Библиотекарист - де Витт Патрик
– Почему?
– Потому что на самом деле мне до лампочки, вернется она еще раз или нет.
– Но ты же рад, когда она возвращается.
– Рад – сказано слишком сильно. Но я и не прогоняю ее, это правда.
– И все-таки прошлой ночью она, мне показалось, чувствовала себя желанной гостьей, – заметил Боб.
Итан отдал поклон сидя и откусил еще от печенья.
– Знаешь, чем дальше, тем больше встречи с Перл и такими, как Перл, видятся мне чем-то вроде тренировки. Потому что настанет день, приятель, когда я тоже влюблюсь, как ты. И когда это произойдет, я с той, в кого я влюблюсь, буду пылинки сдувать и носить на руках до самой до смерти.
Боб на это сказал, что такой сценарий кажется ему мрачноватым и даже, пожалуй, бессердечным, а Итан ответил ему, что напрасно он придает этому столько значения.
– Ведь, по сути, это всего лишь небольшая любезность, которую мы с ней друг другу оказываем. Все равно что придержать лифт для незнакомца в подъезде. – Он похлопал по розовой коробке. – Отличная сдоба, Боб.
Боб сидел там, покуривая и попивая кофе, посматривал на своего друга и размышлял об огромной разнице в их опыте. Он все еще не знакомил Конни с Итаном, но только сейчас признался себе, что намеренно держит их порознь. И не в том было дело, что он предполагал, будто Конни, вопреки своей воле и своим представлениям о верности, хлопнется в обморок, сметенная с ног профилем Итана и его обаянием; Боб не считал также, что Итан воспользуется этим своим инструментарием с целью отбить у него Конни.
Его страх, его боязливое убеждение состояло в том, что Конни и Итан, познакомившись, придут к пониманию того, что они настоящая пара, куда более настоящая, чем Конни и Бобу когда-либо дано стать. Выглядело это бредом, но бред был резонный и в потенциале своем достоверный. Впервые в жизни Бобу выпали и любовь, и дружба, и все, что ему требовалось, чтобы сохранить это положение, – вообще ничего не делать.
Тридцать минут спустя он сидел перед домом Итана в своем “шевроле”, осознавая опасность ясно и четко: он не должен допустить, чтобы они познакомились. Он им встретиться не позволит.
* * *Ситуация с отцом Конни развивалась.
Конни пришла в библиотеку через час после того, как Боб заступил на смену, и лицо у нее было красное и зареванное.
– Доброе утро. Слушай, я сделала глупость.
Оказалось, накануне вечером она подкатила к отцу с новостью о своих отношениях с Бобом, и отец отнесся к новости плохо.
– Разве мы не договорились ничего ему не рассказывать? – удивился Боб.
– Договорились, но вот я взяла и рассказала, потому что я идиотка. – Она приложила руку к щеке. – Слушай, я совсем жуть или еще не совсем?
– Ты самую чуточку жуть.
Она вздохнула.
– Я за завтраком пыталась проглотить свои хлопья, но он все орал и орал, так что я бросила все и ушла.
– Но ты вроде сказала, что разговор был вчера вечером?
– Да, вечером он тоже орал. А потом заснул, и я подумала, что все, уже проорался, но с утра он начал по новой. В общем, не знаю, что сказать, кроме того, что он псих, а я чистая идиотка, и не представляю, что нам теперь делать.
Она пошла в туалет, чтобы поплакать еще немного. После этого они с Бобом уселись в комнате отдыха и принялись обсуждать, что можно предпринять в сложившихся обстоятельствах. Боб, осознав, что они как бы на перепутье, преисполнился несвойственной ему смелости и выдвинул идею, что ей не следует возвращаться к отцу, а следует остаться у него дома.
– Что значит “остаться”? Остаться на сколько?
– На сколько захочешь. Навсегда.
– А как же завещание?
– А что завещание?
– Он сказал, что, если мы продолжим встречаться, он лишит меня наследства. Денег, дома, всего.
– Ты думаешь, он это всерьез?
– Не знаю.
– Ну, даже если всерьез, нам от твоего отца вообще-то ничего и не надо. Дом у меня есть. И деньги.
Конни поглядела на него недоуменно, почти обиженно.
– Прости, пожалуйста, это о чем ты сейчас? – спросила она. – Это что, предложение? Это ты меня замуж зовешь?
– А ты этого хочешь?
– Наверное, да.
– Наверное, да?
– Да.
– Ладно, тогда я делаю тебе предложение.
– Ладно, делай.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– А как же встать на одно колено?
Боб встал на оба колена.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Мисс Огилви, войдя за момент до того, как Боб задал вопрос, вмешалась прежде, чем Конни успела открыть рот:
– Будь любезен, Боб, личные дела в другом месте.
И вышла из комнаты, а Боб поднялся с колен и вывел Конни наружу. Насчет замужества она больше ничего ему не сказала, но согласилась с тем, что Боб в тот же вечер за ней заедет и она останется у него, по крайней мере до тех пор, пока накал не угаснет и обстановка не прояснится, и, дожидаясь автобуса, они обсудили детали.
Ночью, без пяти двенадцать, Боб припарковал “шевроле” через дорогу от дома отца Конни и заглушил двигатель. Тень от уличного фонаря падала на капот, рассекая его наискосок; Боб держал наручные часы на свету, следя за секундной стрелкой. Было тихо.
Наступила полночь, и Боб перевел взгляд на окно второго этажа, где была спальня Конни. Сердце затрепетало, когда он увидел, что створка медленно поднимается; но тут раму застопорило, и Конни опустила ее, чтобы попробовать еще раз. Створка вдруг поддалась, подскочила и громко стукнула, что вызвало лай окрестных собак. Когда лай стих, рука Конни высунулась из неосвещенной спальни, и два чемодана один за другим были спущены на крышу крыльца. Боб, выбравшись из “шевроле”, неслышно прошмыгнул через улицу, а затем по лужайке и встал на посту там, где они договорились заранее. Конни прокралась вперед к краю крыши, по чемодану в каждой руке; она сбросила их Бобу, а затем опустилась на четвереньки и спрыгнула. Юбка ее взметнулась, и Боб заметил, никак не мог не заметить, что трусиков на ней нет, – деталь интригующая, но в тот момент недосуг было над этим поразмышлять, поскольку Конни приземлилась на траву, впечатляюще и нежданно совершив кувырок вперед, подобно парашютистам. Боб помог ей встать, подхватил ее чемоданы, и они поспешили через улицу к “шевроле”. И только усевшись в машину, Конни осознала, что она без трусов.
– Слушай, да я без трусов! – сказала она, и Боб ответил, что да, он заметил, так что Конни на минутку съежилась со стыда.
Она объяснила, что проснулась вот только что и одевалась так спешно, что трусики, как она выразилась, как-то упустила из виду. Она сказала, что сожалеет о том, какое зрелище собой представляла, если Боба оно смутило, а Боб ответил, что ничего подобного, не смутило и смутить не могло, а кроме того, было темно, и вообще ему это все в кайф.
Он, молодой библиотекарь, переживал любовное приключение; летней орегонской ночью его скандализованная возлюбленная свалилась с неба, позабыв про белье, и глушитель “шевроле” урезонивающе бормотал что-то. Они ехали по мосту; окна были опущены, от воды веяло прохладой, которая проникала в машину. Конни сидела рядом растрепанная; лицо ее обрело выражение, которое можно было принять за влюбленность.
– Я выйду за вас замуж, месье Боб.
* * *Девять дней спустя отец Конни упал замертво, поливая лужайку перед домом.
Конни оставила номер Боба соседке, которой доверилась, и теперь, ленивым воскресным днем, соседка позвонила сообщить новость.
Боб лежал на диване и через коридор видел, как Конни в кухне разговаривает по телефону; в белом фартуке, она держала в руке длинную деревянную ложку и кивала, и ложка тоже кивала, как дирижерская палочка, отбивая такт.
– Хорошо. Да. Отлично. Спасибо. – Она положила трубку на рычаг. – Мой отец умер, – сказала она и повернулась к плите, чтобы помешать суп.
Боб прошел на кухню, приблизился к ней сзади, обнял за талию, но она приняла это сухо, и поэтому он воротился к дивану.
Некий голос подсказал Бобу, что ее нужно оставить в покое; после ужина, поразмыслив, она спокойно сообщила ему, что, хотя ее отец и не был плохим человеком, все-таки он был глуп, глуп и с дурными наклонностями, и решение ее состоит в том, что она не станет заниматься его останками, потому что он ликовал бы при виде того, как неприятно и неуютно ей будет иметь с ними дело, и этого последнего торжества она ему не доставит.
