Татьяна Коган - Персональный апокалипсис
– Я хочу вам поверить. Но мне нужны хоть какие-то факты.
Его дочь умрет – вот единственный факт, который Томас мог предоставить следствию. Умрет по его вине. Несколько мгновений назад он практически достиг цели, почти прикоснулся к деньгам, благодаря которым мог спасти Тину. А теперь он не просто вернулся к началу, а отдалился от него на немыслимо далекое расстояние. Вероятно, он находился в шоковом состоянии и до конца не осознавал случившееся – и лишь поэтому все еще дышал, а не корчился в бессильных судорогах.
Закончив допрос, офицер отвел Крайтона в камеру временного содержания. Металлическая дверь лязгнула, оставив его наедине со своими мыслями. Томас сел на лавку, вцепившись в волосы дрожащими пальцами, и невидяще уставился на царапину на грязном полу.
Мэдди любила говорить, что все к лучшему. Кто другой попробовал бы его утешить подобной заезженной фразой, он бы ответил колкостью, а то и вовсе накостылял по шее. Но Мэдди не просто говорила, она искренне верила, и эта святая убежденность обезоруживала и заставляла хотя бы на секунду – на долю секунды – проникнуться этой утопической идеей и помечтать о нереальном, фантастическом мире, где все действительно случается к лучшему.
Он догадывался, что в этом вымышленном мире Мэдди спасается от травмирующих воспоминаний. Ее брата убили, что ни при каких воображаемых условиях не могло быть «к лучшему», и она это отлично понимала. Но ей было необходимо во что-то верить, чтобы продолжать жить полной, осознанной жизнью, – и Томас как мог поддерживал ее добровольную маленькую иллюзию.
Он вспомнил, как она радовалась, когда ее пригласили участвовать в районном конкурсе вокала. Мэдди отлично пела, тембр ее голоса – сочный, с легкой хрипотцой – впечатлял даже далеких от музыки слушателей. Для финального выступления требовался подходящий наряд, и жена металась в поисках. В витрине магазина она увидела роскошное оранжевое платье, но оно стоило слишком дорого. Томас настаивал на покупке, но практичная Мэдди ни за что не соглашалась потратить такую сумму на «легкомысленную тряпицу».
За несколько дней до концерта ей позвонили из организационного комитета и сообщили, что спонсоры изъявили желание одеть финалистов и выделили каждому подарочный сертификат того самого магазина одежды! Восторгу Мэдди не было предела, она бегала по квартире, смеялась и визжала, а Томас с Тиной сидели на диване и изображали недоумение. На сцену она поднималась в изумительно шедшем ей огненном платье и светилась от счастья. Крайтон сидел в первом ряду, довольный тем, как ловко все провернул. Две недели, помимо основной работы, он трудился грузчиком и, накопив нужную сумму, попросил Жози связаться с Мэдди и озвучить ей легенду о щедрых спонсорах.
Тине тоже нравится петь. Самому Крайтону медведь на ухо наступил, но дочка, к счастью, пошла не в него.
– Когда вырастет, станет звездой, – фантазировала Мэдди, любовно ероша кудряшки дочери. – А что? Все данные для этого есть!
Все данные, кроме будущего.
Томас резко выпрямился. Его лицо приняло непривычно жесткое, непроницаемое выражение. Упрямый подбородок взметнулся вверх, а кулаки угрожающе сжались.
Он кинулся к двери и принялся исступленно ее пинать, требуя, чтобы его немедленно выпустили. Двое копов, вызвавшиеся усмирить смутьяна, отперли замок и зашли в камеру, красноречиво похлопывая дубинками по бедрам.
– Угомонись, парень, – прогундосил тот, что повыше, и растянул тонкие губы в ехидную улыбку, от чего они совсем исчезли.
Томас попятился, уперся спиной в стену.
– Иначе придется тебя поучить нормальному поведению, – коп шагнул вперед, намереваясь отвесить буйному пару показательных тумаков.
Дальнейшее стало неожиданностью не только для полицейских, но и для самого Томаса. Все чувства отключились, мозг заработал быстро и четко, просчитывая дальнейшие ходы и выбирая наиболее оптимальный. Он сделал резкий выпад, ударив первого копа в живот, тут же добавил локтем в затылок, когда тот согнулся, и переключился на второго, молниеносно обрушивая кулак в отвисшую челюсть.
Завладеть пистолетом было делом пары секунд. Он обхватил за шею второго копа, приставив дуло к его виску, и двинулся в коридор, прикрываясь заложником.
– Всем назад! Иначе он покойник!
События развивались стремительно и карикатурно, как финал плохого боевика. Не имелось никакой объективной возможности выбраться из переполненного полицейского участка – и тем не менее это происходило, здесь и сейчас, и он, Крайтон, не просто в этом участвовал, но играл центральную роль.
Он с такой силой вдавливал пистолет в висок заложника, что содрал кожу – тонкая струйка крови стекала по шее полицейского, которую Томас сдавливал второй рукой; мозг подмечал мельчайшие детали, но отбрасывал их, как мусор, концентрируясь на главной задаче. Направо. В коридор и налево. Не поворачиваться спиной. В холл. Мимо пункта охраны. Пригибать голову.
Заложник без конца спотыкался, и Крайтон практически волочил его на себе.
Звонили телефоны, трещали рации, кто-то кричал. Томас ничего не слышал – его накрыла абсолютная, сокрушительная тишина, впитавшая в себя посторонние шумы и голоса. Только единственный звук – собственного сердца – казался оглушительно громким.
Он достиг входной двери, вынудив полицейских расступиться, выбежал на улицу и рванул к дороге, продолжая прикрываться живым щитом.
Завизжали тормоза. Томас кинулся наперерез к ближайшему автомобилю.
– Дверь открывай! – приказал испуганно сжимавшему руль толстяку. Оттолкнул заложника, кубарем покатившегося по асфальту, запрыгнул внутрь и направил пистолет на жирдяя: – Поехали, живо!
Побледневший водитель нажал на педаль газа и судорожно рванул вперед. И почти сразу же, где-то совсем рядом, взметнулся в воздух надсадный вой полицейской сирены.
Впереди замаячил желтый сигнал светофора.
– Не останавливайся, жми быстрее! – Томас посмотрел назад: две патрульные машины следовали по пятам и быстро приближались. Преследователи мчались на «Ford Police Interceptor». У тачек восьмицилиндровый силовой агрегат от «Mustang» на 4,6 литра, но максимальная скорость ограничена 136 милями в час. Значит, на угнанной «Toyota» можно было бы оторваться, если сменить шофера. Томас бросил быстрый взгляд на вспотевшего от страха толстяка. Его губы дрожали, как два желейных ломтя.
– Тормози! – приказал Крайтон.
Машина резко сбавила скорость и остановилась.
– Выметайся!
Томас быстро перебрался на водительское кресло и рванул с места в тот момент, когда расстояние между ним и преследователями сократилось до нескольких метров. Он неплохо знал эту часть города, но действовать следовало предельно быстро, пока не подключили вертолеты. Тогда – конец.
Он разогнался до 80, 90, 100 миль в час и продолжал ускоряться, лавируя между машинами, задевая бампером бока, рискуя врезаться и разбиться всмятку. Томас лихорадочно прикидывал, где свернуть, когда заметил, как патрульная машина перекрывает впереди дорогу. «Быстро работают, сволочи!» Он резко крутанул руль, выворачивая на встречную полосу и едва избегая столкновения с тяжелым «Доджем».
Истерично завизжали покрышки, кто-то въехал в бордюр, два автомобиля «поцеловались» и остановились, – но он уже стремительно удалялся. На бешеной скорости миновал перекресток, до смерти напугав собравшихся переходить дорогу пешеходов, проехал еще два квартала и лихо нырнул на длинную сквозную улочку, выходившую на широкий проспект. Рядом площадь, полно народу, не доезжая – бросить тачку, смешаться с толпой, дойти до станции метро – а там уж он улизнет.
«Домой нельзя. Схорониться где-то, обмозговать. Времени почти нет. Полтора миллиона! По триста тысяч получилось бы! Чертов ублюдок Джонни, чтоб ты в аду горел!»
Он отвлекся на какую-то секунду, проверяя, нет ли погони, а когда поднял глаза, увидел старика, решившего перейти дорогу именно в тот момент, когда прямо на него, на огромной скорости, летел автомобиль.
Где-то на подкорке мелькнуло короткое: «Не успею затормозить». Чертов, чертов старик! Томас дернул руль, с силой вдавливая ногу в педаль тормоза. Машину резко занесло. Глаза зафиксировали стремительно надвигающуюся бетонную стену. А потом зрение пропало.
Глава 14
К клинике пластической хирургии, сверкавшей белым фасадом за черной кованой оградой, Софочка приближалась маленькими шажками, уговаривая себя не робеть. На крыльце она зачем-то отряхнула чистые сапожки, сделала глубокий вдох и вошла в дорого отделанный, сверкающий хромовыми поверхностями холл. Приветливой девушке на ресепшене объяснила цель визита.
– Да, конечно. Наденьте халат и бахилы. Вас проводят.
В просторной палате Лиля лежала одна, безвольно вытянув руки вдоль тела. Действие наркоза недавно закончилось, подруга слабо улыбнулась:
– Привет.
