Марк Арен - Там, где цветут дикие розы. Анатолийская история
— Чем им мешали армяне? — спросил Мустафа.
— Вот-вот, я тоже долго не мог понять. — Адвокат задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Лоуренс — хитрый лис. Он ничего прямо не говорит, только подводит читателя к определенным выводам. Статья поэтому получилась длинная и запутанная. Я расскажу только суть. А суть в том, что англичанам нужна была Армения, но без армян. Всю армянскую землю надо было разделить на две части. В одной оставить все природные богатства, а в другую согнать население. Над той частью, где остались месторождения и плодородные почвы, должна была править Британия. А над бесплодной пустыней, куда согнали бы всех армян, — там будет хозяйничать Америка.
— Не понимаю, — сказал Рустам. — То ли я тупой, то ли этот англичанин шибко умный, но я не понимаю, зачем нужны месторождения, которые некому вынуть из земли. И зачем нужны поля, которые никто не будет пахать?
— Все очень просто, сынок, — сказал Мустафа Гази. — После той войны рухнули старые границы, а новых еще не провели. И миллионы людей не знали, где они будут жить. Балканы тогда были похожи на разоренный муравейник. Думаю, англичане собирались переселить в Армению албанцев или боснийцев. Так?
— Примерно так, — кивнул Блюменталь. — Опять же, Лоуренс прямо этого не заявляет. Но говорит, что есть много отсталых рас на Балканах, в Африке, и эти народы легко приживутся на армянской земле. А с самими армянами Америка постепенно проделает то же самое, что она весьма успешно проделала со своими аборигенами, с индейцами. Ведь тех было гораздо больше, чем армян, и занимали они огромную территорию, однако — где они теперь? Истреблены. С армянами справиться будет легче. Во-первых, их всех сконцентрируют на ограниченном пространстве. Во-вторых, им некуда будет бежать. И в-третьих, современные технологии позволят сделать эту работу быстро и эффективно.
Блюменталь закурил и долго молчал, глядя на огонек сигары.
— На этом месте я перестал читать. Противно стало.
Он снова надолго замолчал, потягивая воду из запотевшего бокала. По всему было видно, что столь длинная тирада утомила его. Ему как адвокату, наверное, приходилось произносить и более объемистые речи. Но сейчас он испытывал чуть ли не физическую усталость от тяжести произнесенных обвинений в адрес целого народа, подлежавшего уничтожению.
— Так, значит, — медленно сказал Мустафа Гази, — то, что произошло в 1915 году, то было исполнение английского плана?
— Я этого не утверждаю, — пожал плечами Блюменталь. — Но если это так, то план им не удался. Вот почему Лоуренс возлагал такие надежды на американцев. К счастью, те побоялись ввязываться в такую дурно пахнущую историю. Затем был недолгий период расцвета Британской империи. Ну и где она теперь? Где все ее колонии? Индусы и арабы, которые носили англичан на своей спине и сдували пылинки с их парусиновых туфель — эти индусы и арабы сегодня владеют древними британскими замками! И я все жду, когда же армяне наконец сунут под нос англичанам то самое интервью Лоуренса и потребуют хоть каких-то объяснений.
— Да, месье Блюменталь, вы глубоко копаете, — заметил Мустафа.
— Зовите меня просто Давид, — сказал адвокат.
Давид Блюменталь когда-то был известным бакинским тамадой. Естественно, официально такая профессия не значилась ни в одном штатном расписании. И будни Блюменталя состояли из уроков французского в одной из довольно приличных школ. Его жена, Ануш, работала врачом на «скорой помощи». Ее скромная зарплата ненамного превосходила учительскую, и основной доход семьи составляли те стопки замусоленных десяток, которые Давид приносил по субботам и воскресеньям со свадеб, юбилеев и прочих пиршеств.
Он умел произносить тосты на любом из бакинских языков. По-азербайджански Давид говорил так же чисто, как лучшие дикторы республиканского телевидения. Мог ввернуть здравицу на армянском, пожелать счастья на лезгинском. А с гостями из братской Грузии мог петь хором, причем песню про Тбилиси знал от первого до последнего слова, а ведь этим может похвастаться не каждый грузинский патриот.
Конечно, для преподавателя средней школы такой дополнительный заработок считался не слишком почетным. Но Давид предпочитал губить здоровье на чужих пирушках, а не пробавляться репетиторскими часами. Кроме того, каждый вечер приносил ему не только деньги, но и новые связи. А без связей в этом мире ничего не добьешься. У Давида и Ануш была мечта — накопить денег и купить домик в районе Минеральных Вод. Они во многом отказывали себе и даже не заводили детей, потому что не хотели, чтобы те росли в тесноте бакинской коммуналки.
К 1988 году нужная сумма была почти собрана, и через цепочку знакомых был найден подходящий домик под Пятигорском, и Давида даже свели с каким-то стариком, бывшим секретарем райкома, от которого зависело, состоится покупка дома или нет, и старик был очарован Давидом, который пил с ним наравне, а пили они домашний коньяк, стаканами, и старик то и дело запевал песни тридцатых годов, а Давид подхватывал, и жизнь вот-вот должна была засверкать новыми красками…
И вдруг все оборвалось.
Сумгаит находился всего лишь в часе езды от Баку, но это был совсем иной мир. Городок, сразу после войны построенный заключенными и пленными вокруг завода, на котором переплавляли металл, собранный на полях сражений. Затем вокруг бараков выросли корпуса химических заводов, где готовили ракетное топливо. Туда же прилепились цеха, производящие удобрения и ядохимикаты. Северный ветер сносил в море ядовитые дымы и испарения, которыми окутывался весь Апшеронский полуостров, и бывало, что и бакинцам приходилось чихать от сумгаитского хлора. Такое соседство не приносило радости.
Население Сумгаита составляли в основном бывшие зэки, ссыльные да выпускники советских вузов и техникумов, загнанные туда по распределению. Слухи о разгуле преступности в этом милом городке докатывались до Баку, обрастая по пути толстым слоем жутких подробностей. И бакинцы старались к соседям не наведываться. К тому же к концу восьмидесятых туда хлынули тысячи деревенских жителей из районов, разоренных битвой за рекордные урожаи хлопка. Они селились на окраинах, самовольно захватывая пустыри и обочины и воздвигая там хижины из всего, что попадалось под руку. Проносясь мимо Сумгаита в автобусе по широкому шоссе, Давид стыдливо отводил взгляд от этих бесчисленных построек, которые можно было бы принять за свалку, если б над ними не торчали телевизионные антенны и если б не тянулись тут и там веревки с сохнущим бельем…
Потом рассказывали, что именно обитатели этих трущоб были в первых рядах погромщиков. И, обчистив армянскую квартиру, они, стоя над трупами хозяев, начинали препираться, кому из них достанется это жилье.
Страшные вести, пришедшие из Сумгаита, заставили Давида и Ануш поменять свои планы. Двое суток толпа, руководимая кучкой подстрекателей, убивала, насиловала, грабила — и власть не могла ее остановить? Власть, которая семьдесят лет никому пикнуть не давала, которая сгноила миллионы в лагерях, которая поучала весь мир, — и эта власть не могла справиться с сотней подонков? В это трудно было поверить.
Да никто и не верил. А вот в существование какого-то заговора поверили все и сразу. Бездействие милиции нельзя было объяснить только трусостью. То, что воинские части добирались до города так долго, нельзя было объяснить большим расстоянием — до ближайшего гарнизона было семь километров. То, что погромщики приходили точно по адресам, где жили армяне, выходцы из Карабаха, нельзя было объяснить вообще ничем. Все это складывалось в довольно мрачную картину. Как могли люди, прожившие бок о бок столько лет, в одночасье превратиться в смертельных врагов? Да, множество армян спаслись благодаря соседям. Но даже если б погиб только один — даже тогда это была бы трагедия! А тут — десятки погибших и невнятное бормотание официальных представителей, пытающихся все списать на хулиганские побуждения местных алкоголиков и наркоманов…
Давид Блюменталь умел сопоставлять факты и делать выводы. И скоро он понял, что ни в Баку, ни в домике под Пятигорском ему не найти покоя. То, что случилось с жителями несчастного Сумгаита, рано или поздно может случиться с любым жителем любого города. Потому что в эту страну пришли времена смуты и раздора. И значит, надо искать другую страну.
Родственники по отцу, естественно, стали собираться в Израиль. И, естественно, никто из них особенно и не стремился добраться до земли обетованной, все надеялись по пути туда немного сбиться с курса и приземлиться в Нью-Йорке.
Родственники по матери, бакинцы в седьмом поколении, были только рады тому, что у них наконец-то появятся свои люди в Америке, но сами никуда уезжать не собирались. Они считали, что в Баку невозможно повторение сумгаитских кошмаров.
