Лука Спагетти - Друг из Рима. Есть, молиться и любить в Риме
– Пшелвжопу!
Наш спор возник не столько из-за перевода на английский язык этого вежливого приглашения, которое, как я полагаю, имеет точный эквивалент почти на всех языках мира, сколько потому, что Лиз задала мне самый странный вопрос, который только можно себе представить:
– Лука, но это слово на самом деле является тремя словами?
В каком смысле? Я не понял вопроса. В Риме не существует оскорбления, наилучшим образом воплощенного в едином выражении, более законченного и непосредственного, чем хорошее «Пшелвжопу!», часто сопровождаемое выброшенной вперед рукой, указывающей направление. Откуда взялось это побуждение раздробить его на три слова? Возможно, из мощного вопля другого одержимого за нашей спиной, который, для придания большей убедительности своему оскорблению, решил скандировать его раздельно:
– Пошел-в-жопу!
Только чуткое к словам ухо, подобное слуховому аппарату писательницы, способно уловить столь тонкий оттенок. Я никогда не предполагал, что для отправления кого-то куда подальше стало возможным разбить цельное «Пшелвжопу!» на три крошечных составных элемента. Однако в данном случае это было именно так.
Казалось, состязанию оскорблений и проклятий, от самых причудливых до традиционных, не будет конца. Но тут игра завершилась:
2:2. Команда «Лацио» свела матч вничью, но я уверен, что в этот вечер в глазах Лиз выиграли болельщики «Лацио».
Выходя со стадиона, я возблагодарил небеса, потому что ее уши, к счастью, не уловили жемчужину римских бранных словечек: «Е… твою мать!» – употребляемую, в отличие от распадающегося на три части «Пошел-в-жопу!», одним словом.
Чаще всего оно используется в машине, когда застреваешь в автомобильной пробке или тебя подрезают на автостраде, и еще в тысяче подобных случаев; однако и стадион является плодотворной почвой для подобного выражения. Это словосочетание, изысканно римское, переведенное буквально, имеет довольно жестокое значение: интимную связь «твоей матери» с посторонним молодцом. В этом выражении заключается изрядная доля подлости, разве не так? Но надо сказать, что выражение за время использования так поистерлось, что люди просто не замечают его; случается, что слышишь, как его употребляют между собой родственники, хотя, по иронии судьбы, они являются потомками одной и той же несчастной прародительницы.
– Ах, брат, е… твою мать! Ты забыл, что вчера был день рождения бабушки?
Скажу вам больше: со временем этот языковой шедевр стал даже чем-то вроде приятного комплимента. Поэтому часто слышишь, как друзья обмениваются между собой выражениями типа:
– Ты знаешь, мы с Марией решили пожениться!
– Е… твою мать! Поздравляю!
Однако Лиз не уловила этого выражения.
Я не уверен, что моя ученица, каким бы блестящим и одаренным лингвистом она ни была, созрела для правильного понимания и прежде всего правильного использования этого выражения.
Мы вышли со стадиона, оживленно повторяя пройденное по языковым шедеврам, только что вошедшим в словарный запас Лиз. Было поздно, чтобы идти на ужин, так что я предложил группе ознакомить нашу приятельницу с другой римской традицией: горячим ночным рогаликом.
Ибо, знаете ли, когда часами гуляешь с друзьями и ужин уже перешел в разряд далеких воспоминаний, к тому же, возможно, за ним перебрали несколько бокалов вина, то возникает потребность отведать сдобы. Что касается меня, я не особый любитель сладкого: ни за что не променяю кругляшок моццареллы или охотничью колбаску на кусок торта, а пиццу с перцами на мороженое. Но рогалик есть рогалик. Простой, с кремом или шоколадом, большой или мини, он всегда доставляет удовольствие. Особенно в поздний час, когда из какой-нибудь печи долетит этот убийственный аромат только что испеченной сдобы.
Мы отправились к булочнику возле собора Святого Петра, комментируя ничью, и, прикладываясь к горячему лакомству, зажатому в наших руках, насытились в мгновение ока.
Поведение Лиз также было более чем похвальным. Когда дело касалось еды, она никогда не подводила меня! Подобно мне, она поглощала все, что угодно, но не поправлялась. Ни у меня, ни у нее не было солитера, его подозревали у меня, когда я был ребенком, поскольку я наедался до отвала, но не прибавлял в весе.
Мы попрощались с Алессандро и Паоло и уселись на мотороллер, который теперь был хорошо знаком с нами. Подъехав к дому Лиз, я пожелал ей спокойной ночи.
– Спокойной ночи и тебе, Лука! Спасибо за стадион, сожалею, что сыграли вничью!
– Бывает. Случается сыграть и вничью, что же делать. Знаешь, как говорят в Риме, когда нет проблем?
– Нет, как говорят?
– А, х…йня!
На этот раз ее улыбка показалась мне лишенной какой бы то ни было примеси меланхолии.
18. «Little more time with you»[107]
Время от времени Лиз исчезала. Я посылал ей сообщение по электронной почте с приветом и не получал ответа. Через пару дней я повторял попытку посредством эсэмэски, и тогда она откликалась то из Неаполя, то с Сицилии, иной раз из Лукки, Венеции или Болоньи.
Когда она собралась поехать на Сардинию, я узнал об этом заранее и устыдился, что сам никогда не бывал там. Моя бабушка родом с Сардинии, и мне, конечно, нужно было из уважения к ней хотя бы один раз навестить ее родину, которая всегда манила меня к себе. Я три раза видел Большой каньон, ночевал в Уилкс-Барре[108] и объехал полштата Нью-Джерси, несколько раз пересек Америку вдоль и поперек на разнообразных транспортных средствах, но никогда не посещал остров, где увидела свет моя бабушка! Мне надо было бы воспользоваться благоприятной возможностью и отправиться туда с Лиз, но работа не позволила мне совершить это путешествие.
Каждый раз по возвращении Лиз посылала мне сообщение. И каждый раз я испытывал глубокое удовлетворение. Все более глубокое.
Я с волнением ожидал ее рассказа о пережитых впечатлениях, прежде всего о гастрономических, как, например, обеды на Сардинии с порчедду и каноннау[109].
Моя знакомая стойко держала оборону за каждым столом, принимавшим ее, и меня несколько беспокоило, что ожидало ее в последующие месяцы. Я знал о ее замысле совершить путешествие в Индию, где она была намерена остановиться в монастыре, а затем провести три месяца на Бали. Идея индийского монастыря – ашрама – чрезвычайно прельщала меня, как и Индия; кроме того, я обожал индийскую кухню (в особенности креветки, приготовленные моей знакомой Мадхури). Однако после того как Лиз проявила себя верным соратником в стольких гастрономических баталиях, я начал задаваться вопросом, как же она собирается выжить в монастыре.
Здесь следует сделать отступление: я не знал точно, какова жизнь в ашраме, но представлял себе вынужденную диету из воздуха и зелени и Лиз, сидящую со скрещенными ногами в постоянной медитации, имеющей целью силой духа отогнать от себя дурные мысли, ниспосылаемые ей дьяволом: спагетти алла карбонара и букатини алламатричана, салтимбокка по-римски[110], запеченная свинина, ората с картофелем и баклажаны с сыром по-пармски. Насколько я изучил ее, потребовалась бы вся ее сила воли для противостояния искушению такого рода.
Теперь Лиз хорошо ориентировалась в море римской кухни. Однако предстоял еще последний экзамен для получения «сертификата римского качества», чтобы ей можно было вручить ключи от римской кухни: пайата.
Это название тонкой кишки молочного теленка: будучи обработанной искусными руками мясника-хирурга, она режется вместе со всем своим содержимым на куски от десяти до двадцати сантиметров длиной, перевязывается ниткой, отваривается вместе с мелко нарубленными травами, а потом долго тушится с вином и помидорами, пока не образуется изысканный густой соус, готовый для приправы исходящих паром ригатони. Каждый римлянин обожает пайату. А еще больше наслаждается наблюдением за выражением лица посетителя заведения в тот момент, когда ему открывают неприглядную истину по поводу того, что он употребляет.
Именно за тарелкой ригатони с пайатой я выразил Лиз мою обеспокоенность по поводу ее гастрономического выживания в ашраме.
– Лиз, ты уверена что не лишишься сил после пребывания в Индии?
– Будь спокоен, за эти месяцы в Италии я набрала достаточный запас и полагаю, что мне не повредит небольшое воздержание в отношении еды.
– Согласен. Но ведь ты обожаешь поесть! Ты не вегетарианка и не трезвенница, и, если сядешь только на воду и зелень, я буду вынужден опасаться за твое здоровье.
– По правде сказать, я не знаю, что ожидает меня. Конечно, диета на основе воды и зелени представляет собой тяжкое испытание, но некоторое время его можно вынести.
– Да, Лиз, однако помни, если ты должна соблюдать вегетарианскую диету, то пайату ты можешь есть всегда.
