Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 11, 2002

— Это ты о чем?

— Ну, понимаешь… Я вот даже по себе знаю… Иной раз женщина так себя ведет, что… ну… не хочется.

Елена мгновенно наполняется подозрением:

— У тебя что, тоже?!

— Да нет, у меня все нормально… Ох, да что я говорю!

Елена с облегчением стучит по столу:

— Ты уж не пугай. Вы что, совсем все обалдели? Куда ни сунься — сплошной облом… Постой… Что ты сказал? Иной раз? У тебя что, много женщин? Ах ты развратник! А я-то за него еще дочь хотела отдать, кровиночку мою…

— Да нет! Я просто хотел сказать…

— Да шучу я! На чем мы с тобой остановились? Ах да! Так вот, ежели ты насчет жены переживаешь, то успокойся. Помнишь, ты уезжал весной?

— Да что вам эта моя поездка далась!

— Так вот. К твоей — мужик захаживал. Два раза. — Елена показывает на пальцах. — Два! За пять дней. Не рекорд, конечно, но, как видишь, она не теряется. В отличие от тебя. А ты то да сё.

Елена кривляется. Агеев с ужасом узнает себя, вчерашнего, на табурете. И реагирует собой вчерашним:

— Ну и что? Мне Юлька уже доложила. Только не мужик это никакой, а Сережка Миронов, Иркин брат двоюродный.

Елена, довольная, злорадствует:

— Как же, держи карман. А то я Сережку не знаю! Никакой это не Сережка.

Агеев вновь разбит и пленен:

— А… а кто же это?

Звонок в дверь. Агеев растерянно бредет открывать. Елена ехидно кричит вдогонку:

— Вот и узнай! — Про себя Елена тихо ругается: — Надо же, приперлась на самом интересном. Ладно, пойду.

И уходит вслед за Виктором.

На кухне у Агеевых. Ирина достает покупки. Игриво замечает:

— Опять у тебя дама в гостях. И опять, заметь, в мое отсутствие.

— А ты подольше ходи по магазинам… Кстати, почему ты так долго пропадала?

— Как долго? Совсем не долго.

— Три часа — не долго?!

— О господи, да что же мне — не походить по магазинам? Какие еще у нас, бедных женщин, развлечения? Пошарахаться да потаращиться. Иной раз бродишь, бродишь, глаза разбегаются, даже сама не знаешь, зачем идешь, так… Обо всем забываешь…

— И обо мне?

— Если честно — да. Я же говорю — обо всем. Иду, о чем-то своем думаю. А спроси — о чем, и не отвечу.

— Зато я отвечу на этот вопрос.

— Да? Интересно, и о чем же?

— Да все о том же. Помнишь, я весной уезжал к Петру на дачу?

— О-о… Да ведь мы же вчера это уже обсуждали!

— И кто же к тебе приходил? Два раза. — Агеев показывает на пальцах: — Два!

— И на этот вопрос я тебе уже отвечала. Приходил Сережка Миронов, мой брат. Что ты еще хочешь услышать?

— Ты настаиваешь на том, что это был Сережка?

— А кто же еще? — Ирина вдруг не шутя задумывается. — Да нет, точно Сережка. Что ж я, брата не узнаю? Совсем ты мне голову заморочил!

— А вот Елена утверждает, что тоже знает Сережку, но только этот мужик был не он.

— А кто же?

— Не-зна-ко-мый мужчина! А кто — тебе виднее.

Ирина все еще продолжает держаться спокойно:

— Врет она все, твоя Елена. Врет из зависти и еще по ряду причин. Завидует она нам, понимаешь?

— Чему же тут завидовать?

— Хотя бы тому, что у нас все нормально, что спим в одной постели.

Агеев не упускает момента ехидно заметить:

— Не всегда…

Ирина невозмутимо соглашается:

— Бывают моменты, но редко. А она уже три года — ни с кем. Представляешь?

— Да я знаю. Ужас, конечно.

— Откуда ты знаешь?

— Она мне сама сказала. Только что, перед твоим приходом. Кстати, с тобой собиралась поговорить…

— О чем это?

— О том, чтобы… взять меня в аренду.

Ирина изумлена:

— Ку-уда?

— Ненадолго, не бойся! — уже невесть что несет окончательно запутавшийся муж.

Звонок в дверь. Агеев уходит открывать, возвращается в сопровождении взволнованной Юлии, прячется за спину Ирины.

— Вы не слушайте ее! Если мы поженимся, мы будем жить отдельно! А она нам совсем не нужна! Ишь что придумала! — горячечно выпаливает девушка.

— Кто поженится? Кто кому не нужен?

— Как — кто? Мы. Я и дядя Витя. Разве вы еще не знаете? Даже мама сказала, что это хорошая идея. И что уже со всеми договорилась. Разве нет?

— Постой, девочка, ты в своем уме? — Ирина оборачивается к Агееву: — А ты что молчишь? Что тут происходит? — Вновь обращается к Юлии: — Между прочим, он женат, если ты до сих пор не заметила.

Юля несколько растерянна, но напор не снижает:

— Да вы ведь даже не расписаны. И мама сказала, что уже обо всем договорилась…

Агеев бормочет очумело:

— Ты не поняла… Речь шла только об… аренде… И то еще ничего не решено.

Ирина наконец взрывается:

— Да о какой аренде ты все толкуешь, черт вас всех возьми?

Дальнейший диалог Агеева с Ириной вполне безумен:

— О том, чтобы ты ей сдала меня в аренду… Ненадолго…

— Кому ей? Юлии? Тебя? Зачем? И о какой женитьбе она говорит? Ты что, предложение ей делал?!

— Да нет, не Юлии. Юлия здесь ни при чем. Вернее, при чем, но по другому вопросу.

— Ты что, издеваешься надо мной? Ты толком можешь объяснить?

Вклинивается растерянная реплика Юлии:

— А мама сказала, что уже обо всем договорилась…

Агеев потихоньку свирепеет:

— Я уже сам ничего не понимаю. Сама смотри. Сначала пришла Юлия. Это было вчера. А сегодня пришла…

Звонок в дверь. Ирина обращается к Юлии:

— Деточка, открой, пожалуйста. — Агееву: — Ну?

— А сегодня пришла…

Входят Юлия и ее мать.

— …сегодня пришла мать Юлии, вот, Елена, и принесла банку… Скажи ей, Лен…

Ирина подбоченивается:

— Та-ак, соседушка. Это как же понимать?

— Я тебе все сейчас объясню, — говорит Елена, затем обращается к Агееву и Юлии: — Выйдите, нам поговорить надо.

— Минуточку, — возмущена Ирина. — Что это ты тут раскомандовалась? Не надо никому никуда выходить. Мне недомолвки не нужны. У меня за спиной происходит черт знает что… — За ее спиной Юлия умоляюще смотрит на Агеева и тянет его за рукав в комнату. — Как ты смела утверждать, что ко мне мужик приходил в его отсутствие? — Ярость ее выливается и на Агеева: — Прекрати на нее пялиться!

— Это не я, это она! — оправдывается Агеев.

Но Ирина вновь обращается к соседке:

— Ты же прекрасно видела, что это был Сережка! Ну говори, видела? Говори, говори!

Елена нехотя признает:

— Ну хорошо, хорошо, если тебе так спокойнее, пусть Сережка. Зачем нам ссориться? Да еще из-за мужиков! В конце концов, можно и с родственником. Он же тебе двоюродный. Я вот в «СПИД-инфо» читала…

— Ах ты мерзавка, она одолжение мне делает… Да еще с грязными намеками! Да я тебе…

Юлия с мольбой обращается к Агееву:

— Вы же видите, видите, какие они гадкие и злые! Давайте уедем от них!

Агеев бросается к жене, хватает ее за плечи:

— Успокойся, дорогая, прошу тебя!

Но тут закипает и Елена:

— Разошлась! Если бы у тебя три года мужика не было, ты бы небось не так заговорила…

— Пошла вон, потаскуха! — вопит разъяренная Ирина.

— Вы же видите, видите! — кричит в слезах Юлия.

— Успокойся, прошу тебя! — взывает к Ирине Агеев.

— Три года! — показывает на пальцах Елена. — Три! Тебе хорошо говорить… А если бы…

— Вы же видите, видите! — в истерике бьется Юлия.

В дверь кухни заглядывает муж Елены.

— Что ж, будущий зятек, — говорит он Агееву. — Для более тесного, так сказать, знакомства капель бы по пятьдесят, а? Я сбегаю…

Агеев и Ирина в ужасе смотрят друг на друга. Одновременно заходятся в крике:

— А-а-а!

На фоне их вопля по-прежнему звучат реплики:

— Три года!

— Вы же видите, видите!

— Серьезно, я сбегаю!..

По Москве идет одинокая женщина. Бесконечен женский поход по магазинам. Москва меняется. Магазинов все больше. Жизнь меняется. В радость ли это женщине? Много соблазнов, много суетных и путаных мыслей. Вспоминается: раньше всматривались в людей. Теперь — в витрины и машины. Не замечая в них даже собственного отражения.

Владимир Салимон

Между делом

Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Автор десяти поэтических книг. Лауреат премии Europeo di Poesia «Antonietta Drago» за 1995 год. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.

Смиренный Агнец отворил печать.Но понемногу переменымы перестали замечать.Речушек вздувшиеся вены.Налитый кровью — до краев,как Бабий Яр, глубокий ров.

Посреди малоснежной зимы —как Кудыкины горы,набок съехавшие холмы.Покосившиеся опорыеле держат небосвод.Он однажды нас всех убьет.А пока, запрягая в санинеобъезженного стригунка,долго шарит старик в кармане —верно, в поисках огонька.Ясно вижу я Ленина в кепке,весь от ужаса похолодев,вместо надписи на этикетке:         «ГОМЕЛЬДРЕВ».

Внезапно ветер поднялся.И перед нами тотчас всяоткрылась панорама.Река могучая упрямосжимает кольца, как змея.Лаокоон и сыновьяв ее объятьях насмерть бьются.Шумит камыш. Деревья гнутся.

Картинка удалась на славу.Жаль в рамку, как в оправу,я вставить не могу —ни в поле куст, ни дом в снегу.Еловых шишек ароматомнасквозь пронизан зимний лес,но злые птицы благим матомкричат, чтоб в дебри я не лез.

В чем каждый может убедиться,кто на крючок поймал леща?Глубокой осенью водицав реке уж больно горяча.Река как баня водяная.В ней рыболовы поутру,иного способа не зная,готовят рыбу на пару.

Диковинная красота.Река со сводами мостасосуществует неразрывно.Чему противиться наивнои утверждать, что никакойне связан тайной мост с рекой.Невольно разведешь руками.Недоуменье велико —как многотонный мост над намипарит в тумане так легко?

Издалека неузнаваем —дом барский оглашая лаем,собачья свора по угламв нем жмется с горем пополам.Так тарахтит, что спасу нет,с коляскою мотоциклет,скача вприпрыжку, как двуколка,по главной улице поселка.

Все держится на волоске.На честном слове.Но вскоре от потери кровижизнь замирает в городке.Смертельной оказалась рана.Когда б я взял ее в расчет,у покосившихся воротзаметил заросли бурьяна.Кругом разросся борщевик.К нему за лето я привык.С недавних пор, как сад дичает,вокруг никто не замечает.

Хруст колючих сучьев слышен.Первый снег на землю лег.Остается неподвижендо последнего стрелок.У охотника на мушке,чуть покачиваясь, лосьходит-бродит по опушке,ставит ноги вкривь и вкось.

В отсутствии себе подобныхнередко я брожуодин среди камней надгробных.По сторонам растерянно гляжу.Куда ни гляну,все не по мне — не пó сердцу, не по карману.

Бедна палитра. Средства скупы.Как будто горные уступы,ступени снегом замело.У лодки вмерзло в лед весло.Но иногда, едва живая,воображенье поражаянедюжей силой, под мостомспросонок щука бьет хвостом.Восполнить недостаток красокпо силам лишь героям сказок.Плутовка рыжая — лиса —ненастным днем слепит глаза.

Глаз потек у снежной бабы.Озадачился хотя бы.Призадумался всерьезнад причиной бабьих слез.Может быть, твоя винав том, что стала на припекеглина черная видна.Что, как будто руки в боки,крепкоскроенный силач,по дорожке скачет грач.

Сумятица, неразбериха —весне сопутствующий фон —поскрипывает облепиха,в саду капели слышен звон.Кто хочет в отчий дом вернуться,тотчас, когда за ним придут,пошире должен размахнутьсяи бросить медный грошик в пруд.

Земля похожа на цемент.Фантазия богата.А инструмент —лом да лопата.Воображение подчасрисует дивные картины,но слезы катятся из глазу насмерть загнанной скотины.

Мне кажется, только тогда я заметил,как был небосвод по-весеннему светел.Поодаль, идущие в пешем строю,солдаты горланили песню свою.«Никто не молчал при твоем погребенье».Нубийцев колонна прошла в отдаленье.А следом за ними, помедлив слегка,в движенье пришли остальные войска.

В округе снег сошел давно.Как бабочка ночная,на память корка ледянаяоставит по себе пятно.След на асфальте небольшой —все то, что нежным теломи что божественной душоймы называем между делом.

Василий Голованов