Лев Правдин - Море ясности

— Неправильно, что Сенька первый на Луне.

— А это уж позволь знать мне, что правильно, а что неправильно.

Володя хотел сказать, что нельзя пачкать такое гордое и чудесное событие, но Мария Николаевна прикрикнула:

— Я сказала — садись!

Тогда Володина соседка Милочка тоже подняла руку и, глядя на учительницу ясными голубыми глазами, проговорила твердо, как хорошо выученный урок:

— А папа сказал, что летать могут только самые храбрые, а Сеня же трус. Все знают.

— Хорошо, — строгим голосом сказала Мария Николаевна, — садись. Это мы все знаем. Но ведь на Доску почета заносят за успехи в ученье или в труде, а совсем не за храбрость.

Лучше бы она этого не говорила. Даже тихоня Павлик Вершинин — самый справедливый мальчик в классе — и он не выдержал и объяснил Марии Николаевне, в чем она ошиблась.

— На Доску пускай, а на Луну никак нельзя, — проговорил он своим нежным, девчоночьим голосом.

Мария Николаевна не выдержала такого дружного отпора и отступила. Это все сразу поняли, хотя она думает, что сделала по-своему, что Сенька так и останется сидеть на Луне, как муха на арбузе, а все будут на него любоваться. Она открыла дверь и сказала Ваське:

— Иди на свое место.

Ясно, до самого следующего урока она так и думала, что настояла на своем. Но когда она вошла в класс на третий урок и увидела, какие все сидят притихшие да примерные, то сразу поняла — не к добру такая тишина…

И верно, не успела она сесть за свой стол, как поднялся ее любимый ученик, украшение класса Сенька Любушкин. Он был не розовый и не сияющий. Он был красный и помятый. Его белые ресницы намокли от слез. Он сказал отчаянным голосом:

— Снимите меня с Луны, Мария Николаевна!

ТРЕВОЖНЫЙ ДЕНЬ

В этот вечер, когда мама пришла с работы, Володя сразу заметил, что она чем-то очень озабочена. Он подумал, что это и лучше: может быть, она забудет спросить его, как прошел день в школе, потому что прошел этот день не так, чтобы о нем хотелось рассказывать.

Но мама ничего не забыла. После обеда она задала тот самый вопрос, которого он боялся:

— У тебя в школе все благополучно?

— У меня в школе не все благополучно, — говорит Володя, ничуть не удивляясь тому, что мама догадывается, как неспокойно у него на душе. Мама всегда как-то обо всем догадывается. Сколько ни скрывай.

— Так я и предполагала. Сегодня мне звонила Мария Николаевна. Она к нам придет.

В ее голосе прозвучала тревога. Володя давно заметил, что все родители, и мама тоже, так робеют перед учительницей, как будто она сейчас вызовет их к доске. Смешно. Ведь мама старше Марии Николаевны, а все равно побаивается.

— А зачем она придет?

— Я ничего не знаю. Ты же от меня все скрываешь. Это, знаешь, нечестно: я-то тебе все рассказываю.

Она быстро составила посуду в буфет, села против Володи за стол и потребовала:

— Ну, быстро, подробно и ничего не скрывать.

Ничего скрывать он и не собирался. Нечего ему скрывать, потому что он во всем прав, а Мария Николаевна неправа.

Володя рассказал все, как было, ничего не утаил.

— Где эта твоя картина?

— У меня.

— Дай ее мне, а потом мы с тобой обсудим, что с ней делать.

— В школу я ее все равно не понесу.

— Ты сорвал плакат. Подумай-ка, что ты сделал.

— А разве можно Сеньку на Луну? Ведь это позор!

— Совсем ты от рук отбился. Что нам с тобой делать? Я на работе весь день, а ты как-то растешь тут без меня. Не могу же я бросить работу.

Пришла Мария Николаевна. Володя нахмурился и встал. Мама тоже встала, как ученица, и пошла встречать гостью.

Снимая свою серую нарядную шубку, Мария Николаевна каким-то незнакомым, домашним голосом проговорила:

— Ужасный у вас сосед, этот Понедельник. Зашла к нему насчет сына поговорить, а он схватил ремень и начал его бить. Я заступилась… Жалко: мальчик способный и очень живой.

Васька способный!? Володя этого никогда не думал. В другое время он бы удивился, но сейчас было не до того.

— Трудно вам с ними? — спросила мама.

— Когда родители помогают, то ничего. Только, конечно, не так, как ваш сосед.

Володя все ожидал, когда же дело дойдет до него, но Мария Николаевна строгим, школьным голосом распорядилась:

— Поди-ка побегай во дворе.

— Иди, иди, — торопливо проговорила мама.

А что на дворе? Знакомая картина: Васька в своей причудливой шубейке и, как всегда, без шапки сидел на заборе. Утирая ладонями злые слезы, он орал:

— Погоди, бандит! Я тебя ремнем не буду. Я для тебя нагайку куплю.

— Ух, собака! — посмеивался Капитон и потрясал ремнем. — Это ты про отца соображаешь…

А мачеха стояла на крыльце и шепелявила:

— Каку моду взял: учителку в дом приваживать. Да я бы на отцовском месте…

— А ты, Мурзилка, не высовывайся, тебя тоже, не бойся, не забуду! — пообещал Васька и, увидев Володю, спрыгнул к нему.

— Мария Николаевна к вам пошла. Видел?

— Ну и ладно.

— Тебе хорошо. Тебя лупить не будут. Ты способный.

Васька всегда заявлял, что учиться он все равно не будет, потому что у него нет способностей. Он говорил, что у него мозги устроены не так, как у всех людей. Только бы закончить четыре класса и — прощай школа! Некоторые ему верят, но Володя-то знает, что все это он не сам выдумал. Это ему внушает отец, а Васька и рад. Учиться-то ему неохота, вот он и наговаривает на себя.

— А, знаешь, Мария Николаевна сказала, что ты способный, — сказал Володя.

— Врешь?..

— Сам слыхал. Способный, говорит, и живой.

Капитон выглянул из-за забора. Поигрывая ремнем, он удушливым своим голосом сочувственно проговорил:

— Дело ваше, студенты, нелегкое. Вы меня послушайте: главное, ей не поддавайтесь, из кожи не вылазьте. Чего ей надо, это понятно. Ей надо лучше всех выглядывать, красивше. Чтоб ее класс на все красные доски записали. Карьеру пробивает на ребячьих жизнях. Шкуру с вас спускает. Вы ей не поддавайтесь. Учитесь не спеша…

— Детей бить нельзя! — прервал Володя удушливый поток Капитоновых слов.

Капитон хлестнул ремнем по забору и с удовольствием согласился:

— Правильно, нельзя.

— А вы бьете?

— Правильно, бью, — и он, все похлестывая ремнем, весело проговорил: — Бью, потому что от этого польза. Я бы и тебя поучил, а то ты больно умный да вострый.

С презрением глядя в дрожащее от смеха жирное лицо Капитона, Володя негромко сказал:

— Барыга…

— Ладно. Так мы, значит, мамаше и доложим, — удовлетворенно пообещал Капитон.

Поднявшись на крыльцо своего дома, он хлестнул по косяку двери и крикнул сыну:

— Лети в гастроном! На жратву чего-то потянуло.

Володя остался один посреди большого двора, покрытого мокрой побуревшей травкой. И все кругом мокрое, ненужное, опустевшее. Мокрые деревья стучат по мокрой крыше, пугая мокрых воробьев.

Пустые клетки валяются под навесом. Мама не согласилась, чтобы кролики зимовали в прихожей, и дяде пришлось их продать. Двоих он все-таки оставил, они жили у него дома под печкой. Около клеток лежит никому ненужный пестерь, напоминая о последнем приключении ушедшего лета.

На острой крыше вершицы, тихонько скрипнув, покачнулся блестящий от дождя кораблик. Он казался летящим среди серых туч, как среди вздыбленных волн. Капитан стоял на носу и, вытянув руку, приказывал:

— Вперед, только вперед!

Но и отважный вид капитана не ободрил Володю, а только еще больше растревожил. Он решил, что, наверное, мама с Марией Николаевной уже решили, что с ним делать, и, готовый к любым испытаниям, пошел домой.

НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ

В первой комнате никого не было, а из спальни доносился тихий разговор и, что было совсем уж удивительно, смех.

— Они такие бывают смешные, особенно девочки. Недавно на уроке вижу: не слушают. А глаза у всех внимательные, внимательные. Не понимаю, в чем дело. Потом уже дозналась: они, оказывается, бусинки считали. Сколько у меня бусинок в ожерелье.

Не снимая пальто и шапки, Володя сел на сундук около двери и задумался. А может быть, Капитон и не все врет. Конечно, Мария Николаевна всегда повторяет, что их класс должен стать самым лучшим в школе. И на дом задает, ого, сколько! В пятом классе и то, наверное, меньше задают… Шкуру она спускает, это верно.

Вдруг он услыхал свое имя. Ага. Мария Николаевна говорит:

— Знаете, иногда просто руки опускаются. Я спрашиваю: «Володя, почему не работаешь?» А он отвечает: «Я не буду решать эту задачу — она уже и без меня решена, вот даже ответ в конце… Вы задавайте, что еще никто не решал».

— Так и не стал?

— Решил, конечно. Я заставила. Сам бы не стал. Решил моментально.

— Он мне ничего не сказал.

— А он все вам говорит?

— Я думала: все. А теперь не знаю.