Николя Барро - Улыбка женщины

Я сразу понял, к своему ужасу, что миссис Динсмор из их числа. Как только восьмидесятипятилетняя леди с серебряными кудряшками и ярко накрашенным ртом уселась между нами, у меня не осталось никаких шансов завладеть вниманием Орели Бреден.

— Какой сюрприз, деточка! Выпьем «Боллинджера»!

Откуда ни возьмись появилось шампанское в серебряном ведерке с кубиками льда. Миссис Динсмор была настоящей любимицей Алена, Пьера, Мишеля, Игоря и прочих официантов, как бы их там ни звали, — в этом сомневаться не приходилось. Внезапно наш стол оказался в центре внимания всего персонала «Куполь», а нашему уединению настал конец. После двух бокалов и я поддался обаянию беспрерывно тараторящей старушки и завороженно следил, как колыхались при малейшем движении фиолетовые перья на ее шляпке. Орели Бреден, не сводившая глаз с накрашенных губ миссис Динсмор, была, казалось, не менее очарована. Один раз она все-таки глянула и в мою сторону, когда мы вместе хохотали над забавными приключениями из жизни этой замечательной леди. Чем больше мы пили, тем больше веселились. И через несколько минут я был влюблен в старушку не меньше, чем остальные.

Время от времени миссис Динсмор, которая, кстати сказать, на удивление хорошо сохранилась для своего возраста, прерывала монологи, чтобы рассказать нам о ком-нибудь или, к примеру, спросить, отмечали ли мы хоть раз день рождения в «Куполь». («Непременно в „Куполь“! Это всегда так весело!») Потом ей захотелось знать, когда мы родились. Так мне стало известно, что до дня рождения Орели, шестнадцатого декабря, осталось всего-то около двух недель.

— Шестнадцатое декабря и второе апреля! — повторила она. — Овен и Стрелец — два огненных знака. Вы прекрасно подходите другу другу!

Я не очень верил в астрологию, но это ее замечание меня порадовало. Сама миссис Динсмор появилась на свет под созвездием Скорпиона, о чем и не замедлила нам сообщить. А женщины этого знака остроумны и опасны.

«Куполь» пустел, но праздник за нашим столиком не стихал, а миссис Динсмор, очевидно, переживала свой звездный час.

— Вот за этим самым столиком, а может, за тем — какое это теперь имеет значение? — я праздновала свой день рождения вместе с Эженом, — вспоминала старушка, пока официант подливал ей шампанского.

— С каким Эженом? — спросил я.

— Ионеско, конечно, — нетерпеливо ответила она. — О! Он и в жизни бывал невероятно смешным, не только в своих пьесах! А теперь покоится на Монпарнасе, бедняга. Хотя я часто навещаю его. — Она захихикала. — И на одном из таких вечеров, — к сожалению, я забыла, который это был день рождения, — два раза… Вы можете себе представить — два раза… — она обвела нас своими маленькими темными глазками, похожими на сияющие кнопки, — тот неуклюжий официант пролил красное вино на светло-серый пиджак Эжена! И знаете, что он сказал? «Ничего. Если я не ошибаюсь, этот цвет не очень-то мне идет!» — Тут миссис Динсмор захохотала, запрокинув голову, и перья на ее шляпке затряслись, как если бы она вот-вот собиралась улететь.

После этого эпизода из жизни Ионеско, конечно же, не упомянутого ни в одной из его биографий, пожилая леди повернулась ко мне:

— А вы, молодой человек, что вы пишете? Орели говорила мне, что вы писатель. Прекрасная профессия! — И продолжила монолог, не давая мне вставить ни слова: — Должна сказать, с писателями мне еще интереснее, чем с художниками и актерами. — Тут она наклонилась к Орели, так что ее ярко накрашенный рот почти касался нежного ушка моей спутницы, и доверительно прошептала: — Деточка, он самый настоящий писатель.

Орели прикрыла ладонью рот, давясь от хохота, а я смутился, не то от ее смеха, не то от того, что эта дама назвала меня писателем. Но, черт возьми, кто же я? Пусть я не великий литератор, но самый настоящий, в конце концов! Мне ничего не оставалось, как рассмеяться вместе с дамами, подавив таким образом свое возмущение. Миссис Динсмор подняла бокал.

— А знаете что? Вы очень симпатичный молодой человек! — Тут она с размаху хлопнула меня по ноге ладонью, и я заметил у нее на пальце перстень с неимоверно большим камнем. — Зовите меня просто Лиз.

Через полчаса Лиз, мадемуазель Бреден и я покидали «Куполь» в числе последних посетителей, провожаемые сердечными напутствиями официантов. Мы взяли такси, так настояла Лиз («Это мой день рождения, и я оплачу вам такси, так будет лучше»). Я уселся между двумя дамами, и Орели постоянно крутила головой, так что ее душистые волосы падали мне на плечо. Она вышла первой, потом я довез до дома именинницу. Попрощавшись с ней где-то в квартале Маре, я признался себе, что, хотя вечер прошел совсем не по моему плану, я в жизни так не веселился.

Через неделю в воскресенье я сидел с Адамом в «Литературном кафе» и рассказывал ему об Орели Бреден и странных превратностях судьбы, с некоторых пор осложняющих мне жизнь. Собственно говоря, мы ждали Сэма, который поехал на Марсово поле, чтобы купить своим детям светящуюся Эйфелеву башню в миниатюре.

— Мальчик мой, — сказал Адам, выслушав историю о вечере в ресторане «Куполь» и звонках Сильвестро на мой мобильный, — надеюсь, ты понимаешь, что ступаешь по тонкому льду. Неужели нельзя врать поменьше?

— Кто бы говорил! — возмутился я. — Смею напомнить, что вся эта идея с псевдонимом и фотографией автора на обложке — твоя от начала и до конца. — Мне было непривычно видеть своего обычно уравновешенного друга таким обеспокоенным. — В чем дело, Адам? — спросил я его. — До сих пор ты призывал меня не трусить, а теперь играешь в моралиста?

— Ну, хорошо-хорошо, — успокаивающе поднял он руку. — До сих пор наше дело имело только профессиональный аспект, а теперь дошло до личных контактов. Мне это не нравится. — Он забарабанил пальцами по подлокотнику красного кожаного кресла. — Она же женщина, Андре, и у нее есть чувства. Игра становится опасной. Как думаешь, что будет, когда она узнает, что ты водишь ее за нос, обманываешь? Взбешенная девица может в один прекрасный день заявиться к месье Монсиньяку и наговорить ему такого… И вот тогда ты точно можешь паковать вещи.

Я уверенно тряхнул головой:

— Мой план абсолютно надежен. Орели Бреден никогда не узнает правды, разве что ты ей расскажешь.

У меня было достаточно времени после вечера в «Куполь», чтобы обдумать ситуацию и наметить планы. В ближайшем будущем я напишу Орели Бреден еще одно письмо от Роберта Миллера, в котором назначу дату ужина в ресторане «Время вишен». Я точно знал, когда это будет: в день ее рождения. Только на этот раз письмо придет из Англии. Я попрошу Адама взять его с собой после чтений и опустить в почтовый ящик по прибытии домой. Почему Роберт Миллер снова не придет на встречу, я еще не решил, но не сомневался, что на этот раз я непонятно каким образом должен оказаться на его месте. И еще я был уверен, что сообщить Орели об отмене этого свидания должен не он, то есть не я.

И именно тогда, когда я в компании агента Роберта Миллера сидел в кафе, где встречаются редакторы и издатели, чтобы на фоне стен, увешанных книжными полками, порассуждать о литературе, высокой и не очень, мне в голову пришла одна идея, которая час от часу нравилась мне все больше. И эту идею следовало хорошенько продумать, прежде чем делиться ею с Адамом Голдбергом. А потому я пока держал рот на замке, слушая рассуждения своего друга.

— Что, если малышка узнает о чтениях и явится туда? Мы не можем сейчас посвящать моего брата в твои любовные интрижки, это слишком усложнит дело. У него и так проблемы с женой, которой он не может толком объяснить, зачем едет в Париж. — Адам взглянул на меня. — Я знаю, о чем ты сейчас спросишь. Нет, бороду он не сбрил. Моя свояченица находит ее неотразимой. Она может подумать, что у Сэма есть любовница, и он не хочет рисковать.

— О'кей, — кивнул я. — Почему бы писателю не отпустить бороду? Но не дай бог, он проболтается! Нет у него никакой жены, и живет он один с собачкой Роки — ты помнишь? — в своем дурацком коттедже.

Этой своей выдумкой Адам особенно гордился, еще когда мы составляли краткую биографию автора. «Милая маленькая собачка — это то, что надо. Дамы на это клюют».

— Ну, об этом ты можешь сказать ему лично. — Адам взглянул на часы. — Куда он, собственно говоря, запропастился?

Оба мы, как по команде, посмотрели на дверь, но Сэм Голдберг не появлялся. Адам хлебнул виски и откинулся в кресле.

— Плохо, однако, что здесь не разрешают курить. Не ожидал я такого от вас, французов. Свобода… — передразнил он.

— Скверно, — согласился я. — Твой брат знает содержание романа?

Адам кивнул и снова заговорил о самом неприятном:

— Так что ты намерен делать, если мадемуазель Бреден узнает о чтениях?

Я снисходительно улыбнулся:

— Адам, она повариха. В жизни она прочитала только одну книгу. Так получилось, что это оказался мой роман. Она не из числа тех, кто обычно является на такие мероприятия. К тому же все будет происходить в небольшом книжном магазине на острове Сен-Луи, а это совсем не ее район. И даже если она прочитает интервью в «Фигаро», а оно выйдет не раньше чем на следующий день после встречи, — это ей не поможет. Вуаля — поезд ушел!