Рольф Лапперт - Пампа блюз
— Да.
Лена ставит книгу на место, просматривает названия других и вынимает еще одну.
— И эту тоже?
Я смотрю на книгу. «Браззавиль-бич», роман Уильяма Бойда.
— Да.
Лена запихивает книгу обратно и берет со стола словарь «Дуден», том по немецкой орфографии.
— Вот эту явно не читал?
— Читал, но не всю. Она нужна мне для учебы.
Лена проходит вдоль полок, периодически берет в руки какую-нибудь книгу, быстро листает ее, ставит на место и достает следующую.
Я наблюдаю за ней и удивляюсь, как она умудрилась обыскать квартиру Масловецки, а в мою комнату даже не заглянула, хотя я проспал целых два часа. Правда, может быть, она только делает вид, что не заходила ко мне.
— Многовато книг для садовника.
— Я автомеханик.
— Тем более. У тебя больше книг, чем у моего дяди Георга, а он был учителем.
— Чем-то же надо занять время.
— А мне лень читать. Ужасно, да?
Я пожимаю плечами.
— Мне больше нравится смотреть фильмы.
— До ближайшего кинотеатра отсюда два часа на машине.
— Я смотрю DVD. А ты нет?
Я мотаю головой.
— Я много времени провожу на природе. Занимаюсь скалолазанием.
Лена садится на стул рядом со столом и листает словарь.
— Что ты забыла в наших краях? Здесь же нет никаких гор.
— Я ехала мимо.
— А куда?
— В Тироль.
— Откуда ты приехала?
— Сейчас? — задумалась Лена. — С острова Рюген. Смотрела на меловые скалы.
— Ты конкретно сбилась с пути.
Лена откладывает словарь и берет в руку модель моего автобуса, припаркованного между точилкой и блюдцем со скрепками.
— Я не люблю ездить по прямой, — говорит она через некоторое время. И ставит модель обратно на стол.
Мне так и хочется спросить ее, не любит ли она, случайно, вламываться в чужие дома, например в квартиру Масловецки, но я сдерживаюсь. Если я спрошу, она опять на меня обидится, будет все отрицать и уйдет. А я не хочу, чтобы она уходила.
— Йо-Йо тоже собирает DVD-диски, — говорю я, потому что больше ничего не приходит в голову.
— Бедняга. Интересно, он до сих пор в тюрьме?
— Уже ненадолго. Масловецки заберет его сегодня после обеда и привезет обратно. А вечером будут поминки. Георгия. В девять на заправке.
— Поминки?
— Ну да. Нужно помянуть человека. Так решил Масловецки.
— Гм.
Лена отклоняется на спинку стула и вытягивает ноги.
— А кто придет?
— Да все.
— Карл тоже?
— Конечно. Куда же без него.
Лена улыбается. Она подходит к карте Африки и рассматривает ее.
— Что означают красные флажки? — спрашивает она.
— Там работал мой отец, — отвечаю я.
— А черный флажок?
— Там он разбился на самолете.
— Ах… Вот я дура. Прости, что спросила.
Лена вертит глобус на комоде.
— Да ничего, — говорю я.
— Масловецки говорит, ты собрался в Африку. На автобусе.
— Ну да, когда-нибудь. Может быть.
— Не живи мечтами, а воплощай их в жизнь. Слышал такое? — Да.
— Отличный девиз, я считаю.
Лена берет с нижней полки книжку «Моби Дик».
— Ты ее читал? От корки до корки?
— Конечно.
Лена открывает книгу и погружается в чтение.
Я хочу сесть на кровать, но мне приходит в голову, что это будет выглядеть странно, и я остаюсь стоять на месте.
— Так много… слов, — бормочет Лена.
Я смеюсь.
— Ну да, целая куча.
Лена захлопывает книгу, поднимается со стула, подходит ближе и встает передо мной.
— Ты любитель слов, верно?
Я киваю. Голова снова становится горячей.
— Мне немецкий никогда не давался, — говорит Лена. — Если я пишу СМС, то делаю не меньше десяти ошибок. И никогда не помню, где надо ставить запятые.
— Немецкий очень легкий, — говорю я. — Нужно только захотеть. Нужно заниматься им. Язык — удивительная вещь.
Вот черт, я говорю совсем как старик Ломан, наш учитель немецкого.
Вдруг наступает тишина, такая, что я слышу, как дед пришлепывает бумажки к стене.
— Например, надпись у тебя на футболке, в ней ошибка, — поясняю я. Вообще-то я не собирался ничего пояснять, но тишина показалась мне неприятной. А еще я не хочу, чтобы Лена подумала, что я пялюсь на ее грудь.
— Что?
— Неточное предложение, — говорю я. — Тут написано «Я был в Вингродене и обязательно вернусь обратно». Это нелогично.
— Да?
— Да. Представь себе, что ты возвращаешься обратно… Кстати, где ты живешь?
Лена размышляет.
— В последнее время — в Берлине, — сообщает она.
— Хорошо. Ты едешь назад в Берлин и говоришь, то есть пишешь на футболке: «Я была в Вингродене и вернусь обратно». Что означает — я была в Вингродене и вернусь обратно в Берлин! Понимаешь?
Лена смотрит на меня без всякого выражения.
— По правилам надо сказать: «Я была в Вингродене и вернусь сюда снова». Потому что ты живешь в Берлине.
— Не вижу разницы.
— Еще лучше было бы написать «Я была в Вингродене и когда-нибудь снова вернусь сюда, потому что здесь так здорово». Хотя кто станет такое писать. Тем более здесь совсем не здорово.
— Гм…
Лена морщит лоб.
— Я уже объяснял Масловецки, но он не понимает.
— Я тоже.
— Можно вообще написать: «Я люблю Вингроден и обязательно вернусь сюда». Так правильно. Хотя тоже смешно, потому что никто, кроме Масловецки, не любит нашу дыру.
Знаешь, какое словосочетание получается из букв в названии?
Лена мотает головой.
— «Вроде нигде». Ужасно, да?
— А по мне — даже романтично.
Я смеюсь, как смеются над плохой шуткой.
— Что здесь романтичного?
Лена делает шаг ко мне, притягивает к себе мою голову и целует меня в губы. Ее язык касается моих губ. Ненадолго. На несколько секунд. Целая вечность. Которой мало. Но у меня все равно перехватывает дыхание, и сердце отдается где-то в горле.
— Увидимся вечером.
Лена проводит пальцем по моей щеке, разворачивается и уходит.
18
Уже в половине девятого мы с Карлом поднимаемся по наружной железной лестнице на крышу мастерской. Вилли, Отто и Курт пришли еще раньше и установили наверху длинный стол, лавки и гриль, от которого в небо идет кольцами дым. На улице до сих пор жарко и светло, но здесь дует легкий ветерок. Участок пола, на котором мы стоим, застелен досками, а под ними — листы жести. Деревянный забор ограждает площадку размером около тридцати квадратных метров от остального пространства, покрытого рубероидом и гравием. Забор — высотой по пояс, он поставлен для того, чтобы никто не подошел слишком близко к краю и не упал. Облокачиваться на перила лучше не стоит, потому что дерево гнилое, прямо как на веранде у Карла.
Крыша — единственное место в деревне с панорамным обзором, и хотя смотреть вокруг почти не на что, я все равно люблю сюда приходить. Прошлым летом мы с Масловецки частенько засиживались тут до полночи, пили пиво и гоняли мячи для гольфа, а Карл восседал на своем складном стуле и пополнял запасы синеньких бумажек. Тем же самым он занят и сейчас, с той лишь разницей, что сегодня на нем хороший костюм и он чисто выбрит. Я тоже при параде, но если бы я знал заранее, что Курт и Отто придут в рабочей одежде, не стал бы так выряжаться.
— Вы вообще знаете, по какому поводу мы сегодня собрались? — спрашиваю я этих троих.
— Прощальная вечеринка для Георгия! — выкрикивает Отто, занятый тем, чтобы повесить цветные бумажные фонарики на шнур, натянутый между пляжным зонтиком и пустым, давно не использующимся баком для воды. Фонарики он заказал у одного торговца, который продает военную форму, ордена, монеты и тому подобный хлам бывшей ГДР. Они желтые, с серпом и молотом. Отто развешивает их на все праздники, даже на Рождество; сегодня вечером, пожалуй, впервые изображенные на них мотивы имеют хоть какое-то отношение к происходящему.
— Верно, друзья! — кричит Курт. — Выпьем за здоровье нашего сумасшедшего русского!
Он осушает свой бумажный стакан и подбрасывает еще древесного угля в гриль, рядом с которым пристроился спящий Рюман.
Вилли, одетый по торжественному случаю в длинные серые брюки и черную рубашку, смотрит на меня и качает головой:
— Знаю, о чем ты сейчас думаешь, Бен. Эти двое невыносимы. Но мы-то с тобой понимаем, зачем мы тут собрались.
Он улыбается мне и продолжает расставлять свечи, сухие цветы и гипсовые фигурки ангелов по столу, на котором уже появились стопочка пластиковых тарелок для каждого, стаканчики, две миски с макаронным и картофельным салатом, корзинки с нарезанным хлебом, несколько бутылок красного вина и бумажные салфетки.
— Куда подевался Масловецки? — спрашиваю я собравшихся.
Из их болтовни вполголоса я понимаю, что Масловецки не выходил ни с кем из троих на связь. Я сажусь рядом с Карлом на складной стул и тянусь за одной из бутылок, которые лежат в жестяной ванночке со льдом. Но передумываю и наливаю себе стакан яблочного сока, который пьет Карл.
