Карлос Сафон - Игра ангела
Я возвел глаза на бесконечный лабиринт стеллажей.
— Как выбрать одну-единственную книгу среди бесконечного множества?
Исаак пожал плечами.
— Некоторые думают, будто книга сама выбирает себе… судьбу, если так можно выразиться. То, что вы здесь видите, — веками пополнявшееся собрание забытых и потерянных книг, книг, осужденных на уничтожение и вечное забвение. Эти книги вобрали память и душу времен и чудес, давно всеми позабытых. Никто из нас, даже самые старые, не помнят, когда и кем было создано хранилище. Вероятно, оно столь же древнее, как и сам город, и растет вместе с ним, под его сенью. Нам известно, что здание было возведено из руин дворцов, церквей, тюрем и больниц, некогда, возможно, существовавших на этом месте. Начало главной конструкции восходит к началу восемнадцатого столетия, и с тех пор она непрестанно меняет облик. В прежние времена Кладбище забытых книг таилось под катакомбами средневекового города. Кое-кто утверждает, что в эпоху разгула инквизиции ученые и просто свободомыслящие люди прятали запрещенные книги в саркофагах и предавали погребению в оссуариях[29] по всему городу, дабы уберечь их, уповая на то, что грядущие поколения сумеют их откопать. В середине прошлого века был обнаружен длинный подземный ход, соединявший недра лабиринта с подвалами старинной библиотеки. Ныне она опечатана и сокрыта в руинах древней синагоги в квартале Аль-Каль. Когда снесли последние крепостные стены города, начались оползни, и потайной ход затопило водой из подземного источника, который с незапамятных времен протекает там, где теперь расположен бульвар Рамбла. В настоящее время им не пользуются, однако мы предполагаем, что тоннель довольно долго служил одним из главных проходов к тайному хранилищу. Большая часть лабиринта, что у вас перед глазами, относится к девятнадцатому веку. Об этом месте знают не больше сотни человек в городе, и я надеюсь, что Семпере не совершил ошибки, сделав вас одним из нас…
Я энергично замотал головой, но Исаак взирал на меня с недоверием.
— Пункт третий: вы можете похоронить свою книгу где хотите.
— А если я заблужусь?
— Дополнительная статья, моего собственного изобретения: постарайтесь не заблудиться.
— А кто-нибудь когда-нибудь терялся?
Исаак коротко вздохнул.
— Много лет назад, когда я только начинал работать здесь, ходили слухи о Дарио Альберти Цимермане. Полагаю, Семпере вам о них, конечно, не обмолвился…
— Цимерман? Историк?
— Нет, дрессировщик тюленей. Скольких Дарио Альберти Цимерманов вы знаете? Дело в том, что зимой 1889 года Цимерман ушел в глубь лабиринта и пропал на целую неделю. Его нашли забившимся в один из проходов, полумертвого от страха. Он возвел вокруг себя баррикаду из нескольких рядов священных текстов, чтобы отвести глаза.
— Кому?
Исаак смерил меня долгим взглядом.
— Черному человеку. Уверены, что Семпере вам об этом не рассказывал?
— Убежден.
Исаак понизил голос и завел речь доверительным тоном:
— Некоторые члены нашей общины издавна, хотя и не часто, встречали в коридорах лабиринта черного человека. И все описывали его по-разному. Кое-кто даже заявлял, что вступал с ним в беседу. Одно время поговаривали, будто черный человек — дух проклятого писателя, которого предал один из членов сообщества, взяв отсюда одну из его книг и не сдержав положенного обещания. Книга потерялась навсегда, и покойный автор вечно бродит по коридорам, желая отомстить. Ну, понимаете, история в духе Генри Джеймса,[30] которые так нравятся публике.
— Неужели вы этому верите?
— Нет, конечно. Я поклонник другой теории. Выдвинутой Цимерманом.
— И она состоит в том…
— Что черный человек — патрон сего места, родоначальник тайного и запретного знания, учености и памяти, тот, кто дарует свет озарения сказителям и писателям с незапамятных времен… Он наш ангел-хранитель, ангел лжи и ночи.
— Вы меня разыгрываете.
— В каждом лабиринте обитает свой Минотавр, — промолвил хранитель. Исаак загадочно улыбнулся и указал на вход в лабиринт. — Выбор за вами.
Я ступил на мостик, который вел к одному из проходов. Постепенно я углубился в коридор из книг, описывавший восходящую дугу. В конце дуги коридор разветвлялся на четыре рукава и образовывал небольшой круг, откуда вырастала винтовая лестница, терявшаяся в вышине. Я поднимался по лестницам, пока не добрался до площадки, где начинались три коридора. Я рискнул, выбрав тот, который, по моему мнению, вел в сердце конструкции. Я шел, скользя кончиками пальцев по корешкам десятков и десятков книг. Я всем существом вбирал запах и свет, пробивавшийся сквозь узкие щели и ореолом окружавший стеклянные фонари, привинченные к деревянным стеллажам, развеивая призраков и тени. Так я брел без цели минут тридцать и в результате очутился в некоем замкнутом пространстве, похожем на комнату, где стояли стол и стул. Стены были сложены из книг и казались сплошными, за исключением крохотной расселины, наводившей на мысль, что кто-то унес с полки один том. Я решил, что тут роман «Шаги с неба» обретет новый дом. Я в последний раз посмотрел на титульный лист и перечитал первые строчки. Я представил себе миг (если судьбе будет угодно), который наступит через много лет после того, как меня постигнут смерть и забвение, когда неведомый человек повторит мой путь и придет в эту комнату, чтобы найти безвестную книгу, в которую я вложил душу. Я поставил ее на полку. Меня охватило странное ощущение, будто это я сам остался на стеллаже. И тут я почувствовал, что за спиной у меня кто-то есть. Я повернулся и встретился лицом к лицу с черным человеком, смотревшим мне прямо в глаза.
21В первый момент я не узнал собственного взгляда в зеркале — одном из вереницы матово поблескивавших зеркал, тянувшейся вдоль коридоров лабиринта. В зеркале отражались мое лицо и кожа, но глаза были чужими. Тревожные, темные, до краев наполненные злобой. Я отвел взгляд и почувствовал, что меня снова одолевает тошнота. Я присел на стул у стола и сделал глубокий вдох. Мне пришло в голову, что даже доктора Триаса, наверное, позабавило бы, что жилец, поселившийся у меня в мозгу, или новообразование, как он предпочитал выражаться, случайно нанесет мне удар милосердия в подобном месте, почтив меня честью сделаться первым постоянным гражданином Кладбища забытых романистов. Тем литератором, кто будет погребен вместе со своим последним и жалким творением, собственноручно уложенным автором в могилу. Меня найдут спустя десять месяцев или десять лет, а может, не найдут никогда. Яркий финал, достойный «Города проклятых».
Меня разобрал горький смех, и он, наверное, спас меня, поскольку сознание немного прояснилось. По крайней мере я вновь стал отдавать себе отчет, где нахожусь и с какой целью пришел сюда. Я собирался встать, как вдруг увидел его — неказистый томик с потемневшей обложкой и стершимся названием на корешке. Он лежал на стопке из четырех книг, сложенной на краю стола. Я взял его в руки. Книга была переплетена в пергамент или, во всяком случае, какую-то кожу, выделанную и вычерненную скорее прикосновениями рук, чем красителем. Буквы заглавия, выведенные чем-то вроде туши, расплылись, но на четвертой странице название читалось отчетливо:
Lux Aeterna[31]
D. M.
Инициалы, совпадавшие с моими, видимо, принадлежали автору, но в книге не нашлось больше ни одного свидетельства, подтверждавшего предположение. Я бегло просмотрел несколько страниц и выделил не меньше пяти языков, чередовавшихся в тексте: испанский, немецкий, латынь, французский и древнееврейский. Я наугад прочел один абзац. Отрывок имел сходство с молитвой, хотя, если я ничего не напутал, в традиционной литургии она не звучала. И потому меня заинтересовал необычный требник или сборник плегарий.[32] Текст был размечен цифрами и разбит на строфы с выделенными вступлениями, обозначавшими скорее всего новый эпизод или тему. Чем внимательнее я вчитывался, тем больше убеждался, что содержание живо напоминает мне уроки евангелия и катехизиса в школе.
Я легко мог выйти из комнаты, образованной стеллажами, выбрать любую другую книгу среди сотен тысяч и покинуть это странное место, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Мне даже казалось, что я так и поступил, пока не осознал, что иду обратно по тоннелям и коридорам лабиринта с этой книгой в руках: она, как паразит, словно въелась в кожу. На секунду мне почудилось, что книге хочется распрощаться с этим местом намного сильнее, чем мне, и она каким-то образом руководит мною, указывая путь. Изрядно покружив и пару раз продефилировав мимо одного и того же экземпляра четвертого тома собраний сочинений Ле Фаню,[33] сам не понимая как, я очутился у винтовой лестницы, спускавшейся вниз, и оттуда без труда нашел дорогу к выходу из лабиринта. Я полагал, что Исаак дожидается меня на пороге, но хранителя нигде не было видно, хотя меня не покидало ощущение, будто кто-то наблюдает за мной из темноты. Под высоченным куполом Кладбища забытых книг стояла мертвая тишина.
