Наталья Солнцева - Копи царицы Савской

На слове «мотив» он запнулся и прикусил губу. Жизнь и смерть измерялись какими-то раскрашенными бумажками, и это впервые показалось ему чудовищным.

– Послушайте, Глория... Я не враг вам. Более того, я могу вытащить вас из этого...

На слове «дерьма» он снова запнулся. До сих пор он не страдал от собственного косноязычия. Но в присутствии вдовы подобные выражения резали слух. А выражаться изящно Лаврова не научили.

– Как вас зовут?

– Роман.

– Роман! – повторила она. – Я буду обращаться к вам по имени... можно?

– Ради бога!

– И вы ко мне тоже.

Он машинально кивнул. Мечты сбывались с фантастической легкостью, но отчего-то он не радовался.

– Для меня важно знать, что с вами происходило в эти восемь дней, Глория.

– Хорошо... я расскажу... Только потом. Сначала... я хочу выпить. У вас есть коньяк?

– Водка.

– Давайте водку.

Глава 16

Андре сам себя боялся. Его обуяла жажда свободы, однако жена и слышать не хотела о том, чтобы разъехаться. Страшные мысли закрадывались ему в голову. Чтобы как-нибудь ненароком не прикончить упрямую супругу, он оборудовал угловую комнатку под кабинет и сутками просиживал там, созерцая золотое лицо царицы на пластинке.

Жена устроила ему скандал, но на том не успокоилась и призвала к себе в союзники батюшку из местного прихода, дабы тот вразумил Андре. Священник явился, ужаснулся «бесовским идолам», развешанным по стенам дома, и определил, что все дело в «непотребных рожах», коих немедля надобно вынести во двор и сжечь.

Андре возмутился таким произволом и грудью встал на защиту «африканских трофеев», с большим трудом и риском для жизни доставленных им в Москву. Жена рыдала, умоляя его не губить их брака и послушаться советов батюшки. Но муж остался непреклонным. Священник почитал молитвы, помахал кадилом и, крайне раздраженный, выпил за обедом чуть ли не штоф водки. После его ухода между супругами произошла грубая ссора.

В результате этой ссоры Андре согласился снять «идолов» в обмен на разъезд.

– Ты останешься жить здесь, в доме, – сказал он жене. – А я хочу побыть один, успокоиться... подышать деревенским воздухом. Для моих нервов тишина и уединение – целебный бальзам. А там, глядишь, вернусь и детишек заведем.

– Мы же спим в разных постелях... – всхлипывала та.

– Будут тебе детишки... дай только срок.

Услышав сии сладкие обещания, жена не стала чинить препятствий к его отъезду. На деньги из ее приданого Андре купил домик в подмосковном сельце, обустроил его по-барски и уехал туда, забрав с собой «непотребные рожи». Жизнь в глуши показалась ему раем. Никто не мешал сидеть за чтением, никто не подглядывал, чем он занимается. Никто не приставал с глупыми речами. Он привез с собою ящик книг, где так или иначе упоминалась царица Савская, и углубился в дальнейшее изучение сей мифической личности...

Жена регулярно получала от него письма и с нетерпением ждала возвращения блудного мужа.

Андре в своем рвении постичь ускользающую тайну дошел до опасного предела. В его душе разыгрывалась нешуточная драма. Божественное боролось в нем с демоническим, которое пробуждалось при созерцании золотой пластинки. Тут же в деревянную горницу являлся Мануэль, тянул руки к изображению царицы... требовал «свою долю» от африканской добычи. Андре приходил в ярость.

– Какая еще доля? – негодовал он. – Не разрежу же я сие диво дивное надвое?

– А ты разрежь! Разрежь! – не отступал Мануэль.Кровь сильнее струилась по его лицу, брызгала на Андре, и тому приходилось потом долго плескаться в тазике, смывая с кожи отвратительные бурые пятна.

Крестьянка, которая прислуживала барину, заметила, что тот часто разговаривает сам с собой. Ее это пугало. Боялась она и черных чудовищ на стенах, но терпела. Однажды она все-таки не выдержала и пожаловалась дьякону. Тот нагрянул к Андре, разругался с ним в пух и прах, напророчил всяческих бед и напастей и поклялся, что больше в этом «нечистом» доме ноги его не будет.

Андре было все равно. Он уже почти приблизился к разгадке знаков на обороте пластинки и ощущал необыкновенный подъем. Еще чуть-чуть, и перед ним откроется сокровенный смысл таинственной надписи...

Однажды вечером к нему в дверь постучали. Прислуга уже крепко спала в кухне на лежанке, и Андре сам пошел открывать. Неужто снова дьякон неугомонный явился нравоучения ему читать? Стращать «геенной огненной»?

– Ну так я не спущу! – рассвирепел Андре. – Нет, не спущу! Ишь, умник сыскался!

По навесу крыльца стучал частый дождь. На ступеньках мялись двое путников, слезно просились на постой.

– Барин! Нам бы непогоду переждать... промокли до нитки...

Андре даже оторопел от такой наглости. У него что, постоялый двор? Или приют для нищих?

– Идите прочь! – рявкнул он.

Когда один из мужиков вопреки этому сделал шаг вперед, Андре обомлел. Он узнал в путнике... Мануэля.

– Ты?.. Откуда?..

– Пустишь, что ль?

Уже не прозрачная водица бежала по лицу мужика, а красная кровь.

– Кто с тобой?

– Братец мой... он смирный...

Андре попятился и впустил Мануэля с братом. Как он мог отказать? Они ведь теперь связаны с проводником узами смерти, которые крепче всех земных уз...

В горнице, при свечах, он разглядел путников поближе и сообразил, что у него в доме – чужие люди, незнакомые. Тот, которого он принял за Мануэля, криво усмехался.

– Сказывают, ты бесов по стенам развешал... и бесы те охраняют невиданное сокровище! Показывай подобру-поздорову. А не то сами добудем да поглядим.

– У меня нет никаких сокровищ! – вскричал хозяин дома. – Вас обманули! Кто вам сказал? Дьякон? Так он известный лжец, он...

– Показывай сокровище... – надвинулся на него путник, смахивающий на Мануэля. – Хуже будет...

Второй вытащил из котомки тесак и принялся срывать «бесов» и рубить их в щепы.

– Накажем антихриста! – рычал. – Изведем сатанинское семя!

Служанка услыхала, подхватилась с лежанки, выпрыгнула в кухонное окно в чем была и давай бог ноги. Только пятки голые засверкали. Тем и спаслась. С перепугу слова не могла вымолвить. Но людей привела... правда, поздно...

Андре обнаружили на полу с перерезанным горлом, в луже крови, обсыпанного обломками черных идолов. Бывалые мужики с вилами не решились переступить порог разоренной горницы, потоптались, охая и крестясь, да и послали за дьяконом...

Алина смотрела в зеркало с раздражением. Вот уже морщинки образовались в уголках глаз – отвратительные «гусиные лапки», которые не поддаются ни одному крему. И от носа к губам ведут заметные складки. Как это другим женщинам удается превосходно выглядеть не то что в тридцать пять, а в сорок и пятьдесят?

Она горько вздохнула и провела по щекам кисточкой для румян, оттенила скулы, мазнула по подбородку. Пробормотала:

– Зато я не склонна к полноте. Есть за что благодарить матушку-природу!

Алина собиралась на свидание. У нее наконец появился ухажер с серьезными намерениями: Станислав Берестов. Пусть не первой молодости, пусть разведенный, но в ее возрасте не перебирают.

«С ним не стыдно на людях показаться, – сказала мама, когда Алина призналась, что встречается с Берестовым. – И деньги умеет зарабатывать. По всему видать, солидный, презентабельный человек. Вон, твои подружки за сосунков повыскакивали, а что толку-то? Ох, доченька... сколько я молилась за твое счастье! Надеюсь, услышал меня Бог...»

Алина не руководствовалась голым расчетом: ей нравился Берестов. Он красиво ухаживал, не скупился на подарки. Не скрывал, что был женат и от первого брака имеет сына-студента. Не тащил ее с ходу в постель... И потом, сорок девять для мужчины самый расцвет. В общем, достоинств у Берестова было куда больше, чем недостатков. А главное, он любил Алину и мог обеспечить ей будущее. Во всяком случае, он успешно вел свой бизнес и не казался скрягой. На день рождения Берестов преподнес ей перстень из белого золота с топазом – не ширпотребовскую побрякушку, а эксклюзивное украшение, купленное в элитном салоне. Алине не пришлось изображать восторг – ее эмоции были неподдельны. Берестов сдержанно улыбался, принимал благодарности. Когда она поцеловала его, он прижал ее к себе чуть крепче, чем обычно, долго не отпускал. В тот вечер они впервые стали близки...

У Алины были две попытки выйти замуж, обе неудачные. Печальный опыт сделал ее осторожной и придирчивой. Впрочем, она по натуре отличалась придирчивостью. «Тебе не угодишь! – возмущались окружающие. – Ну и характер! В кого ты такая уродилась?»