Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса
Молодые люди слушали, затаив дыхание.
— И тогда её лицо переменилось, — продолжал Робин, — оно стало грустным. «А ведь ты не врёшь, шотландец, — сказала Нэн, чуть склонив голову набок и внимательно глядя на меня, — ты действительно в меня влюбился. Вот только тут я уже не могу тебе помочь, — она вздохнула, да так, что у меня защемило сердце, — ты человек, а я вересковая ведьма. Разные у нас с тобой дороги, парень. В таких случаях — когда в меня влюбляются по-настоящему — я иногда вселяюсь в девушек из рода людей. Но в Шотландии, не говоря уже обо всей Англии, очень много девушек — сумеешь ли ты меня найти?». «Я найду тебя, Нэн» — ответил я. «Ну, что ж, попробуй. Только знай — если ты не найдёшь меня, быть тебе одиноким холостяком». Сказала так — и пропала. А я побежал обратно и пил дома до утра, стараясь заглушить боль в сердце…
— И много ты тогда выпил, Робин? — оживился скептик. — А может, ты начал пить ещё раньше — до того, как ты якобы ушёл гулять в холмы? Может, твоя подружка выгнала тебя, потому что ты был уже ни на что не годен; ты продрых до утра в какой-нибудь канаве, и тебе всё это приснилось, а?
Он громко расхохотался, однако его никто не поддержал.
— Я шотландец, сэр, — вежливо, но с достоинством ответил егерь. — Я могу осушить не одну пинту эля, я могу прихвастнуть, но сейчас я рассказал вам правду — чистую правду. Я воевал с Наполеоном пятнадцать лет, побывал во многих боях, дрался в страшной битве при Ватерлоо, но пули меня миновали. Это сделала Нэн — она хотела, чтобы я нашёл ту девушку, в которую она для меня вселилась. Но я так и не смог её найти, и теперь доживаю старость в одиночестве — как она мне и обещала. Она не злая, ведьма Нэн, но человеку лучше с ней не встречаться…
Старый егерь замолчал и опять стал смотреть в огонь, окрасивший в багровый цвет его кустистые седые брови…
* * *— Послушайте, мистер Линтон, — Джон Уиллис раздражённо чуть сдвинул назад свой излюбленный белый цилиндр, за привычку к которому его прозвали «Белой Шляпой», — я хочу, чтобы мой новый клипер был лучшим в мире, понимаете? А вы мне говорите, что он не будет самым быстрым!
— Послушайте, мистер Уиллис, — Херкьюлес Линтон, молодой, но уже известный инженер-кораблестроитель, опёрся локтями о стол, заваленный справочниками, таблицами и чертежами, и хрустнул пальцами, — самый быстрый не значит самый лучший.
— Да что вы говорите! — в голосе судовладельца отчётливо прозвучало ехидство. — А я и не знал!
— Да, именно так, — спокойно повторил судостроитель компании «Скотт и Линтон», — ваш клипер будет лучшим в мире, но не самым быстрым.
Уиллис сердито засопел. Это было верным признаком того, что раздражение Белой Шляпы нарастает, однако Линтон остался невозмутим.
— Рекорд скорости установлен американцами, — терпеливо пояснил он, — их клипера «Флайинг Клауд», «Лайтнинг» и «Джеймс Бэйнс» выжимали при попутном ветре и двадцать, и даже двадцать один узёл, лёгко покрывая четыреста миль в сутки. Но какой ценой? Эти их винд-джаммеры — выжиматели ветра — это уже не корабли: это ветряные мельницы, бешено машущие крыльями. Парусность чудовищная, рангоут непомерно велик. Грот-рей «Джеймса Бэйнса» вдвое больше ширины корабля — сто футов длины! Он сборный — в лесах нет таких деревьев. А водоизмещение? Две-две с половиной тысячи тонн — это слишком много, мистер Уиллис, да ещё при таком хиленьком наборе корпуса, какой был у этих заносчивых янки. Гнать такую махину с такой скоростью — это безумие. Они, эти рекордсмены, служили всего несколько лет, а потом разваливались, надорвавшись, словно негр на плантации под бичом — под бичом океанских ветров. А море нельзя покорить — с ним нужно жить в гармонии.
— Эти американцы всегда и везде прут напролом, — буркнул Уиллис. — Покорять — это у них в крови… Я видел «Джеймса Бэйнса» одиннадцать лет назад, когда шёл из Кейптауна в Сидней, — он продирался сквозь волны вепрем, давя их и топча. Мерзкое зрелище, мистер Линтон.
— Вот-вот, — судостроитель кивнул в знак согласия со словами Белой Шляпы. — А наш клипер будет играть с волнами — он будет не кабаном, а лисицей, ловко скользящей в кустах. Когда-то люди восхищались подвигами моего тёзки Геракла, — судостроитель усмехнулся, — ах, герой поднял такой большой камень! А ведь поднять тяжёлый камень, чуть подержать его и бросить — это ещё не всё. Камень ещё надо отнести и уложить в стену Храма Красоты, а это не получится, если он будет слишком тяжёлым. Нужен вам минутный рекорд, о котором через год все забудут? Нет, мистер Уиллис, мой — ваш — корабль будет другим. Наш клипер будет верхом совершенства и проживёт долгую и красивую, — Линтон подчеркнул это слово, — жизнь. Этот клипер станет легендой… — глаза молодого инженера слегка затуманились. — А скорость, — добавил он, возвращаясь с небес на грешную землю, — скорость будет. Не двадцать узлов, конечно, но семнадцать-восемнадцать — наверняка, причём постоянно и без всякого вреда для здоровья нашей будущей красавицы. Всё равно быстрее него не будет никого — разве что тот клипер, который строит Худ в Абердине. Я видел его данные — они почти такие же, что и у нашего с вами корабля. Но это даже и хорошо — у нашего клипера будет достойный соперник. Кажется, он называется «Фермопилы».
— Да, я знаю, — проворчал Джон Уиллис. — Идиотское название… Хорошо, мистер Линтон, вы меня убедили. Используйте лучшие материалы: отличный чугун, выдержанное дерево — отборный ильм, тик, красную сосну, — мюнц-металл для обшивки. Это дорого, но я хочу, чтобы мой корабль стал истинным шедевром — легендой, как вы сказали.
— Он будет легендой, — заверил судостроитель. — Да, а что насчёт названия? Вы уже решили, как будет называть ваш новый корабль? Мне нужно название — мы заложим клипер на днях.
— Название? — судовладелец на секунду задумался. — Будет вам название, мистер античный герой.
* * *Где-то неподалёку снова ухнул филин, и Джон Уиллис поёжился. «Пора идти спать, — вяло подумал он, — становится холодно, да и поздно уже». И тут он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Молодой Уиллис медленно повернул голову, догадываясь, — нет, уже зная! — кто на него смотрит.
Нэн стояла в дюжине шагов от потухшего костра, и выглядела она точь-в-точь так, как описывал её старый Робин, — что для вечно юной ведьмы тридцать пять лет человеческой жизни. Лунный свет падал на неё сбоку и чуть спереди, и под тонкой светлой рубашкой Нэн отчётливо были видны изгибы её прекрасного тела: крутое бедро и молодая грудь, упругая даже на взгляд и увенчанная тёмными горошинами сосков. Стройные ноги, руки, открытые плечи и шея казались облитыми слабо светившимся слоем серебра, а чёрные волосы Нэн были теми нитями, из которых соткано колдовское полотно ночи. Однако она не выглядела статуей — от красавицы-ведьмы веяло теплом жизни, молодости и любви. «Так вот ты какая, Нэн Короткая Рубашка…» — растерянно подумал Джон, не в силах шевельнуться.
— Да, я такая, — весело сказала Нэн и звонко рассмеялась. — Я тебе нравлюсь?
«Серебряные колокольчики эльфов… — вспомнил Уиллис, услышав её смех. — Всё, как рассказывал Робин. А собаки не слышат этот смех — спят, и ни одна даже не тявкнула».
— А зачем собакам слышать мой смех? Собаки мне не интересны, а вот ты…
Легко ступая босыми ногами, Нэн приблизилась — бесшумно, словно клочок тумана, гонимый ветром, — и остановилась от Джона на расстоянии протянутой руки. Теперь ведьма стояла так, что свет луны падал на неё спереди и освещал всю её фигуру. Уиллис видел Нэн всю — он видел плавные линии её груди и живота, перетекавшие в лоно, притаившееся между бёдер, и видел лукавые и зовущие глаза ведьмы.
— Я тебе нравлюсь? — тихо повторила Нэн. — Твои сны уже тревожат женщины, а я — я твой воплощённый сон. Ты хочешь меня? Я распутница — возьми меня… Возьми…
Уиллис почувствовал, как у него кружится голова. Он готов был схватить Нэн, но его что-то удерживало, и это был отнюдь не страх умереть в объятьях прекрасной ведьмы.
— Ты не распутница, Нэн, — проговорил он, с трудом разжав стиснутые зубы. — Ты — красота, ты само совершенство, и я люблю тебя…
Ведьма отпрянула.
— А ведь ты не врёшь, — задумчиво произнесла она, — как не врал тот, другой, — Нэн повела взглядом в сторону палаток, где вместе с остальными спал и старый егерь, — которого я встретила здесь, в этих местах, тридцать пять лет назад… Ты действительно любишь… Да, дурные примеры заразительны… Что же мне делать с вами, люди, ищущие свою мечту? С теми, кого обуревает только похоть, мне всё ясно, а вот с тобой и с тебе подобными…
— Я знаю, Нэн, что ты можешь вселяться в девушек из рода людей, — сказал Джон, еле ворочая языком. — Сделай это для меня! Я буду тебя искать, и я тебя найду!
— А если не найдёшь? — ведьма прищурилась. — Или, хуже того, найдёшь, а я, твоя любовь, окажусь не аристократкой, а простолюдинкой? Я ведь выбираю девушек по чистоте души, а не по знатности происхождения и не по богатству — для нас, ведьм, ни первое, ни второе не имеет никакого значения. Ты не сможешь на мне жениться — тебе не позволят это сделать правила твоего круга и твои собственные родители. Возьмёшь меня в содержанки? А если девушка, в которую я вселюсь, откажется от такой незавидной для неё участи? Тебе грозит одинокая старость, молодой Джон Уиллис! Подумай хорошенько!
