Дэниел Уоллес - Арбузный король
— В самом деле? — В голосе Эйвери также появилась усталость.
Было ясно, что он сдается. Сдался и я, но деда это не остановило.
— Я убил человека, — объявил он официальным тоном и, посмотрев на меня, поймал мой ответный взгляд. — Я давно должен был тебе рассказать, Томас, и я собирался, да все не было подходящего случая. Но теперь это вышло наружу. Я убил человека, очень давно. Неумышленно — это был несчастный случай, но мне пришлось бежать из городка, где я родился и вырос. Туда я уже не вернулся. Я сменил имя и — по документам — стал совершенно другим человеком. Позднее, встретив Эллен, я решил, что с этим покончено. Я имею в виду — с ложью. Все эти годы память о прошлом тяжким бременем лежала на моей совести. И я думаю, именно это приводило к разным… последствиям. Моя жена, потом Люси. И так далее. Это неизбежная расплата, Эйвери. Прошлое так или иначе дает о себе знать. Это проверенный, научный факт.
Но Эйвери уже его не слушал. Для одного дня с него было довольно дедовских россказней. С меня же их было довольно навсегда.
— Итак, — уже в который раз вздохнул Эйвери, заканчивая этим вздохом беседу, — ты не можешь не знать о такой вещи, как нарушение профессиональной этики. Ты мой друг, и потому мне особенно тяжело это говорить, но мы не можем ввязываться в судебный процесс. Твои действия сказываются на нас всех, и я обязан поднять вопрос на совете, Эдмунд. Буду очень удивлен, если в результате тебя не лишат лицензии.
Мой дед кивнул и улыбнулся.
— Я тоже буду очень удивлен, — сказал он.
Это была долгая и мучительная поездка домой. Случается так, что люди многое должны сказать друг другу, но не знают, как к этому приступить. Или не хотят. Я даже избегал на него смотреть. Я просто не мог повернуть голову в его сторону. Я смотрел в боковое окно, привалившись плечом к дверце и создавая между нами максимально возможную дистанцию.
— Я помню время, когда на этом месте стоял лес, — сказал он наконец, указывая рукой на ряды магазинчиков и кафе вдоль шоссе.
Я почувствовал на себе его взгляд, откинул с глаз прядь волос и не произнес ни слова.
— Когда ты родился, — продолжил он, — здесь была только дорога и на обочинах ничего, кроме сосен.
— Когда я родился, — пробормотал я.
— Вот именно, — сказал он, и я понял, что мне не следовало этого говорить, потому что мои слова подстегнули его воображение. — Когда ты родился — хотя слово «родился» не совсем точно отражает суть этого события. Слово «появился» здесь более уместно. Итак, когда ты появился…
— О боже! — простонал я.
— Что?
Его нога рефлекторно нажала на тормоз. Я покачал головой:
— Ничего.
Машина позади нас требовательно просигналила, и дед прибавил газу. Но все равно он ехал слишком медленно, и нас обгоняли все кому не лень — дед никогда не любил быстрой езды. Я обратил внимание на дорогу, отходящую вправо от трассы, ко свежевспаханному полю. Даже я помнил времена, когда на этом месте стоял лес: это было не далее как на прошлой неделе.
— Неприятный разговор случился в офисе, — сказал он. — Мне очень жаль. Если б я знал, ни за что не потащил бы тебя с собой. Тебе не следует слышать, как люди говорят подобные вещи о твоем деде.
Я взглянул на него и не смог удержаться от смеха.
— Не следует слышать? Можно подумать, я слышу что-то другое всю мою жизнь! Все те же истории. Вранье. Всякая состряпанная по ходу дела хреновина. Извини за выражение, но твои Зевсы, Аресы, аисты — это сплошная хреновина. Я родился обычным образом, как и всякий нормальный человек, а потом моя мама умерла.
— Это правда, — сказал он.
— Но почему ты просто не сказал мне правду?
— О'кей, — сказал он. — Сейчас говорю: ты родился обычным образом, а потом твоя мать умерла.
Пожалуй, впервые в жизни я услышал, как мой дед говорит просто и без выкрутасов. Начало было положено. Сам по себе этот факт придал мне уверенности.
Мы ехали дальше с той же скоростью; слева и справа нас обгоняли машины.
— А что было дальше, сразу после моего рождения? — спросил я. — И до него? Что было перед тем?
— Это совсем другая история, — сказал он.
— Ну конечно, еще одна история, — вздохнул я, вновь теряя надежду. — Прекрасно. Мне сейчас как раз не хватает очередной истории.
Я отвернулся к окну и стал смотреть на работников дорожной службы, направляющих движение в объезд ремонтируемого участка. Мне пришла в голову мысль выскочить на ходу из машины и дать деру.
— Не волнуйся, — сказал дед и, протянув руку, похлопал меня по колену — иногда он таким способом демонстрировал свою привязанность. — Все будет хорошо. У тебя все будет хорошо. Проблема, Томас, не в нас с тобой, а в других. Многие люди вроде Эйвери, мистера Эймса… они недостаточно открыты. Мир предлагает им массу интересных возможностей, но они отказываются принимать этот, мир таким. Знаешь почему? Потому что это недалекие люди, мелкие души. А знаешь, отчего у них мелкие души? Оттого что они выросли в мелких, захолустных городках. Я серьезно говорю. Поразмысли над этим. Мы почти все время слышим о больших городах, но мир в основном состоит из мелких городов и местечек, где живут люди с мелкими душами, маломерными сердцами и мелочными интересами. Не все, конечно. Бывают исключения. Иные выходцы из мелких городов со временем набирают масштаб, но в подавляющем большинстве они безнадежны. Я рассчитываю на то, что ты будешь особенным человеком, Томас. Ты не из мелкого города. Сейчас ты производишь впечатление прозаичного, лишенного фантазии юноши, но со временем это изменится. Суть не только в том, что ты не происходишь из мелкого города. Суть в том, что ты вообще непонятно откуда произошел. Телевизор, который ты смотришь, музыка, которую ты слушаешь, прочитанные тобой книги — ты можешь происходить откуда угодно. И это прекрасно! Я никому не говорил и не скажу об этом парадоксе, кроме тебя, а то люди могут это неправильно истолковать. Ты лучше их, Томас. Ты лучше людей из мелких городов. У них есть прошлое, и это прошлое привязывает их к родному месту. Это как мощная стена, через которую они не могут перелезть и которую не могут обойти стороной. Тогда как перед тобой нет преград, тебе открыты все горизонты, открыто будущее. Всегда смотри вперед, на горизонт. Ты молод. Никогда не волнуйся о том, что уже произошло; и если кто-то попытается внушить тебе обратное, просто скажи: «О чем это вы? Подумаешь, какие пустяки!» — и иди дальше своей дорогой. Не уподобляйся людям с мелкими душами, Томас.
Я продолжал смотреть в окно. Вообще-то я был бы рад иметь прошлое. Но ему я этого не сказал.
— Подумаешь, пустяки, — сказал я.
Остаток пути мы проехали молча.
— Через год после твоего рождения, — рассказывал мне дед, — еще до того, как в эти края проложили автостраду и обстроили ее заправочными станциями, магазинами и придорожными кафе, я совершил длительную поездку по сельской местности и приобрел участок в десять акров, где мы в конце концов и обосновались. До того мы с Анной жили в Эджвуде, где дом был наполнен воспоминаниями об Эллен и Люси, и мы решили купить наш с Анной первый совместный дом, чтобы немного ослабить давление прошлого. Участок был совершенно не разработан, но стоило мне только представить, каким он может стать, как я сразу влюбился в это самое представление. Оставив тебя с сиделкой, я привез Анну для осмотра места. Она всегда выражала готовность взглянуть на что-нибудь новенькое. И вот она обошла участок, и я показал ей, где будет проходить подъездная дорога, где будет стоять дом и где мы будем сидеть, любуясь красотой закатов. Она сказала, что все это очень мило: тишина, деревья, виды. Особенно ее восхитили оленьи тропы в лесу — я сказал, что сюда забредают северные олени. Однако она засомневалась, стоит ли поселяться так далеко от цивилизации. После Эшленда ей понравилось жить в большом городе.
«Мы добирались сюда почти двадцать минут», — сказала она, пиная носком туфли комок грязи с налипшими на него соломинками.
«Ты сейчас стоишь в гостиной, — сказал я, хотя на самом деле она опиралась рукой о ствол сосны. — Подумай об этом, Анна, — в собственной гостиной!»
«А ты где стоишь?»
«Я сейчас на кухне», — сказал я.
«Тогда, может, принесешь мне оттуда что-нибудь выпить? — сказала она. — Что-то жажда мучит».
Я рассмеялся, и она тоже, а затем она повисла у меня на шее.
«Вот только до города далековато», — сказала она мне на ухо.
«Город сам очень скоро доберется сюда, — сказал я, — и ты еще будешь желать оказаться от него подальше».
Я слегка оттянул назад голову Анны и заглянул ей в глаза, а затем повернулся так, чтобы она могла видеть статую Вулкана на Красной горе, в нескольких милях оттуда. Солнце садилось, задевая вершины холмов. Я отошел в сторону от Анны и раскинул руки, обнимая все пространство перед нами.
