Семен Данилюк - Милицейская сага
- Так бытовики, торговля.
- Наверняка юбилей совместной отсидки, - громко догадался Тальвинский.
- Пойдем, Андрюха, хватит народ веселить, - Чекин вытянул взъерошенного приятеля на крыльцо. - Не нервничайте так, юноша. Привыкайте соответствовать. Слышал же -хозяева!
- Товарищи! Ну, куда же вы, товарищи? - швейцар, только что державший решительную оборону, делал энергичные зазывные движения. - Приглашают!
- Опомнились?! Вот теперь и поглядим, что за сволота там банкует.
Гордый и несмирившийся, Тальвинский шагнул в вестибюль, пренебрежительно отодвинув переменчивого дядю Сашу, и... остановился. Остановился, ткнувшись в его спину, и Чекин.
Прямо над ними, на среднем пролете убегающей вверх лестницы, выложенной потертой ковровой дорожкой, стояла высокая, отлично сложенная брюнетка в длинном темном платье с белым жабо и такими же белыми кружевами на рукавах. Убедившись, что она замечена, женщина, защипнув платье над коленями, принялась неспешно спускаться. И - жизнь вокруг замерла: хотя лестница выглядела достаточно широкой, находившиеся поблизости остановились, прижавшись к стене или к перилам, как делают водители индивидуальных машин при виде правительственного эскорта.
- У нее сзади шлейфа нет? - засомневался Чекин.
- Королева, верно? - Тальвинский прищелкнул пальцами. - Прошу любить и жаловать: госпожа Панина, собственной персоной. В свое время прихватил на трехсотрублевой взятке, обставил все до винтика. Но - умная, стерва, сорвалась. Между прочим, до этого побывала в Горпромторге. Сняли по-тихому после истории с Котовцевым.
- Та самая?! И где сейчас?
- Этого не знаю. Но, слышал, вот-вот предом горисполкомка назначат. Ходят слухи, очень удачно под Первого легла.
- Маргарита Ильинична! - он восхищенно зацокал языком. - Все так же восхитительна.
Вблизи она оказалась старше, - лет за сорок. Но странно - это ее не портило. Это были сорок лет, вызывающие живое, свежее воспоминание о двадцати пяти. К тому же чуть потрескавшееся лицо было покрыто нежной пленкой крымского загара цвета крембрюле. И на нем разудало улыбались влажные глаза.
- Андрей Иванович! Сколько лет, - с уверенностью красивой женщины она положила Тальвинскому руки на плечи и намеренно томно, чуть приподнявшись на носки, отчего под платьем обрисовался рельеф тугих икр, коснулась губами щеки. Тут же отстранилась:
- Все такой же мужественный и неотразимый. Лучше отодвинусь, чтоб не расстраиваться. А я-то не пойму, что это там за шпана с дядей Сашей воюет. Обозналась, каюсь.
Тальвинский мстительно зыркнул на смутившегося швейцара.
- Слушай, мать, казни, но, кажется, соврал: еще лучше стала. Как настоящее вино, хорошеешь с возрастом.
- Страшно подумать, что будет к семидесяти, - бестактно брякнул Чекин.
Панина вопросительно посмотрела на Тальвинского. Тот посторонился:
- Знакомьтесь. Мой друг и руководитель...
- Майский день, именины сердца. Чекин.
- Тот самый знаменитый Чекин? - не выказывая обиды, она с интересом, не таясь, оглядела его. - Наслышана.
- Вряд ли. Я не кинозвезда, - рядом с ней Чекин почему-то чувствовал себя неловким. Может, оттого и грубил.
- В мире, где я вращаюсь, начальник следствия популярней кинозвезды. Очень рада.
- Ой ли?
- Рада, рада. Человек, которого мои бабы особенно часто поминают недобрым словом, обязательно должен быть незаурядным. А я, правду сказать, люблю необычных мужчин.
- Да, забыл представить, - спохватился Тальвинский. - Маргарита Ильинична Панина. Большой руководитель и - редчайшее сочетание - истинная женщина.
- Ну да, как же. - Панина, уличающе засмеявшись, подхватила Чекина под руку и повлекла к лестнице, тем самым побуждая и Тальвинского двинуться следом. - Вы знаете, товарищ Чекин... Товарищ, это не слишком панибратски? Может, проще по имени?
- Аркадий.
- У! Какая прелесть. Спасибо. Так вот, известно ли вам, Аркаша, что на самом деле думает обо мне этот коварный человек? Карьеристка, самодурка и даже - не поверите - воровка!
- Да что вы?!
- Маргарита Ильинична, побойся бога! - весело поразился Тальвинский. - Ни сном, ни духом.
- Точно, точно, - Панина пальчиками повернула подбородок Чекина к себе, как бы предлагая не обращать внимание на оправдания сзади, а слушать только ее. - Он ведь даже, остроумец эдакий, в тюрьму меня посадить хотел.
- Ах, злодей! - усмехнулся Чекин.
- Маргарита, помилуй! - пораженный ужасным поклепом, Тальвинский протестующе воздел руки.
- Хотел, хотел! - Панина хрипловато рассмеялась. - А только не вышло у него ни черта.
Тальвинский деланно смутился, будто вышла наружу старая шалость, за которую положено бы стыдиться. Но - не стыдно, а просто приятно и чуть грустно.
Наверху лестницы, у входа в зал, откуда доносились громкие выкрики, Панина приостановилась:
- У нас тут сабантуй. Вы как, со всеми или в кабинет? Если в кабинет, то могу к вам присоединиться.
- Желательно без аншлага, - среагировал Тальвинский, разом запамятовший о приглашении на девичник.
- Нет проблем, - Панина сделала жест в сторону своевременно подвернувшейся пухлолицей и пухлоколенной официантки.
Та учтиво приблизилась несколько ближе, на расстояние, позволявшее без напряжения слышать, но в то же время сохранявшее почтительную дистанцию между нею и говорившей. - Проводи товарищей...Вы, мальчики, пока размещайтесь. А я заскочу, подброшу моим бабенкам веселья.
И королева, отпуская их, благосклонно склонила длинную шею.
Официантка, аппетитно перекладывая обтянутые миниюбкой ягодицы, провела vip -клиентов через подсобку в портативный кабинетик. Какой-то умелец исхитрился уместить здесь и полный хрусталя сервант, и полированный, в липких потеках стол, одна из ножек которого стояла прямо в глубокой, полной окурков тарелке, и вовсе неведомо как вбитый меж ними диванчик. На диванчик этот Тальвинский, едва войдя, и обрушился.
- Остерегись, развалишь.
- Как же. Не такие нагрузки выдерживал, - Андрей быстро попрыгал, и - диванчик томно, интимно застонал. - Видал? Где эта официанточка? Душа просит. За Валюху выпить хочу. Пусть ей семейная жизнь пухом будет. - Стало быть, окончательно определился?
- Стало быть, так. Возражаешь?
- Тебе решать. Только имей в виду: служба - это всего лишь служба. А такие, как Валентина, один раз в жизни выпадают. Да и то не каждому, - Чекин сдержал вздох.
- Потому и поминки... Ну, красавица, тебя только за смертью посылать!
Андрей перехватил поднос у вошедшей официантки.
- Ну, по водочке?
- А мне сотняшку "Камю"! - послышалось сзади. В кабинетик ворвался шум зала, и из скрытой двери вошла Панина.
Не только раскрасневшееся лицо, но и резкие движения, и прибавившаяся хрипотца, - все свидетельствовало, что к своему недавнему намерению: подбросить веселья, - отнеслась она вполне добросовестно.
- Что тоскуете, добры молодцы? - незримым движением она отослала официантку, склонилась над сидящими, обхватив обоих за плечи. - Эх, мальчишки! Какая жизнь великолепная начинается. Только - лови удачу! И - дыши полной грудью. А вы тут сидите в закутке угрюмые, зажатые. Так счастье свое и просидите. Вот ты, Андрей Иванович, представительный мужик. И чем развлекаешься? Старика- швейцара гоняешь. Да твоего ли уровня такие люди? В гору вот-вот пойдешь.
- Пойдешь тут, пожалуй, - припомнив несостоявшуюся аттестацию, Тальвинский с ожесточением сокрушил цыплячье крылышко.
- Пойдешь, пойдешь, - Панина, не отрываясь, смотрела, как дробятся нежные косточки под натиском крепких, как морские камушки, зубов.
- Откуда сведения? - чуткий Тальвинский перестал жевать.
- Знаю.
Панина помолчала, позволив вернувшейся официантке налить коньяку, одобрительно пригубила, заметила, как та, оправляя стол, будто случайно придвинула блюдо с севрюгой к Чекину. - Во дают! Уже и девку обольстили. Свободна! Ну, за встречу, за знакомство и - за содружество родов войск.
Эффектно, по гусарски отставив локоток, опрокинула в себя рюмку. Какое-то мгновение сидела, собрав нос, губы, щеки в жуткую, но обворожительную гримасу. Тальвинский подумал, сколько ж надо времени репетировать у зеркала, чтоб так дерзко искажать немолодое лицо.
Обмахивая рот салфеткой, Панина потянулась к блюду с нарезанными апельсинами.
- Ты чего-то насчет горы говорила? - небрежно напомнил Андрей.
- Горы? Какой горы? - казалось, она и забыла об обнадеживающем намеке. А может, и не намекала? Чудиться стало. Тальвинский остервенело ухватился за бутылку.
- Ах, горы! Недавно на сессии облсовета с вашим генералом сидели. Живой старикан. Игрун. Заговорила чего-то о тебе. Так, представь, хорошо помнит. Жаловался, что ты из него вволю кровушки попил. Я уж по старой дружбе расхвалила. Теперь вижу - сверх меры.
- Кланяйся, дурень, - нетвердой рукой подтолкнул приятеля Чекин. Маленькие его глазки после выпитого слегка заматовели. - Благодари благодетельницу. И - к плечику не забудь приложиться.
