Библиотекарист - де Витт Патрик
Каждый раз, когда Боб и Итан входили, Салли, где бы в этот момент ни находилась, кричала: “Пэтти!” – и одинокие, бедноватые завсегдатаи с их язвами, стимулирующими бодрость пилюлями и пульсирующей в черепе зубной болью оборачивались поглазеть на ответную реакцию Итана. Они жаждали тоже удостоиться прозвища, но Салли была им не по зубам, точно так же, как Итан был не по зубам Салли. Лет на пять раньше она, возможно, и смогла бы его покорить, хотя бы ненадолго; но теперь у нее не было ни единого шанса. Про любовь речи не шло, о жизни Итана и о том, что он за человек, Салли почти ничего не знала, но она вожделела его внимания, видя в нем воплощение молодости и мужественности, а также в знак уважения к тем социальным ценностям, которые когда-то воплощала собой сама. Ее собственная юность только-только отполыхала, казалось, пыталась внушить она, и когда величала его Пэтти, то, должно быть, слышался ей отзвук тех цветущих, необузданных дней.
Итан же делал вид, что не замечает знаков внимания со стороны Салли, держался нейтрально, ни в коем случае не враждебно, ни намеком не отвечая на заигрывания, дабы не посылать сигналов, которые могли быть неверно трактованы. “Жесток во благо?” – хмыкнул Боб, и Итан коснулся пальцем кончика своего безупречного носа.
Выпал день, когда в закусочной почти никого не было, и Боб решил, что поговорит с Итаном о Конни, о физической стороне любви, об идее плотской близости с Конни и о том факте, что сам он этим делом еще ни разу не занимался. Подходил к этому как-то в одиннадцатом классе, а потом еще раз в колледже, но тогда ни с одной из девушек его не связывало истинное родство, так что подходил-то он подходил, да не подошел. Понемногу он привыкал видеть в себе человека, который способен обойтись без этих страстей, способен и готов к этому, но тут возникла Конни, и хотя наверняка сказать было трудно, но она, похоже, в самом деле ожидала от Боба больше того, что входило в норму, сформированную его весьма ограниченным опытом.
К этому времени она уже трижды побывала в гостях у Боба, но они все еще ни разу всерьез не поцеловались. Исходя из мировоззрения Боба, половой акт по значимости был все равно что убийство; мог ли он так поступить с Конни?
Они заказали, что будут есть, а затем Боб изложил свою позицию, огласил свои опасения. Итан, хранивший молчание, пока Боб не закончил, только тогда спросил:
– А не думал ли ты, что она хочет, чтобы ты это сделал?
– Думал, – сказал Боб. – И решил, что это слишком смелое допущение.
На что Итан призвал его к действию, прибегнув к прямым, грубым не ради грубости выражениям и никак не учитывая то состояние трепета, в котором пребывал Боб.
– Ну, я, конечно, не знаком с этой девушкой, – сказал он, – но, сколько могу судить, нет на свете молодого мужчины или молодой женщины, которые были бы против того, чтобы совокупиться с партнером по своему выбору.
Боб вспыхнул, в гневе на то, что подобная пошлость может касаться Конни, и сказал, впервые произнеся это вслух:
– Нет, но послушай, я же ее люблю…
Итана эта декларация Боба удивила до крайности; игривость, написанная у него на лице, сменилась вдруг добротой, а затем и смущением.
– Ну, тогда это что-то другое, Боб, – сказал он. – В таких вещах, в самом деле, я мало что понимаю. Так что, может, и вправду брякнул что-то не то, но все-таки, на мой взгляд, любовь и плотская близость должны хорошо сочетаться. Твоя юная леди тоже живая, из плоти и крови, и хотя не исключено, что она никогда ни за что не захочет заняться любовью, мне кажется, ты оказываешь ей медвежью услугу, когда возводишь ее на какой-то там пьедестал. Вот что, давай-ка мы спросим Салли. Эй, Салли!
Салли как раз расставляла для них тарелки.
– Что?
– Нам нужен твой житейский совет, как ты насчет этого?
– Всегда готова!
– Отлично. Что ж, Салли, для меня это новость, но я только что обнаружил, что вот этот мой приятель влюблен, и по самые уши.
– Да ну? Надо ж, вот черт, поздравляю. Это здорово.
Салли похлопала Боба по руке, и ее улыбка была искренней.
– Но, понимаешь, тут есть проблема, – продолжил Итан. – Он влюблен до того, что вбил себе в голову, что для физической любви его дама слишком прекрасна.
– А, так ты один из них, – сказала Салли и покачала головой так, будто предвидела такой поворот. – Ох, брат…
– Но что мы ему ответим? – спросил Итан.
И Салли сказала Бобу:
– Я скажу это один раз, и тебе самому решать, верить мне или нет. Ты только пойми, что я говорю с тобой честно и с самыми лучшими пожеланиями тебе и твоей конфетке, ты слышишь меня?
– Слышу.
– Хорошо слышишь?
– Да.
Салли посмотрела в самые глаза Боба.
– Даже самой чистенькой белоснежной голубке время от времени хочется, чтобы ее притиснули к стенке.
– Видишь? – сказал Итан.
– Я права или не права? – спросила Салли.
– Ты права. Она права.
Нельзя сказать, что Боб совсем всерьез отнесся к совету, который он получил в тот день от Салли и Итана; но кто знает, возможно, то, что Конни и Боб консумировали свой альянс на следующем же свидании, не стало простым совпадением. У отца Конни обострилась одышка, он на сутки лег в больницу понаблюдаться, так что Конни впервые с тех пор, как Боб с ней познакомился, оказалась свободна на целые двадцать четыре часа. Впрямую, где она проведет ночь, они не обсуждали, но она явилась в дом к Бобу с подозрительно объемной сумкой через плечо – Боб это заметил, и то, что он это заметил, Конни тоже заметила. Они съели спагетти и распили бутылку вина, а потом прогулялись по окрестностям. Боб указал на торчащий из тротуара пожарный гидрант.
– Споткнулся однажды об него и разбил голову. Восемь лет мне было. Все залил кровью.
Уличные фонари включились, когда они шли вверх по ступенькам к дому; оказавшись внутри, Конни так и продолжила вверх по ступенькам идти в спальню Боба. Он следовал за ней, и после некоторых борений они по-дружески прилегли рядом. Это было недолгое упражнение. Потом Боб лежал и думал свои счастливые глупые мысли. Теперь он блудник, и внезапно все как-то сделалось хорошо.
Боб признался, что раньше никогда этим не занимался, и Конни явно была тронута тем, что она у него первая. Но когда она, в свой черед, не ответила ему таким же признанием, ему пришлось спросить себя, почему. Кожу подернуло холодком; зная, что выспрашивать неразумно, он все же не удержался, спросил, и тут выяснилось, что до Боба она уже занималась любовью с тремя другими мужчинами. Мужчин она называла парнями. Это резкое слово ранило Боба; когда он спросил, что она имеет в виду, употребляя его, она удивилась:
– Что значит, что я имею в виду?
– Я имею в виду, что, предположительно, это был кто-то из твоей школы, нет?
– Нет, Боб, я же тебе рассказывала, мальчишки в школе были просто кошмар. Мне даже думать о них было противно в таком ключе.
– Тогда кто же то был?
– Просто парни, и все.
Боб напрягся всем телом и зажмурился изо всех сил, а Конни, лежа на боку и подперев подбородок ладонью, внимательно на него смотрела.
– Я не стану рассказывать, если ты раздуешь из этого целое дело.
– Я не раздую, нет. Может показаться, что да, но я знаю, что нет.
– Для меня это ерунда, – сказала Конни.
– Ладно, – сказал Боб. – Я все понимаю.
Он понимал, кроме того, что ему это не на пользу, но поделать с собой ничего не мог и расспросил о подробностях. В общих чертах, пояснил он, набросок мягким карандашом; и Конни согласилась выдать ему то, чего, по его мнению, он хотел.
– Парень номер один, – сказала она, – был плотник, которого отец вызвал, чтобы заменить ступеньку на лестнице, ведущей в подвал. Ему было чуть за сорок: вялый, дружелюбный, с животиком, разведен. То, что мой отец решился оставить нас с ним вдвоем, должно дать тебе представление о том, что это был за тип. Не Гэри Купер, понятно?
– Да.
– Ты в порядке?
– Да.
– Я еще за несколько недель до того решила, что со всем этим надо кончать и что, как только появится шанс, я им воспользуюсь. И вот шанс появился. Я накрасила губы и принесла парню тост, перекусить; сидела, смотрела, как он ест, а после спросила: “Как тебе тост?” “Отличный”, – сказал он. Потом я спросила, нравлюсь ли я ему. Он надел очки и прищурился. “Конечно”, – сказал он. Я спросила, не хочет ли он зайти ко мне в комнату, и он поглядел на часы. – Конни со значением подмигнула. – Но, в общем, он оказался славный. То есть не свинья или что-то такое, и опрятный, вымытый, что уже не так плохо. Но само действо оставило грустное впечатление. После всего он стоял в ногах кровати, разглядывал, что висит у меня на стенах. У него была огромная, мясистая спина с жировыми складками и маленькая ярко-красная попка, как у десятилетнего мальчика, которого только что отшлепали. И вот он стоит там, смотрит на мой аттестат, на мои рисунки пони и фей и говорит: “Эх, напрасно я это”. Он оделся, а я накинула халатик и вышла проводить его до дверей. Мы пожали друг другу руки, и он сказал во второй раз: “Напрасно я это”. И больше мы с ним не виделись. Да я и не собиралась. И это был парень номер один.
