держи зла. По крайней мере, настоящего зла, — попросила она. — Такой сволочью иногда бывает! Но кроме него так петь никто не сможет. А талант артиста, когда не удается его выплеснуть, — грызет человека изнутри и покоя не дает. Выходит, такое проклятие пожизненное. И для него, и для окружающих. Угораздило же бога им наградить такой вот экземпляр? Всем, кто хочет явить людям этот талант, — приходится платить, имея с ним дело…
— Пять рублей! — отрывисто заявил таксист, резко тормозя перед вокзалами.
— Три рубля и не больше! — отрезала Маша, бросая на переднее сиденье мятую денежную купюру. — Я же сразу сказала, что и цены знаю, и маршруты. И нечего было счетчик отключать! С нами этот номер не прокатит!..
Она распахнула заднюю дверцу и уже энергично продвинулась к выходу, когда водитель хлопнул себя по коленке и наконец сообразил, как он может достойно оскорбить таких отвратительных ему пассажиров.
