Джонатан Коу - Дом сна
До семи оставалось еще три часа. Благополучно избавившись от мыши, Сара принялась искать другие предлоги, чтобы оттянуть возвращение в свой безмолвный дом. Несколько минут ходу – и глазам ее предстало спасение в виде многозального кинотеатра. Сара подтолкнула Элисон ко входу, они остановились в фойе у афиш.
– Ты часто ходишь в кино? – спросила Сара.
– Не очень. Иногда на каникулах. Мы берем напрокат кассеты.
Большинство фильмов совершенно не годилось – во всяком случае на афишах имелись надписи «До 15» и «До 18». Но один фильм выглядел достаточно многообещающе: комедия «Два сапога пара» – 4. Рекламный плакат не внушал особого доверия – два полицейских в форме целились друг другу в физиономии из гигантских пистолетов, внизу надпись: «ОНИ ВЕРНУЛИСЬ – ОНИ ВНОВЬ ВЗЯЛИСЬ ЗА ДЕЛО – ОНИ ЕЩЕ БЕЗУМНЕЙ!» Но Сара вспомнила, что именно этот фильм Терри столь пространно превозносил в газете на прошлой неделе. «Удовольствие для всей семьи» – не это ли он написал в заключении? Что ж, остаток второй половины дня они с Элисон побудут своего рода семьей, а в удовольствии они обе точно нуждаются. Сара купила два билета, и они вошли в зал.
Потребовалось всего несколько минут, чтобы Сара поняла, что допустила ужасную ошибку. Фильм был омерзителен настолько, что знай она заранее, сто раз бы подумала, смотреть ли его вообще, уже не говоря о компании впечатлительного и неискушенного ребенка девяти лет. И причина была вовсе не в кошмарном юморе – во время сцен, безудержно смешных по замыслу режиссера, Элисон сидела неподвижно, пребывая в полном недоумении (чего стоил один эпизод, когда копам поручили сопровождать жену президента к месту выступления, но перед этим они так натрескались печеной фасоли, что беспрестанно пускали газы в президентском лимузине). Причина была и не в женщинах, изображенных какими-то жуткими животными, – это была сквозная линия фильма (имелась еще и побочная – о несправедливо арестованном владельце магазина, чью робкую и почтенную жену заставили исполнять стриптиз перед полицейскими, чтобы мужа выпустили из камеры, а ей это дело так понравилось, что она решила освоить профессию стриптизерши). Нет, по-настоящему Сару встревожило другое: краснеть от стыда за то, что она привела в кино Элисон, заставил ее флирт со смертью. Режиссер просто упивался смертью – смерть была вставной репризой, карнавалом, пищей для шуток и комическим средством от всех напастей. Персонажей убивали, взрывали, устраняли, разрывали на куски – и все ради поворота сюжета или просто ради шутки. Мимоходом совершалось непринужденное массовое человекоубийство путем беспорядочно взрываемых машин и домов. Единственный симпатичный персонаж-негр, эдакий дядя Том, помогавший главным героям, был весело убит – исключительно ради нескольких секунд пафоса. Фильм, который не претендовал ни на что, кроме безудержного веселья, был пропитан смертью, насыщен смертью, намазан ею.
Еще хуже было то, что вскоре после начала сеанса кофе, выпитый в «Макдоналдсе», начал давить на мочевой пузырь.
– Я сейчас вернусь, – прошептала она Элисон, сжав ей руку.
Споласкивая лицо холодной водой, Сара решила – будь что будет, но они уйдут из зала прямо сейчас. Продолжать пытку нет никакого смысла.
Сара вытерла лицо бумажными полотенцами и вернулась на место. Элисон исчезла.
***
– Пунктуальность, мистер Уорт, – сказал доктор Дадден, одобрительно глянув на часы, когда Терри сел напротив. – Пунктуальность – основа организации. Организация – основа успеха. Рад видеть, что в этом вы согласны со мной.
Он выключил маленький магнитофон (исторгавший безликую и бесстрастную клавесинную музыку) и добавил, видимо, для себя:
– Для этого человека ритма метронома не существует. Просто не существует.
Облегчив тем самым душу, доктор Дадден поудобнее устроился за столом и с улыбкой обратил взгляд на пациента. Тот вяло улыбнулся в ответ. Честно говоря, самочувствие Терри трудно было назвать прекрасным. Прогулка вдоль обрыва не взбодрила, но, напротив, обессилила – он и не подозревал, что находится в такой плохой форме. Тонизирующее воздействие полутора чашек кофе, выпитых утром, еще не прошло, и мозг работал четко и энергично, смущая своим несоответствием с ослабевшими руками и ногами; помимо прочего, мозг продолжал беспокоиться о судьбе драгоценной фотографии, которая, возможно, завалилась куда-то в лондонской квартире, а возможно – и нет. И в довершение ко всему, в голове у Терри свербили две тревожные мысли, имевшие прямое отношение к доктору Даддену. Одна – о том, что судя по тяжелым мешкам под глазами, доктор не высыпается. Другая, куда более неприятная – после комплимента, сделанного непривычно ласковым тоном, у Терри зародилось ужасное подозрение, что доктор Дадден симпатизирует ему.
Подозрение это незамедлительно нашло подтверждение в речи доктора.
– Вы провели здесь чуть больше недели, мистер Уорт, и мне кажется, пришло время вкратце изложить наш modus operandi[32]. Я так говорю потому, что до вашего приезда считал: для меня как для исследователя основная польза от вашего пребывания здесь будет заключаться в возможности выяснить, какое воздействие на содержание ваших снов оказал просмотр столь большого количества фильмов за столь короткое время. Но поскольку вы не спите вовсе, провести подобное исследование не представляется возможным.
– Пусть я по-прежнему не сплю, – сказал Терри, – но чувствую я себя иначе. Более отдохнувшим.
– Меня это не удивляет. Вы действительно начинаете больше спать. Например, прошлой ночью вы восемнадцать минут находились во второй стадии.
Терри кивнул, не очень понимая, о чем речь.
– Ну и как, приятное ощущение? Приятно чувствовать себя отдохнувшим?
– Ну… да, – удивленно ответил Терри.
– Понятно. – По всей видимости, доктор рассчитывал на иной ответ. Он подался вперед и с энтузиазмом продолжил:
– Я не боюсь сказать вам, мистер Уорт, что вы превзошли мои ожидания и оказались куда более необычным экземпляром, чем я мог себе представить. Честно говоря, я начинаю думать, не является ли ваш случай единственным в анналах сомнологии. И потому я хотел бы вам предложить… я хотел бы вас пригласить оставаться в клинике столько, сколько вы того пожелаете. В качестве гостя. И я надеюсь, что наши «беседы», как несколько официально я их называю, станут… менее официальными, что ли.
– Менее официальными?
– Более дружескими. Более… непринужденными. Таким образом…
– Таким образом, вы надеетесь снискать мое расположение с тем, чтобы подтолкнуть меня остаться здесь. И тогда вы, как исследователь, получите в свое полное распоряжение редкий экземпляр, так?
– Это очень циничный взгляд.
– Может быть. – Наверное, причина крылась лишь в странном состоянии Терри, но вопреки собственному желанию он не испытывал к доктору Даддену прежнего отвращения. – Что касается непринужденных разговоров, можем ли мы предусмотреть двусторонний обмен информацией? Мне, в конце концов, надо написать статью о вашей клинике.
– Всенепременно. Всенепременно. Великая радость слышать, что на ваш взгляд, наши совместные труды способны вызвать интерес у широкой публики. Да, я с удовольствием предоставлю вам более-менее свободный доступ к материалам, при условии сохранения врачебной тайны, разумеется…
– Разумеется.
– Итак, у вас уже есть какой-то вопрос? Для затравки.
– Да, есть, – сказал Терри. – И не один.
– Тогда задавайте.
– Хорошо. – Терри выпрямился на стуле, стараясь показать свою сосредоточенность. – Ну… например, вы сказали, что мой случай вполне может оказаться единственным. А с чем его можно сравнить?
– На ум приходят лишь два аналогичных случая, один из которых должным образом описан, другой – нет. Семидесятилетняя бывшая патронажная сестра из Лондона, известная под именем мисс М., провела несколько ночей в авторитетной сомнологической лаборатории, где установили, что ее нормальный сон длится всего один час. К людям, которые спят больше, она относилась весьма сурово: пациентка считала их бездельниками, которые попусту тратят время. Возможно, в ее словах был смысл. – Доктор Дадден сделал паузу. – Еще более примечателен широко известный случай управляющего лондонским приютом, который в 1974 году утверждал, что все послевоенные годы спит лишь по пятнадцать минут в сутки. Однако его утверждение так и не удалось проверить, поскольку он неизменно отказывался пройти обследование в лабораторных условиях. Рекорд же самого длительного промежутка времени, проведенного без сна, принадлежит мистеру Рэнди Гарднеру из Сан-Диего: в 1965 году в возрасте семнадцати лет он не спал двести шестьдесят четыре часа. Его двигательные и физические функции, судя по всему, ничуть не пострадали – в последнюю ночь он играл в баскетбол и выиграл. Но я подозреваю, что вы, мистер Уорт, с легкостью побьете этот рекорд, если уже не побили, сами того не сознавая. Мне достоверно известно, что за те более чем двести часов, проведенных в клинике, вы не продвинулись дальше второй стадии сна.
