Наталья Солнцева - Копи царицы Савской
А правда, в кого? Родители у Алины были люди покладистые, смирные, дружелюбные. Даже постигшее их ужасное горе не сломало этой дружелюбности. Потеряв сына, они всю свою любовь сосредоточили на дочери. Почему-то ей не везло с замужеством. Женихи попадались неказистые, квелые и еще умудрялись предъявлять претензии к Алине. Разумеется, свадьбу пришлось отменить – дважды! О третьей попытке Алина боялась и думать. Она ездила в дальнюю подмосковную деревню, к старице, которая открыла ей глаза на собственную судьбу. Старица заставила вывернуть душу наизнанку, встать на колени, целовать образа и дышать ладаном. Потом она жгла свечи, бормотала что-то, водила в дыму серебряным крестом... и вынесла приговор, который Алина выслушала, дрожа от пережитого унижения и страха. Всему виной – ее глубоко скрытая страсть к мужчине, который был моложе и не обращал на нее никакого внимания. Ни малейшего! И что самое обидное, женился на пустой никудышной бабенке.
«Она тебе в подметки не годится, – нашептывала старица. – Она ведьма! Околдовала твоего суженого! С нечистым спуталась! Берегись нечистого, голубица...»
Что за «нечистый», Алине было невдомек, но слова старицы про ведьму врезались ей в память. Год за годом с ревнивой завистью следила она за счастливой соперницей, потому-то ее жар-птица мимо пролетела. И вот судьба смилостивилась над ней, послала претендента на руку и сердце... да еще какого!
«Гляди, проворонишь свою долю! – предупреждала старица. – Отведет тебе глаза ведьма! И увянет твоя краса в одиночестве, в четырех стенах иссохнет... в пыль обратится, в прах...»
– Ну уж нет! – сказала отражению в зеркале Алина. – На сей раз я своего не упущу! Хоть бы за это пришлось грех на душу взять!
Она не испугалась произнесенных слов. Она вообще была несуеверна. И та поездка к старице была ее первым и последним обращением к неким абстрактным высшим силам, которых на самом деле Алина не понимала и не признавала.
Она наносила на губы блеск поверх помады, когда из гостиной раздался крик матери:
– Алиночка, иди сюда, быстрей! Ты посмотри только...
– Мне некогда. Что случилось?
– Ой... не знаю, как и сказать...
– Говори, мам! – разозлилась Алина. – Я опаздываю!
Стрелка часов неумолимо приближалась к назначенному времени, а Берестов не любит ждать. Он сам пунктуален и требует такой же пунктуальности от других. Его день расписан по минутам. Он деловой человек.– Доченька... горе-то какое... – причитала мать. – Беда какая...
Алина в сердцах метнулась в гостиную.
– Ну что еще? Что?!
Мама сидела на диване, плакала и сморкалась в платок. По телевизору шел обзор происшествий. На экране крупным планом показали разбитый вдребезги автомобиль...
– Зачем ты меня звала?
– Ты погляди, Алиночка... это ж Толик в аварию попал...
– Толик?
У Алины подогнулись коленки, и она опустилась в кресло. Губы свело, горло перехватило.
– Толик... Зебрович! Господи! Он погиб, Алиночка... погиб...
– Как?!.. когда?!..
– Получается, еще вчера... а мы-то ничего не знали... Он в грузовик врезался! Говорят, не справился с управлением...
Алина смотрела на экран и не видела ни кадров, запечатлевших автомобильную катастрофу, ни бодро вещающего в объектив диктора с челкой торчком.
– Свидетелей этого дорожного происшествия просят позвонить по телефонам...
Внизу картинки появилась бегущая строка с цифрами. У Алины перед глазами все поплыло, смешалось... гостиная, телевизор, лицо мамы, склонившееся над ней...
– Доченька... тебе плохо?
Глава 17
Тусклый рассвет пробивался сквозь линялые шторы. К утру дождь стих. Редкие капли со стуком падали на подоконник.
Глория уснула на диване в квартире, снятой Лавровым на двое суток. Она наотрез отказалась ехать к себе или к родителям, и он не спорил. Сначала надо выяснить, что происходит, а потом решать, как с этим быть.
Она похудела, изменилась. Перед ним, по-детски сунув ладошку под щеку, лежала совсем другая женщина – бледная, со спутанными волосами, в свитере с чужого плеча. Она даже не позаботилась расчесаться, выйдя из душа, – просто вытерлась кое-как, натянула одежду, упала и провалилась в сон, хотя раньше уделяла много внимания своей внешности. Ее веки подрагивали, тихое дыхание прерывалось невнятными словами. Лавров прислушивался, но не мог разобрать смысла.
«Психологический шок, – констатировал он, объясняя себе вид и поведение Глории. – Она все еще не осознала ни своего спасения, ни того, что обретенная свобода несет новую опасность. Кто-то ведь расправился сначала с ее похитителями, потом с ее мужем...»
Он подошел и осторожно поправил сбившийся плед. Она тревожно шевельнулась, вздохнула во сне. Верить или не верить тому, что она рассказала? Он хотел верить, но его одолевали сомнения. Раз за разом он прокручивал в памяти ее историю. Чертовски подозрительную! Что вызывало подозрения, он затруднялся объяснить. Глория скрыла от него самое главное – он готов был поклясться в этом. С одной стороны, ее можно понять. Она никому не доверяет полностью. Должно быть, потом, когда он докажет ей свою преданность, она раскроет все карты, но пока...
– Гном... – пробормотала она, и Лавров напрягся, подался вперед, наклонился над ее изголовьем. – Гном...
Вчера она призналась, что накануне похищения получила письмо от бывшего поклонника и друга детства, погибшего Павла Нефедова. Отправившись на встречу с ним в деревню Прокудинку, попала в руки двух бандитов. Описание похитителей совпадали с приметами расстрелянных в «Паджеро» молодчиков, «толстого и тонкого», как окрестил их Лавров. Глория точно назвала марку внедорожника, чем еще больше укрепила его уверенность, что она говорит правду. Вернее, часть правды. Преступники якобы держали ее взаперти в подвале и кололи сильнодействующие препараты. Она почти все время спала. Иногда ей удавалось уловить обрывки их разговоров. Она догадалась, что похитители выполняют чей-то заказ... Их нанял человек, который скрывался под кличкой Гном – она поняла это из некоторых обмолвок своих тюремщиков. Вот и вся информация.
Лавров сказал, что ее машину нашли на Дмитровском шоссе. Глория удивилась. Она ехала по Волоколамскому... потому что Прокудинка находится на том направлении.
«Ваш муж тоже разбился на Волоколамском шоссе», – заметил Лавров.
Она опустила голову и задумалась. Потом спросила: «Это не случайно, ведь так?»
«Перед тем как Анатолий Валентиныч вскочил в машину и помчался сломя голову в сторону Волоколамска, ему кто-то позвонил. Возможно, он тоже ехал в Прокудинку?»
Глория обхватила себя руками, ее бил озноб.
«Н-не знаю... наверное! Вы хотите сказать, что ему тоже... позвонил Паша?»
«С того света не звонят, – ответил Лавров. – Если только ваш друг действительно умер...»
«Я была на его похоронах...»
«Ну, тогда я пас. А раньше что-либо подобное случалось?»
«Что именно?»
Несмотря на подавленность и пережитые ужасы, Глория демонстрировала завидное здравомыслие.
«Вы получали письма от Нефедова?»
«Нет, конечно! О чем вы говорите?»
«Ваш муж в последнее время не упоминал о нем? Не получал никаких сообщений от него?»
Глория поднесла руки к горлу и нервно сглотнула.
«Насколько мне известно, нет. Повторяю вам: Паша умер... он утонул пять лет назад... в Прокудинке...»
«Несчастный случай?»
Она кивнула.
«Значит, сам Нефедов никак не может быть заказчиком вашего похищения?»
«Нет».
«Вас связывала только детская дружба?»
«Вы имеете в виду, не было ли у нас близких отношений? – В глазах Глории сверкнул и потух темный огонь. – Вряд ли это относится к делу!»
«Позвольте мне судить, – рассердился Лавров. – Если вы мне не доверяете, то...»
«Загоняете меня в угол? Благородно, ничего не скажешь!»
Она огрызалась, и это понравилось Лаврову гораздо больше, чем безучастие и апатия.
«Допустим, Паша любил меня... Какое это имеет значение теперь? После его смерти годы минули, я вышла за Толика... А сейчас их обоих... нет в живых!»
«Да, простите...»
Лавров почувствовал себя жестоким мучителем, который причиняет ненужные страдания женщине, которая и так находится на грани срыва.
«Как вам удалось сбежать из подвала?»
«Все было словно в тумане... из-за лекарств, которые мне кололи... Я толком не помню! Кажется, эти мерзавцы куда-то пропали...»
«Кто? Похитители?»
«Ну да... они перестали приходить... у меня прояснилось в голове... и я попыталась открыть дверь подвала...»
«Каким образом?»
«Вы меня допрашиваете, будто я не жертва, а преступница! – вспылила Глория. – Сама себя заперла в подвале, морила голодом... кололась, а потом решила избавиться от мужа! Чтобы стать богатой веселой вдовушкой! Здорово я придумала, верно?»
Она пристально уставилась на Лаврова, и тот смутился. Похожие мысли вертелись в его уме, и Глория точно уловила их.
«Не делайте меня монстром! – буркнул он. – Ни в чем таком я вас не подозреваю...»
