Жоржи Амаду - Бескрайние земли
И он вновь выкрикнул имена своих любимых богов. Выкрикнул также и дьявола Эшу, моля его о мщении; голос Жеремиаса разносился по лесу, пробуждая птиц, обезьян, змей и ягуаров. Он крикнул еще раз, и это прозвучало как страшное проклятие:
— Сын будет сажать свое какаовое дерево на крови отца!..
Затем он устремил пристальный взгляд вверх; над Секейро-Гранде взошла заря. Лес наполнился щебетаньем птиц. Тело Жеремиаса стало ослабевать, слишком велики были его усилия. Он весь обмяк, глаза его потускнели, ноги подкосились, и он упал на землю перед негром Дамианом, который похолодел от страха. Уста его не испустили ни единого вздоха, ни единой жалобы. В предсмертной агонии Жеремиас силился еще раз произнести свое проклятие, ненависть исказила его немеющие уста. На деревьях птицы пели свою утреннюю песню. Свет зари осветил лес Секейрс-Гранде.
РОЖДЕНИЕ ГОРОДОВ
1
Жили-были три сестры: Мария, Лусия и Виолета; у них были общие игры, общие радости. Лусия с черными косами, Виолета с безжизненными глазами, Мария, самая младшая из трех. Жили-были три сестры, у них была общая судьба.
Отрезали косы Лусии, округлились ее груди, бедра стали походить на колонны, они были смуглые, цвета корицы. Пришел хозяин и увел ее. Кровать из кедра с периной, подушками, одеялами. Жили-были три сестры.
Открылись глаза на мир у Виолеты, груди у нее стали остроконечными, ягодицы пышными, походка волнующей. Пришел надсмотрщик и увел ее. Железная койка с волосяным матрацем, простыни и дева Мария на стене. Жили-были три сестры.
Мария, самая младшая из трех, с маленькими грудями, с гладким и нежным животом. Пришел хозяин и не пожелал ее. Пришел надсмотрщик и не увел ее. Но вот пришел Педро, работник с фазенды. Топчан, обитый коровьей шкурой, без простыни, без одеяла — не кровать из кедра с периной — и Мария со своей любовью.
Жили-были три сестры: Мария, Лусия и Виолета; у них были общие игры, общие радости. Лусия со своим хозяином, Виолета со своим надсмотрщиком и Мария со своей любовью. Жили-были три сестры, разная у них была судьба.
Отросли косы у Лусии, потеряла форму ее пышная грудь, бедра, похожие на колонны, покрылись фиолетовыми синяками. Куда уехал ее хозяин на автомобиле по большой дороге? Он увез с собой кровать из кедра, подушки, одеяла. Жили-были три сестры…
Закрыла глаза Виолета, страшась взглянуть вокруг; обвисшие груди, ребенок на руках. В один прекрасный день на своей гнедой лошади уехал надсмотрщик, чтобы никогда больше не вернуться. Он увез с собой и железную койку. Жили-были три сестры…
Мария, младшая из трех, нанялась со своим мужем на плантацию какао, а когда вернулась оттуда, казалась старшей из трех. Однажды Педро покинул ее: он не был ни хозяином, ни надсмотрщиком, он ушел в дешевом гробу, оставив топчан, обитый коровьей шкурой, и Марию без ее любви. Жили-были три сестры.
Где косы Лусии, груди Виолеты, любовь Марии?
Жили-были три сестры в доме бедных проституток. У них были общие страдания, общая тоска. Мария, Лусия, Виолета, общая у них была судьба.
2
У двери глинобитной хижины, некрашеной и небеленой, остановилось трое людей. Юноша и пришелец из Сеара держали гамак с покойником, старик отдыхал, опираясь на посох. Они немного постояли у двери. В этот ранний час на улице, где жили проститутки, не было никакого движения. Юноша сказал:
— А что, если она спит с каким-нибудь молодцом?
Старик развел руками.
— Все равно придется будить.
Они похлопали в ладоши, но в доме никто не отозвался. Тишина. Окраинная уличка в поселке Феррадас. Небольшие глинобитные хижины; некоторые из них покрыты соломой, две-три — черепицей, большинство — железом. Здесь жили распутные женщины, сюда в праздничные дни приходили работники с фазенд за любовью. Старик постучал посохом в дверь. Постучал еще и еще. Наконец послышался сонный голос женщины:
— Кто там? Какого чорта вам нужно?
Тут же мужской голос добавил:
— Ступай дальше… Здесь полно… — и человек закатился довольным смехом.
— У них посетители… — заметил юноша. Ему казалось невозможным передать покойника дочерям, когда те спят с мужчинами.
Старик на мгновение задумался:
— Выхода нет… Надо же все-таки сдать его…
Сеаренец вмешался в разговор:
— Не лучше ли обождать?
— Ну, а с ним что делать? — и старик показал на труп. — Его давно пора хоронить. Надо бедняге успокоиться…
И закричал:
— Лусия! Виолета! Лусия!
— Ну что тебе там еще надо? — спросил на этот раз мужской голос.
Старик кликнул третью дочь:
— Мария! Эй, Мария!
На пороге соседнего дома показалась старая заспанная женщина. Она вышла, чтобы отругать за шум, но, увидев покойника, остановилась и только спросила:
— Кто это?
— Их отец… — ответил сеаренец, показывая на дом.
— Что, убили его? — поинтересовалась женщина.
— Нет, умер от лихорадки…
Женщина подошла к ним. Взглянула на труп и отвернулась. Лицо ее исказилось от ужаса:
— Какой кошмар!..
Старик спросил:
— Они дома? Что-то никто не выходит…
— У них этой ночью была пирушка. Праздновали день рождения Жукиньи, что гуляет с Виолетой. Пьянствовали до утра. Поэтому и не просыпаются.
Она тоже стала кричать вместе со стариком:
— Виолета! Виолета!
— Что там такое? Какого дьявола вам нужно?
Женщина пронзительно закричала:
— Это твой отец!
— Что? — донесся из дома пораженный голос.
— Твой отец!
На мгновение наступила тишина, сменившаяся вскоре шумом; люди в доме заметались. Дверь открылась, и в ней показалась женская голова. Виолета увидела группу людей, вытянула шею и узнала в покойнике отца. Она испустила крик. Шум в доме усилился.
Вскоре вся улица пришла в движение. Из домов высыпали женщины, за ними стали выбираться и ночевавшие у них мужчины. Проститутки вышли полураздетые, некоторые были в одной рубашке. Они окружили покойника, вполголоса обменивались замечаниями:
— Умер от лихорадки…
— Никто от нее не выживает.
— Не заразит он здесь еще кого-нибудь?
— Говорят, зараза передается даже по воздуху…
— Лучше бы его поскорей похоронить…
— Он так долго не видел дочерей… Когда он узнал, что они сбились с пути, то пришел в ярость…
— Говорят, что он не появлялся в Феррадасе, потому что ему было стыдно.
У женщин помятые лица — это мулатки, негритянки, одна или две белые. На ногах и руках, а у некоторых и на лице следы побоев. В воздухе носился запах спиртного перегара, смешанный с дешевыми духами. Одна мулатка с копной растрепанных волос подошла к покойнику:
— Я один раз спала с ним… Это было в Табокасе…
Наступила тишина. Виолета все еще стояла у порога, боясь приблизиться. Мулатка распорядилась:
— Несите его в дом.
Вышли и Лусия с Марией. Лусия причитала: «Отец мой, отец мой!» Мария подошла тихонько, с испуганными глазами. За ними появилось несколько мужчин. Одна из женщин пошутила:
— Жукинья, твой тесть умер…
Старик одернул ее:
— Имейте уважение к покойному…
Другая обругала ту, что позволила себе шутить:
— Грязная шлюха…
Подняли гамак, отнесли его внутрь. Все вошли в дом. Некоторые мужчины еще застегивали брюки; женщины пришли как были, полуголые. Все они казались одного возраста, кожа одного цвета, у всех был одинаково болезненный вид. Это были людские подонки, затерявшиеся здесь, на краю света. Пять комнатушек, из которых состоял дом, были заняты пятью женщинами; покойника пришлось положить на постель Виолеты в первой комнате. Старик зажег огарок свечи, которая уже почти догорела. На стене над кроватью висела гравюра святого Бонфима и была наклеена вырезанная из журнала фотография с изображением белокурой голой женщины. Лусия рыдала, Мария убирала покойника, Виолета отправилась за свечой. Люди заполнили коридор. Жукинья прошел в дом, добыл бутылку кашасы и стал угощать ею людей, принесших покойника. Мария сняла гитару, висевшую у изголовья кровати, на которую положили покойника.
Старик сказал сеаренцу, показывая на Марию, проходившую с гитарой:
— Я знал ее, когда она была еще девчонкой. Хорошенькая была. Потом стала такой красивой девушкой… Она вышла тогда замуж за Педро. Теперь и не скажешь…
— Ну, еще остались следы…
— Распутная жизнь быстро пожирает красоту женщины.
Юноша с интересом поглядывал на Марию.
Некоторые женщины пошли одеваться. Перед тем как уйти, один из мужчин предложил Лусии свою помощь. Виолета с Жукиньей долго подсчитывали, во что им обойдутся гроб и похороны. Получалось дорого. Они вошли в комнату, где возле покойника находились Лусия и Мария. Стали обсуждать вчетвером. Жукинья держал себя как член семьи. Подсчитали имевшиеся деньги, оказалось, что на покупку гроба не хватит, да и место на кладбище стоит очень дорого.
