Вацлав Михальский - Храм Согласия
К вечеру следующего дня “Николь” без происшествий пришвартовалась на своем родном месте у пирса Бизерты.
Все время пути бортовая качка была такая сильная, что даже Мария Александровна переносила ее с трудом. А пассажиры, после того как их разбаррикадировал Иван Павлович, вышли на пирс совсем зеленые от морской болезни и сонной одури.
В Бизерте было тепло – 23 градуса по Цельсию, а за время плавания каюты выстыли до плюс двух-трех градусов.
– В одну шеренгу ста-новись! – вдруг скомандовал по-русски Иван Павлович.
Если бы он поднял на них револьвер – это произвело бы гораздо меньшее впечатление.
– Рав-няйсь! Смирна-а! Равнение налево!
Отчеканивая каждый шаг, Иван Павлович подошел к Марии Александровне.
– Докладывайте, капитан, – подыграла ему Мария.
– Команда из русских военнопленных, доблестных бойцов французского Сопротивления, прибыла в русскую колонию порта Бизерта для лечения. Вольно!
– Расслабьтесь, ребята. Здесь вам ничего не грозит. Переход был опасный, мы не имели права рисковать, а потому и не сказали вам сразу, что русские. Меня зовут Мария Александровна, а нашего капитана Иван Павлович. Я гарантирую вам свободу, лечение, кусок хлеба. А в остальном не спеша разберемся.
Так началось самое главное дело в жизни графини Марии Александровны Мерзловской, одной из тех забытых русских женщин, разбросанных по всему миру, кто мог бы составить гордость нации и является ей на самом деле, хотя и в полном забвении.
XXIII
Следующие недели Мария Александровна была занята обустройством заброшенного форта Джебель-Кебир, который она легко арендовала у петеновской военной администрации Тунизии. Как любил говаривать банкир Хаджибек: “Хочешь успеха – кати впереди себя монету”. Слава Богу, с “монетами” у Марии Александровны все обстояло хорошо. В договоре об аренде значилось, что помещения форта Джебель-Кебир со всеми окрестностями, прилегающими в радиусе одного километра, передаются в пользование Марии Мерзловска для размещения и проживания наемных рабочих и инженерно-технического персонала низшего звена, занятых на строительстве дороги Тунис – Бизерта и дальнейшей реконструкции портов Туниса и Бизерты. Вот так и случилось, что Мария Александровна нежданно-негаданно возвратилась во времена своей ранней юности, под своды форта, ставшего когда-то последним оплотом последнего Морского кадетского корпуса Российского императорского флота.
Для работы в форте Иван Павлович подобрал надежных людей из русской колонии. Каждое рабочее место ценилось в те времена очень высоко, в том смысле что работодателей было крайне мало, а желающих трудиться предостаточно. Доктор Франсуа осмотрел прибывших и каждому назначил лечение, дал лекарства. Он же и в дальнейшем обеспечивал форт медикаментами и диагностировал вновь прибывающих. За первой партией последовала вторая, третья, четвертая, пятая… Теперь переправляли из Марселя не по четыре, а по восемь-девять человек, хотя иногда и меньше, раз на раз не приходилось. К июню 1942 года Иван Павлович и два его верных товарища, боцман Федор Гаврилюк и бывший старшина первой статьи Платон Муравьев, доставили из Марселя в Тунизию семьдесят два человека. Хозяин автомобильного магазина Жан-Пьер Руссо и таксист Жак работали без сбоев. Механизм был хорошо смазан на средства все той же Марии Александровны. Блюстители немецких интересов в Марселе были не просто проплачены, а стояли у господина Руссо на ежемесячном денежном довольствии – никто из них в упор не видел яхту “Николь”, прибывавшую в Марсель три раза в месяц. Справедливости ради нельзя не заметить, что очень многие военные и гражданские из петеновской администрации служили не за совесть, а за страх, да и то не слишком большой. Неприятие немецких оккупантов к тому времени стало почти всеобщей, всенародной позицией французов.
Прямоугольный, высеченный в скалах форт Джебель-Кебир с его неприступными казематами с крохотными окнами, забранными литыми решетками, с его глубоким рвом, со стенами, выложенными диким камнем, с огромным внутренним двором снова стал прибежищем русских военных.
Раньше с трехсотметровой высоты, на которой расположен форт, летела над садами и виноградниками в долине печальная и страшная песня кадетов Морского корпуса:
Над Черным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.
Над голубыми полями клевера
Летели горе и гибель с севера.
Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом.
И ангел плакал над мертвым ангелом,
Мы уходили за море с Врангелем.
И еще раз:
И ангел плакал над мертвым ангелом,
Мы уходили за море с Врангелем.
Теперь в форте пели новые песни. Мария Александровна специально предупредила командиров, чтобы солдаты пели песни новых времен. Она не могла слушать без слез:
Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!
С фашистской силой темною, с проклятою ордой.
Пусть ярость благородная вскипает, как волна,
Идет война народная, священная война!
В форте Джебель-Кебир давно все сияло флотской чистотой. Люди были разбиты на отделения, взводы, классы – последнее по уровню общеобразовательной подготовки. Люди прибывали разные, хотя и в одном возрасте, примерно от 20-ти до 23-х лет. Возраст был сложный, а общеобразовательный уровень совершенно разный. Нужно отметить, что читать и писать умели все. У одних была за плечами, в той далекой жизни, только начальная школа, у других средняя, у некоторых даже один или два курса института; наверное, третья часть была деревенских, а две трети городских или поселковых – из рабочих поселков, построенных вокруг заводов и фабрик.
С педагогами в форте все устроилось наилучшим образом. Мария Александровна наняла их в русской колонии: высокообразованных и еще крепких флотских стариков хватало и в Бизерте, и в Тунисе.
Мария Александровна настолько увлеклась новым делом, что к ней как бы вернулась молодость. Она старалась не лезть в жизнь своих подопечных, не контролировать их по мелочам, но побеседовала с каждым с глазу на глаз и составила о каждом свое мнение. Командиров отделений и взводов она назначила из числа курсантов, а командовать ими поручила помощнику адмирала Беренца Владимиру Петровичу Пустовойту, капитану третьего ранга Российского императорского флота. А, например, Андре, который собирался взять ее в плен и доставить в Севастополь, она назначила командиром отделения – по разным соображениям, в том числе и потому, что он действительно обладал крепким характером. При всей разности биографий и судеб почти все юноши были едины в своей любви не просто к России, а России советской, точнее – Союзу Советских Социалистических Республик (СССР). Хотя это пока и не было понятно Марии Александровне, но она надеялась, что со временем разберется, в чем тут дело, как это за двадцать лет все перевернулось в головах у нового поколения.
Наступила дикая жара, и, как когда-то воспитанники Морского кадетского корпуса, новые обитатели форта перебрались на летние квартиры в ров двенадцатиметровой глубины, где давным-давно состоялся спектакль “Три сестры”, после которого Мария очутилась в губернаторском доме.
4 июня 1942 года ей доложили, что в новой партии спасенных подранков есть фельдшер.
– Фельдшер? Немедленно ко мне! Вот будет помощь доктору Франсуа!
Мария Александровна посещала форт не реже, чем раз в неделю, и для нее оборудовали бывший кабинет ее крестного отца адмирала Герасимова.
Дверь кабинета была приоткрыта, и, едва постучав в нее, на пороге возник солдатик.
– Военфельдшер Макитра по вашему приказанию явился! – отчеканил белобрысый худенький юноша с левой рукой на перевязи.
– Садитесь.
– Спасибо. Я постою.
– Что у вас с рукой?
– Сломали. Ничего – срастется.
– Имя?
– Толик.
– Точнее.
– Толик Макитра.
– Анатолий Макитра?
– Так точно.
– Веселая у вас фамилия. Из украинцев?
– Так точно. Та я вопще с Москвы. В фельдшерской школе у нас полно было таких фамилиев: Перебийнос, Нетудыручка, Чмурило, Галушко.
– Что?!
– Ну в Украйне голодомор был в тридцать третьем, так кто мог в Москву понаехали рабочими. Тама работы завались. Потому фамилии Перебийнос, Чмурило, Крыса, Ворона.
– Ты сказал: Галушко?
– Галушко, конечно, Саня. Самая главная акробатка, она даже на Красной площади на параде выступала, ей грамоту дали.
– Нет, ты все-таки садись, – настоятельно произнесла Мария Александровна.
Макитра присел на краешек стула.
Мария Александровна не могла разомкнуть губ, наконец, собралась с силами и спросила едва слышно:
– Расскажи подробней о Саше Галушко.
Толик Макитра покраснел: легкое ли это дело – рассказать о первой безответной любви?
– Хорошая она. Самая лучшая.
Мария Александровна поняла его волнение.
