Корбан Эддисон - Слезы темной воды

– Ты называешь меня лжецом? Если бы Гедеф не умер, он сам бы тебе сказал.

Мас моргнул, но от своего не отступился:

– Поклянись Аллахом.

Исмаил произнес богохульство, зная, что его душа и так пропала:

– Валлах-хиль-атим, то, что я сказал, правда.

Мас насупился, но ничего не ответил, и Исмаил снова взял радио.

– Мы не хотим разговаривать с вашим правительством, – сказал он Полу. – Любая лодка, которая к нам приблизится, будет расстреляна. Мы плывем в Сомали. Если вы цените жизнь заложников, то не станете нам мешать.

Он выключил устройство, прежде чем переговорщик успел ответить. Потом посмотрел на капитана, который наблюдал за ним с усталым видом.

– Настало время сменить стратегию. Мне нужна твоя помощь.

III

Точка разлома

Действию всегда есть равное и противоположное противодействие.

Ванесса

Было еще темно, когда Ванесса выбралась из кровати. За всю ночь она проспала меньше двух часов и совершенно обессилела, но какой смысл лежать в постели и представлять шахматную партию, которая разыгрывается на другом конце мира? Все это от нее не зависело: пираты, военно-морской флот, переговоры, Пол Деррик. Она не могла поверить, что жизнь сделала круг, привела ее на то место, где все может в любую секунду полететь в тартарары, где люди, скрывающие свои намерения, управляют ее жизнью. Она снова почувствовала себя ребенком, как будто мать только что объявила, что они переезжают в другой город ради какого-то нового мужчины, или выгодной работы, или второго шанса, разбив вдребезги то чувство дома, которое Ванесса сумела выпестовать в себе после того, как последний полет фантазии или гибельная неудача Триш заставили ее разрубить все узлы и покинуть знакомый мир.

Ванесса приняла душ, оделась и посадила Скипера во внедорожник, собираясь совершить небольшую поездку на Гринбери-пойнт, где река Северн впадает в Чесапикский залив. В такой ранний час на улицах не было журналистов – благодать после вчерашнего сумасшедшего дома. Мэри оказалась права, телевизионщики появились сразу после обеда и крутились вокруг еще долго после заката. Когда первый, самый деятельный из репортеров постучался в ее дверь, Кертис вышел на порог и велел им не приближаться к частной собственности. Угроза судом заставила их отступить, но ничто не могло помочь Ванессе выбросить их из головы. Их присутствие тяготило ее часами, превратив ее эмоциональную тюрьму в физический барьер, ограничивающий ее самодостаточность, которую она ценила превыше всего. Выруливая с подъездной дорожки, она поняла, что это инстинкт заставил ее подняться ни свет ни заря. Ей было необходимо снова почувствовать себя свободной, хотя бы на несколько драгоценных минут.

Она припарковалась на стоянке у начала дорожки и отпустила Скипера порезвиться, как делала всегда. Тяжелое утреннее небо висело низко, сильный ветер гнал по нему глинистого цвета облака. Сначала Ванесса пошла быстро, а потом побежала. Мысли она сосредоточила на земле под ногами, на одинокой фигурке Скипера в серой дали, на звуке ветра в деревьях и на реке, плещущейся о волнолом где-то совсем рядом.

В какую-то минуту она сделала рывок, догнала Скипера и выдохнула: «Бежим!» Пес бросился к ней и, несмотря на возраст, храбро потрусил рядом. Вместе они пробежали через лес и вдоль линии мыса к скамейке на берегу открытой ветру бухты. Сюда Дэниел приводил ее, охваченный безумством их стремительного романа, здесь он рисовал ей картину совместной жизни, жизни с ребенком, которого она не хотела оставлять, с домом, в котором они могли бы вместе состариться, с родственниками – его родственниками, – которые будут заботиться о них так, как должны заботиться друг о друге родные люди, не из-за чувства вины или долга, как Триш и Тед, а из-за любви и преданности. Это все казалось прекрасной сказкой, и она поверила в нее, потому что хотела, чтобы все было именно так.

У скамейки она остановилась, глубоко дыша, грудь ее вздымалась под спортивной кофтой с капюшоном. Ванесса посмотрела на мост Бэй-Бридж и вспомнила, как Квентин в тринадцать лет сам плавал на «Луне-рыбе», которую Дэниел купил ему на день рождения. Он так ловко управлялся со штурвалом, был таким уверенным в себе, что ей не оставалось ничего другого, кроме как потворствовать его увлечению морем, хотя сама она его не понимала. Он был Паркером, как часто повторял Дэниел, а Паркеры – моряки. Она снова почувствовала удовлетворение и печаль из-за превращения Квентина в подростка. В том году он начал отдаляться от нее, отказываться от воскресных уроков музыки ради дневных плаваний в бухте. В том году они с Дэниелом впервые составили маршрут кругосветного плавания.

Она продолжила пробежку, теперь более свободным шагом, по широкой петле, ведущей обратно к парковке. Скипер несся рядом, вывалив язык. Она так увлеклась впитыванием окружавшей ее тишины, что не сразу почувствовала вибрацию «айфона» в кармане. Когда она его достала, вызов уже переключился на голосовое сообщение. Это был Кертис. Она перезвонила ему.

– Какие новости? – сказала она, ощущая внутренний покой, какого не чувствовала уже три дня.

– Ты где? – спросил он.

– На Пойнте. Что-то случилось?

– Не знаю, – осторожно ответил он.

– Как это? – встревожилась она. – Что случилось?

– Не могу говорить по телефону. Возвращайся домой поскорее.

Ванесса свернула на подъездную дорожку и с визгом тормозов остановилась за «мерседесом» Кертиса, не обращая внимания на телевизионщиков из Си-эн-эн, которые устанавливали оборудование для прямого эфира на своем фургоне за линией кипарисов, прикрывавших дом от улицы. Репортер помахал ей, но Ванесса поспешила к Мэри, которая ждала ее на пороге. Агент ФБР провела ее в дом. Дюк и Кертис разговаривали в гостиной, Ивонна сидела на диване, листая последний номер «Архитектурного дайджеста».

– Что происходит? – спросила Ванесса, когда они все собрались вместе.

– Несколько минут назад зазвонил телефон, – объяснила Мэри. – Мы поставили его на прием голосовых сообщений, но звонивший ничего не сказал. Номер был международный. Я решила, что это Ариадна, но, когда прочитала вслух код страны, Кертис меня поправил. Восемьсот восемьдесят один – спутниковый номер.

– Дэниел! – сообразила Ванесса.

Кертис кивнул:

– Это был его номер.

– Что это означает? – в замешательстве спросила Ванесса. – Почему они разрешили ему звонить сюда?

Голос Кертиса стал серьезным:

– Мы не думаем, что это Дэниел звонил.

– То есть… – Воображение Ванессы разыгралось не на шутку. – Но зачем им…

– Я позвонила своему шефу в Вирджинию, – подхватила Мэри. – Он в командном центре, где занимаются этим случаем. У них есть прямая связь с «Геттисбергом». Деррик разговаривал с пиратом по имени Ибрахим. Военные хотели передать им безопасное радио, чтобы продолжить переговоры, но Ибрахим оборвал контакт. Это было полчаса назад. Там сейчас вторая половина дня.

– Думаете, мне звонил Ибрахим? – тихо спросила Ванесса.

Стронг кивнул:

– Это единственный логический вывод. Но, если мы правы, ситуация быстро усложнится…

Прежде чем консультант по безопасности успел объяснить свои слова, телефон снова зазвонил.

Мэри первая подошла к аппарату.

– Тот же номер. – Она протянула трубку Ванессе. – Ответить должны вы. Включите громкую связь. Я буду записывать.

Ванесса уставилась на трубку так, будто ей предлагали гремучую змею.

– Вы что, шутите?

Агент ФБР покачала головой:

– Он не знает, что мы здесь. Нужно выяснить, чего он хочет. Слушайте свой внутренний голос. Не говорите ничего такого, что может заставить его волноваться. Пусть он сам выговорится.

Ванесса взяла телефон, стараясь сдержать нервную дрожь. Нажала на кнопку «говорить» и включила громкую связь.

– Алло, – тихо произнесла она.

– Это Ванесса Паркер? – с иностранным акцентом отозвался мужской голос.

– Да, – подтвердила она.

– Меня зовут Ибрахим, – продолжил мужчина. – Думаю, вы знаете, кто я. Ваши муж и сын со мной. Можете поговорить с ними.

– Ванесса, – сказал Дэниел, и ее сердце сорвалось в пропасть. – У нас все хорошо. Квентин в порядке. Они ничего нам не сделали. – Когда она не отозвалась, он прибавил немного громче: – Ванесса, ты слышишь меня?

– Слышу, – ответила она, сдерживая набежавшие на глаза слезы.

Она собиралась сказать ему тысячу разных слов, но сейчас не могла вспомнить ни одного. Сердце у нее в груди разорвалось, но продолжало упрямо биться, как тонущий пловец, изо всех сил гребущий к свету.

– Извини меня, – сказал Дэниел дрожащим от чувств голосом. – Это я во всем виноват. Не знаю, сможешь ли ты меня простить.